— Ника, любимая…Дай руку — пойдем…Пойдем со мной!
Я открыла глаза, посмотрела в черные с алыми искорками глаза. Палец обожгло болью. Я привычно поморщилась, но уже вложила свою руку в руку Ричарда. Он рванул с такой силой, что я споткнулась о камень и упала, разбив коленку.
— Ричард! — боль отрезвила, взгляд упал на пляж. Ричард фехтует с Рэмом и Пашкой. Двое на одного…
Как в замедленной съемке ко мне несется золотой песчаный щенок. Лай Флоризеля. Вспышка огня. Крик Пашки:
— Мама!
— Ника!
— Ричард!
Мне снился сон. И это была моя собственная свадьба.
Меня ведут в Храм Стихий — мрачный и величественный. Огромные витражи под самым куполом, сквозь которые с трудом просачивается свет, окрашиваясь в четыре цвета стихий: алый, синий, золотой и серебряный. Четыре жертвенника — по числу стихий. Алыми всполохами танцует огонь, отражаясь в зеркале огромной чаши, наполненной синей водой, золотом вспыхивает земля, мерцает серебром воздух.
Народу в храме собралось огромное количество. Я пытаюсь найти близких мне людей. Вот мама — какая-то она потерянная. Рядом с ней — император Фредерик. Он выглядит довольным и абсолютно счастливым. Они сидят в первом ряду — около алтарей. Рядом — Брендон и Джулианна. Джулианна почему-то плачет и смотрит мне прямо в глаза…
Жених… глупо улыбается, и от этого выглядит мальчишкой, несмотря на мощную фигуру, шрам на виске и седые, чуть вьющиеся на затылке волосы.
Милорд Милфорд стоит у входа. Улыбается, глядя на меня.
И вдруг я вижу себя…со стороны. Глазами милорда Милфорда.
Я — беременна! Огромный живот, который не в состоянии скрыть свободный крой платья, туфель на мне нет вовсе, ноги замерзли…Отец тащит меня к алтарю, а я упираюсь точно так же, как Флоризель, когда его моют. Мальчишки почетным караулом идут сзади — Паша, Рэм, и Феликс. Выглядят устало, однако парадные мундиры кадетов Императорской военной академии сидят на них идеально.
Кстати, а почему я без цветов?
Хлопок — Рэм исчезает. Хлопок — снова появляется с букетом подснежников.
Я беру букет, сжимаю папину руку и иду. Босиком холодно — пол в храме почему-то земляной, как в пещере.
Иду. Сквозь любопытные, презрительные, негодующие взгляды аристократов. Довольные — военных. Поймала несколько счастливых — зацепилась за взгляд Вилли — рядом с ним стоят мои друзья из поместья. Вон — Оливия глаза вытирает.
Я рассмеялась. А потом я поймала шальной и довольный взгляд Ричарда — он, похоже, и не обратил внимания на то, что я босая. С трудом сдержалась, чтобы не побежать ему навстречу.
Шаг. Еще шаг.
Прячу счастливое лицо в подснежниках, взгляд падает на руки. Перстня рода Рэ на мне нет. И охранного браслета, подаренного морским владыкой… тоже… нет.
— Нет!
Я пугаюсь — сердце выбивает бешеную барабанную дробь… Распахиваю глаза… Поднимаюсь на локте, начинаю оглядываться. Темно. Только где-то высоко виднеется квадратик окна, забранный решеткой. Каменный мешок. Как здесь холодно…
Меня начинает бить дрожь. Я вспоминаю крик Паши, когда мы вошли в портал. Должно быть, меня похитили.
— А у вас очень сильные артефакты, — раздался рядом незнакомый мужской голос.
Я отпрянула подальше от него — и, не поднимаясь с пола, отползла. Получилось не так много, как хотелось. Всего несколько метров, пока спина не уткнулась в холодную стену.
— Да… Очень сильные. И я бы сказал, своенравные. Заглушить мы их заглушили, но снять с вас. Пока я не пригрозился вашему перстню и браслету, что отрежу вам руки, если они не снимутся — ничего не получалось, представляете? Только после этого я смог их стянуть.
Меня колотило от звуков этого голоса. И то, что в нем было лишь благодушие пополам с любопытством, внушало даже больший страх, чем откровенная ругань.
— И одежда у вас примечательная, — продолжил мужчина. — Чего только не было в швах. И обереги, и следилки. А ваши туфли! Это просто произведение магического искусства. Ваши любовники — Фредерик, и его сын — о вас хорошо заботятся. Явно боятся потерять.
Теперь в голосе появились явная насмешка. И не скрываемое торжество.
— Вот мне только интересно — как они смирились с тем, что делят вас? Не думаю, чтобы вам удалось их водить за нос… Вы их принимаете по очереди, миледи? Или разом?
Голос зазвучал зло. Надо же — а его злят аспекты моей личной жизни…
— Я приказал, чтобы вас переодели, миледи Вероника. Надеюсь, вы не в обиде.
