— Еще бы! — Звонко рассмеялась Афина. — Геката просто не может нравиться — никому… кроме, разве что этого одноглазого бродяги! Впрочем, это приносит пользу: она выболтала ему все свои секреты, или почти все… Не такие уж великие секреты, конечно! Одним словом, я знаю, что она старалась натравить на нас разъяренных Охотников — всех разом, и теперь очень зла на тебя за то, что ты ей помешал…
— А еще больше за то, что я не прельстился ее воистину неземной красотой!
— Фыркнул я.
— А ты не прельстился? — Недоверчиво спросила Афина. — Она говорила…
— Могу себе представить! Подумай полчаса и реши, кому из нас следует верить.
Афина действительно задумалась — правда, всего на секунду — и снова хихикнула, тоненько, как девчонка:
— Вообще-то, никому, но в данном вопросе… скорее уж тебе! Могу тебя понять! Ничего, пусть себе злится… — Она внезапно стала серьезной и доверительным шепотом сообщила:
— Геката хорохорится, но ее дела очень плохи. Может быть, хуже, чем у всех нас вместе взятых… Один сказал мне, что у нее болит зуб — представляешь? Геката это скрывает, но уж он-то умеет почувствовать чужую боль, если захочет… Вообще-то, это совершенно невозможно: зубы болят только у людей!
— И это лишний раз доказывает, что я — обыкновенный человек… по крайней мере, был им не так давно. — Печально усмехнулся я, вспомнив свой последний визит к стоматологу — не так уж давно это было, если измерять время с помощью часов и настенных календарей! Я решительно отогнал сие омерзительное воспоминание — только этого мне не хватало! — и попросил Афину:
— А теперь все-таки отвернись, ладно?
Мне действительно пора…
Она кивнула, развернулась на сто восемьдесят градусов и быстро зашагала по залитой лунным светом тропинке. Потом меня подхватила упоительно сладкая темнота, а через несколько мгновений — или часов? — я проснулся возле своего угасающего костра, в таком замечательном расположении духа, что это даже настораживало.
— У тебя снова изменились планы, Владыка? — Понимающе спросил Джинн. На сей раз его глухой голос не звучал укоризненно: наверное, он уже смирился с моими причудами…
— Представь себе, нет. — Улыбнулся я. — Нет у меня никаких планов, так что и меняться нечему. Пусть себе идет, как идет!
— Я воистину счастлив услышать, сколь искренне ты произносишь это вечное заклинание мудрецов. — Почтительным шепотом сообщил Джинн.
— Сейчас я тебя разочарую. — Улыбнулся я. — Я вспомнил, что у меня все-таки есть одно неотложное дело. Сначала я его сделаю, а вот потом, пожалуй, действительно стану мудрецом: всю жизнь собирался, а тут такой шанс…
У меня действительно имелась проблема — всего одна, но мне казалось, что ее надо уладить как можно скорее. Все эти религиозные секты, о которых рассказывал Анатоль… Смех смехом, но было в них что-то катастрофически не правильное! Пока я пил изумительный чай с сильным привкусом кислых зеленых яблок, я понял, в чем дело.
В этом я был ужасно похож на своего коллегу, Одина: я тоже ужасно боялся совпадений с каноническим описанием конца мира. Только для Одина «каноническим» было прорицание Вельвы, а для меня — видения сумрачного отшельника Иоанна. Вообще-то пока все было в порядке: я имел все основания полагать, что все-таки не являюсь «зверем, выходящим из бездны», или «космическим узурпатором», а обещанная «труба архангела» принадлежала чернокожему Чарли Паркеру, да и действовал я отнюдь не «во имя свое», а по просьбе этого неотразимого мультяшного красавчика, Аллаха… Но были там слова «в храме Божием сядет он как Бог, выдавая себя за Бога». Разумеется, ни за какого «бога» я себя не выдавал — и не собирался! — но мне очень не нравилось, что мои ребята справились с этой задачей и без моего участия.
Надо было выбить из них эту дурь, и чем скорее, тем лучше!
— Мне надо прочесть коротенькую, но содержательную лекцию своему верному войску. — Сообщил я Джинну. — Как бы мне устроить, чтобы они меня услышали — все до единого?
— Забавный вопрос, Владыка! — Снисходительно улыбнулся он. — Тебе достаточно просто этого захотеть… Впрочем, я могу помочь тебе вознестись в небо над их головами…
— Пожалуй, не стоит… — Нерешительно возразил я. — Я как раз собираюсь сообщить им, что я, в сущности — такой же чайник, как и они сами. Если при этом они увидят в небесах мой сияющий лик, все мои аргументы будут выглядеть довольно бледно, сам понимаешь…
— Ты собираешься сказать этим несчастным людям, что ты — не бог, и поэтому они не могут рассчитывать на то, что в последний момент ты спасешь их никчемные жизни и души заодно? — Печально спросил Джинн. — Но им вряд ли нужна такая жестокая правда.
Ты отнимешь у них последнюю надежду…
— Вот! Именно это я и собираюсь сделать! — Весело согласился я. — И не потому, что я — такой уж великий злодей, скорее наоборот. Чтобы получить шанс на бессмертие, надо отказаться от надежды на него… вообще отказаться от надежды. Отчаяние — удивительный ключ к могуществу, даже не ключ, а отмычка, способная открыть почти любой замок… и обычно это — единственный ключ, доступный человеку!
