– Это была идея Дерби? – услышала она голос за спиной.
Кейли обернулась, опустив разряженный пистолет, и увидела отца Амброса. Он выглядел точь-в-точь как средневековый монах в своей длинной рясе и с веревкой на поясе, для полноты сходства ему не хватало только лысины.
– Да, – коротко ответила Кейли, она не была расположена к обсуждению доводов за и против огнестрельного оружия. Хотя отец Амброс был частым гостем на ранчо, он все же был священником, а священники зачастую становились глашатаями плохих новостей. – Что-то случилось? – Сердце Кейли сжалось в ожидании беды.
– Нет, миссис Элдер, – поспешил успокоить ее Амброс – Саймон поправляется в Трипл Кей, его все еще мучают боли, но инфекции нет. Как говорит Ангус, не бывает такой раны, чтобы она не болела.
– А как Ангус? – Кейли не забыла предупреждение доктора о том, что ее свекор сам в опасности. – Я не сомневаюсь, что все это стало для него тяжелым ударом.
По лицу Амброса скользнула грустная улыбка.
– Конечно. Он места себе не находит, мечет громы и молнии, потому что он не на тридцать лет моложе и не может помочь Уиллу и Дерби выследить Шинглера.
Кейли сунула пистолет, не очень-то романтический подарок Дерби, в карман передника.
– Я знаю, что чувствует Ангус. – Кейли взяла священника за руку. – Но что касается меня, то мой возраст вроде бы не является препятствием. Я предпочла бы быть рядом с Дерби, а не сидеть здесь, ждать у моря погоды и теряться в догадках.
– Миссис Каванаг сказала то же самое, – Амброс похлопал Кейли по руке, – когда я заезжал к ней сегодня. Скажите, как у Пабло идут дела с уроками?
– Мануэла каждый вечер усаживает его за доску и учебники, мы обе помогаем ему, как можем.
– С образованием в этих краях всегда было худо, – Амброс вздохнул, даже в лучшие времена. Я делаю все, чтобы поддержать школу при миссии, но одна за другой возникает множество проблем.
Кейли и отец Амброс присели на ступеньку крыльца – на дворе стояла такая чудесная погода, что не хотелось заходить в дом. Помощники Дерби были заняты лошадьми, а Мануэла снимала с веревки высохшее белье. Пабло – кто мог сомневаться – издалека заметив учителя, скрылся в неизвестном направлении.
– Вы давно знаете Каванагов? – поинтересовалась Кейли.
– Десять лет, – ответил Амброс. – Мы с Саймоном вместе учились в школе в Бостоне.
– Саймон хотел стать священником? – удивилась Кейли.
Амброс засмеялся.
– Нет. Саймон пресвитерианин от рождения. Мой отец послал меня изучать право в надежде, что я откажусь от мечты о семинарии, женюсь и подарю ему кучу внуков. Но я разочаровал отца.
– Но вы с Саймоном остались друзьями.
– Да.
У Кейли задрожали губы, она сплела пальцы и засмотрелась на сцену в загоне, где двое помощников Дерби пытались обуздать становящегося на дыбы молодого жеребца.
– Я была там, в кабинете доктора, когда... когда...
– Когда Саймону прижигали рану? – помог ей Амброс. – Должно быть, это было ужасно.
– Хуже всего было, конечно, Саймону, но запах, его крик...
– Саймон сказал мне, что ему очень помогли Уилл и Дерби.
– Они были такие сильные, – сдавленным голосом произнесла Кейли. – Их нужно было видеть. Любой из них, если бы мог, не раздумывая, поменялся бы с Саймоном местами, чтобы взять на себя его боль. И это были те самые люди, которые совсем недавно, не жалея кулаков, колотили друг друга в саду у Бетси.
– Все совсем не просто в их взаимоотношениях, – заметил отец Амброс.
Кейли молчала некоторое время, всматриваясь в горизонт. Она желала только одного, чтобы вдалеке показался Дерби, грязный, обросший, смертельно уставший, но целый и невредимый, и чтобы вся эта история с поисками Дюка Шинглера осталась в прошлом. Но на много километров вокруг не было ни души – пустота, словно увеличенное отражение души Кейли. Ей вдруг безумно захотелось рассказать отцу Амбросу о зеркале в салуне «Голубая подвязка», о сводящем с ума страхе вернуться в тот мир, из которого она пришла, но у нее не хватило духа.
– Вы останетесь на ужин? – вместо этого спросила Кейли.
Отец Амброс вздохнул и покачал головой.
– Мне нужно возвращаться в миссию, – ответил он, поднимаясь. В этот момент его взгляд привлекла незаконченная скульптура, она стояла в нескольких футах от них, во дворе. Отец Амброс подошел рассмотреть ее поближе. На его лице засияла восторженная улыбка.
– Это чудесно! – воскликнул он.
– Иногда я просто ненавижу себя за то, что взялась за эту работу, – смущенно призналась Кейли. – Теперь, когда камень стал поменьше, нужно будет попросить мужчин занести его в гостиную. Там достаточно светло.
– Восхитительно, – восторгался отец Амброс. – Возможно, когда-нибудь вы создадите маленький шедевр для моей миссии. Сотворите образ Девы, например, или кого-нибудь из святых.
Кейли заинтриговало это предложение; разговор о скульптуре отвлек ее от мрачных мыслей, как отвлекала и сама работа над скульптурой.
– Возможно, – ответила она.