— Я не понимаю. — Нерешительно сообщил Джинн.
— Конечно, ты не понимаешь! Ты же не человек. — Согласился я. — А мой рецепт хорош только для людей.
— И ты действительно уверен, что отчаяние пойдет им на пользу? — Впервые на моей памяти голос Джинна звучал столь недоверчиво.
— Я никогда ни в чем не уверен. — Улыбнулся я. — И скажу тебе по секрету: это самое неоспоримое из моих немногочисленных достоинств!
А через полчаса я уже разглагольствовал, стоя в центре необозримо огромной толпы.
Таинственная связь, которая установилась между мной и моей армией во время перехода через призрачный храм Сетха и заставила их дышать в одном ритме со мной, снова дала о себе знать: теперь я чувствовал, что даже те люди, чьи головы казались мне разноцветными точками у линии горизонта, и те, кого я не видел вовсе, слышат каждое мое слово — мне даже не требовалось повышать голос.
— Я пришел, чтобы отнять у вас последнюю надежду. — Начал я, памятуя о недавнем диалоге с Джинном. — Я пришел, чтобы сказать вам: я — не тот, кто сможет спасти вас.
Единственное, что я могу, так это в назначенный срок привести вас к тому месту, где решится наша общая судьба. Поклоняться мне глупо и бесполезно, ребята. С таким же успехом вы можете поклоняться друг другу — или выпросить у моего Джинна по зеркалу и молиться собственному отражению — чем не икона?! Может быть, я — просто один из вас, может быть, меня лепили из другого теста — какая, к черту, разница! Я, как и вы, не знаю, что ждет нас завтра — и уж, тем более, в это роковое полнолуние последнего декабря…
Я, как и вы, боюсь смерти, и пытаюсь отсрочить тот день, когда она пригласит меня прогуляться за линию горизонта. И имейте в виду: если кто-то и сможет уговорить судьбу переменить свое ужасающее решение, то этот парень — не я. Поэтому не тратьте драгоценное время на то, чтобы повторять мое имя перед тем, как заснуть: эти удивительные мгновения между явью и сном можно использовать с большей пользой…
А меня не надо ни любить, ни бояться — это просто непрактично, поскольку ничего не меняет. Я — не «большой папочка», который может спасти праведных и наказать нехороших — его попросту нет, и никогда не было. У вас осталось слишком мало времени, чтобы тратить его на старые добрые глупости.
Миллионы человек вокруг меня молчали, затаив дыхание. Их молчание не было ни гневным, ни испуганным — это обнадеживало. Мне даже показалось, что в конце моего «большого откровения» по толпе пробежал тихий вздох облегчения, всколыхнувший неподвижные лица людей, как полуденный ветерок сухую траву. А потом я понял, что все они ужасно хотят спросить у меня: «ладно, шеф, положим, ты действительно не „большой папочка“, но скажи: что нам теперь делать?» — даже не так, на самом деле, каждый из них хотел спросить: «что теперь делать МНЕ?»
— Давайте будем просто жить и идти дальше — это наша судьба, изменить которую мы с вами пока не в силах. — Мягко сказал я. — Мы все знаем, что скоро этому прекрасному миру прийдет конец, но сегодня сверкающие песчинки рассыпаются под нашими ногами, и солнце каждое утро и каждый вечер поджигает горизонт — специально для наших с вами глаз — все еще широко открытых! — а потом сумерки окрашивают все в изумительно синий цвет… У нас очень мало времени, но оно все еще есть, и мы можем попробовать закончить свою биографию, коряво нацарапанную на клочке туалетной бумаги таким ошеломительно красивым росчерком, что ангелы, ответственные за чтение этой макулатуры, раскаются и сделают себе харакири… Только прекратите ваши идиотские споры о том, каким образом следует преклоняться перед моей персоной, ладно? Как крупный специалист в области познания себя, могу однозначно порекомендовать: ничего не надо. Вообще ничего!
Я повернулся и пошел прочь — в ту сторону, где не было никакой толпы, только вдалеке паслись несколько белоснежных дромадеров, хозяев которых я уже как-то незаметно привык считать своими друзьями… Я чувствовал себя очень усталым и одновременно таким легким, что хотелось набить карманы камнями, чтобы ветер не унес меня как воздушный шарик — как любой человек, только что успешно закончивший тяжелую, но очень нужную работу, которая долгое время висела на нем невидимым, но тяжелым грузом…
Наше путешествие на север продолжалось. Я не вел счет дням и не утруждал себя составлением перечня событий. Кто бы мог подумать: я был спокоен и почти счастлив… и самое главное: я больше ничего не боялся! Я даже не спешил на свидание к Афине — не потому, что мне этого не хотелось, просто знал, что время еще не пришло: в моем сердце появился какой-то загадочный таймер, возможно — просто старинные песочные часы, и я с ленивым любопытством наблюдал, как золотистые крупицы одна за другой оседают в нижней половине этого невидимого прибора.
В один из дней я обнаружил, что в ушах Анатоля поселились крошечные наушники, а в кармане его куртки — аккуратный голубой плеер «sharp». У него было счастливое отрешенное лицо удачливого путешественника по виртуальной реальности, и я тут же начал умирать от зависти.