– Это было слишком самонадеянно с моей стороны, – в глазах Амброса появилась печаль. – Увидев ваши работы, любой захочет купить их. Извините.
Его слова рассмешили Кейли.
– Я не уверена, что вас можно назвать самонадеянным, отец Амброс, но вы, безусловно, льстец.
– Это один из многих, свойственных мне грехов, – признался Амброс. Он засмеялся, но краска смущения залила его загорелые щеки.
Перед уходом отец Амброс вошел в дом, чтобы поговорить с Пабло, которого Мануэла уже нашла к тому времени. Кейли оставила их и подошла к мужчинам, стоявшим у ограды загона и наблюдавшим, как один парень из их команды пытался удержаться на спине того самого темпераментного жеребца, которого им так и не удалось усмирить. С затаенной гордостью Кейли подумала, что им лучше было бы отказаться от этой затеи до возвращения Дерби... Если он когда-нибудь вернется. Улыбка на ее лице разом погасла. Кейли словно окатило холодной водой при мысли о том, что он может не вернуться или вернуться, завернутым в саван из одеял.
Мужчина, которого Дерби оставил за главного, жилистый, с похожей на сухую замшу кожей и с умными глазами, почтительно приветствовал ее, приложив руку к полям шляпы.
– Здравствуйте, мистер Отис, – сказала Кейли.
Почти каждый вечер этот мужчина и пятеро его товарищей ужинали в кухне, а она все еще не знала их имен, Дерби всегда обращался к ним по фамилиям.
– Чем могу служить, мэм? – предупредительно спросил Отис.
Кейли знала, что это был приказ Дерби, выполнять любое ее распоряжение. Но если бы она захотела без сопровождения покинуть ранчо, ее, несомненно, сумели бы задержать.
– Я бы хотела, чтобы вы отнесли ее в гостиную, – Кейли указала на скульптуру, – и установили на крепкий стол перед окнами на северную сторону. Сделайте это, пожалуйста.
– Нам с ребятами будет не хватать ее, – Отис улыбнулся беззубым ртом. – Как только я найду двух парней, достаточно чистых, чтобы войти в гостиную леди, дело будет сделано.
Кейли поблагодарила его и вернулась в дом, Амброс как раз собирался уходить. Мануэла завернула ему с собой кусок рассыпчатого кекса с корицей, который испекла на десерт.
Как только Кейли проводила гостей, она поспешила в гостиную, чтобы поставить большой дубовый стол в правильное положение таким образом, чтобы на него падало больше света.
Как Отис и обещал, двое рабочих занесли скульптуру в дом через редко используемую парадную дверь. Посмотрев на свое творение, водруженное на место, Кейли обрадовалась решению перенести скульптуру сюда. Мануэла предсказывала дожди, и Кейли была бы вынуждена находиться в доме, а ее руки так, и зудели от желания продолжать работу.
Ужин прошел менее шумно и оживленно чем обычно, когда Дерби был дома, хотя кроме него все обитатели ранчо были в сборе. Их благопристойная сдержанность делала Кейли только больнее.
В тот вечер, после того как была перемыта посуда и дочитан любовный роман, Кейли почувствовала себя такой потерянной, как никогда раньше. Было уже слишком темно, чтобы работать над скульптурой, света лампы было не достаточно. Кейли стояла у окна гостиной, медленно погружавшейся в темноту, смотрела вдаль, и ее сердце переполняли одиночество и тоска. В эти минуты притяжение зеркала в «Голубой подвязке» стало пугающе сильным. Кейли охватило желание незаметно ускользнуть из дома и пешком отправиться в город, встать перед своей стеклянной немезидой и раз и навсегда свести с ней счеты, нарушив проклятые чары. Она могла взять пистолет из ящика стола, куда недавно положила его, отправиться в салун и разбить зеркало на множество осколков...
Кейли колебалась. Это не плохая идея, подумала она. Но кто-нибудь обязательно остановил бы ее до того, как она успела бы сделать шесть выстрелов в зеркальную стену, гордость «Голубой подвязки». Саймон должен был бы арестовать ее и отправить в тюрьму, а спустя жакое-то время ненавистное стекло все равно заменили бы, и вполне возможно, что новое зеркало таило бы в себе ту же угрозу, что и висевшее до него.
– Спокойной ночи, миссис... Кейли, – донесся из коридора голос Мануэлы.
– Спокойной ночи, – ответила Кейли.
Между ней и Мануэлей еще не было настоящей дружбы, но в их отношениях уже был достигнут прогресс.
Мануэла ушла спать, унеся с собой лампу. В доме все затихло, воцарился покой.
Кейли опять повернулась к окну, прислонилась лбом к прохладному стеклу и стала ждать возвращения Дерби, хотя она вообще-то не переставала этого делать с той минуты, как он уехал.
Дерби и Уилл лежали у потрескивавшего костра, обложенного камнями. Даже ночью они не снимали ни одежду, ни портупеи. Дерби с угрюмым видом рассматривал ночное небо. Уже добрых двое суток они с Уиллом охотились на Шинглера: сначала шли по горячему следу, но постепенно след терялся, и они блуждали вслепую, безо всякого результата. Все это не давало Дерби уснуть.
– Ты не думаешь, что этот тип может вернуться по своим следам, а? – спросил Уилл. Он лежал, закрыв лицо шляпой, а вместо подушки использовал седло. Дестри и конь Уилла Шадрах топтались рядом. – Может он отправится з