Обхватила себя руками. Действительно, на мне была какая-то дерюга. Натянутая на голое тело. Ноги — босые. Твари…
— Вы вообще очень любопытная особа, моя госпожа… — продолжил мужчина. Теперь я не только его слышала, но и видела силуэт в черной мантии с капюшоном, практически сливающийся со стеной. — Слабая. Не обладающая раскрытыми магическими способностями. Но. Везучая. И потрясающе мешающая моим планам…
Я пыталась унять дрожь и успокоиться. Получалось плохо.
— Не буду утверждать, что у Вас вовсе нет магии. Есть. Но она спит. И я ее не знаю. Хотя, возможно — это всего лишь результат ношения сильных артефактов. Так бывает — мужчина замолчал. Надолго. Потом снова заговорил:
— Вы даже не спросите — кто я?
Хотела спросить, но поняла, что у меня застучат зубы, если я скажу хоть слово. Не то, чтобы меня волновало, что подумает обо мне мой тюремщик — он, скорее всего, умеет считывать эмоции и просто-напросто чувствует мой ужас… Нет. Я злилась, что не могу взять себя в руки.
— Вы даже не спросите — где вы?
Я молчала.
— С вами неинтересно. Я ожидал чего-то более…решительного. Что вы хоть дерзить начнете. Обычно у вас это хорошо получается.
— Вы — маг, который руководит нападением на империю? — прошептала я.
— Освободительным движением против тирании, — поправил он.
Против воли я насмешливо хмыкнула — ну да. Против тирании и императора зла, конечно, надо бороться. Особенно извне. И пытаясь уничтожить мирное население целого города.
— О? — довольно отреагировал на насмешливые звуки, которые я издавала, маг. — У меня есть шанс поговорить с вами нормально?
— Оно вам зачем? — поинтересовалась я.
— Вы мне интересны.
— Чем же?
— Не соответствием. Вы — слишком обыкновенная.
— А что вы называете необыкновенным? Приговор целому городу? Женщинам и детям, которые в нем жили?
— Это была вынужденная мера.
Он резко поднялся — я вжалась в стену.
— Оставляю вас. Чуть позже навещу — поговорим. Заодно познакомлю вас с вашими соседями по замковым подземельям. У меня тут, знаете ли, прелюбопытная коллекция набралась.
Он подошел к двери, я увидела, что он приложил к ней руку. Дверь распахнулась — тут же в коридоре стало светло. Я зажмурила заслезившиеся глаза — от света стало больно. Через какое-то время свет погас. Я осталась в темноте.
Попробовала встать на четвереньки. К моему удивлению — получилось. Из коленки шла кровь. Попыталась сориентироваться в темноте.
Помещение, судя по всему, было совсем маленькое. Три на три шага. В одном углу, справа от двери — дырка в полу. Хорошо еще, что я уже начала видеть в темноте. Запах…. Не навернулась туда — уже хорошо.
Наискосок от «удобств» — охапка чего-то прелого. Солома, наверное. Рядом стояло кресло — в котором только что восседал мой собеседник.
Дверь. Она не была цельная — четыре железных прута посередине. Скорее всего — чтобы можно было заглянуть в камеру и посмотреть, что там выделывает пленный.
В коридоре была кромешная темень. Как я уже поняла — свет зажигался на чье-нибудь движение.
Постояла, опираясь о стену и напряженно всматриваясь в темноту. Чьи-то мучительные вздохи. Стоны. Едва слышный перезвон цепей. Жутко.
Отошла от двери к тому месту, где была лежанка. Попробовала улечься и закопаться в солому — будем считать, что это она. Стало еще холоднее. Такое ощущение, что пол был сделан не из каменных плит, а из ледяных.
Поднялась, заставила себя присесть раз пятьдесят — и быстро забралась с ногами в кресло. Как смогла, подоткнула дерюгу, в которую меня нарядили. Ничего не помогало — дрожь била все сильнее, до тех пор, пока не отключилось сознание.
Не знаю, сколько прошло времени — как вдруг в коридоре загорелся свет. Разумом я понимала, что это пришли те, кто меня захватили, но отчего-то я слетела со своего насеста — и, дрожа, кинулась к прутьям решетки на двери.
— Ричард! — выдохнула я.
Глаза болели на свету, я щурилась, почти ничего не видела. Но знала, что это он. Чувствовала.
— Ричард! — у меня вырвался крик. — Я здесь!
Он неторопливо спускался по ступеням. Глаза привыкли — и я стала различать его силуэт. Дошел по коридору до двери, ведущей в мою камеру. Посмотрел на меня. В глазах было злое торжество.
— Как же приятно видеть тебя в камере, — пророкотал знакомый голос. — Там, где тебе самое место.
Я уже поняла, что это не он. Но видеть какую-то тварь, которая так легко копирует родного человека — до непроизвольного движения, с каким он большим пальцем крутит кольцо на указательном… Было жутко.
Мне хотелось кричать. Хотелось попытаться просунуть руки через прутья решетки и выцарапать ему глаза. Но я молчала. Зачем радовать тварь бессильной истерикой и пустыми угрозами?
Я вздохнула — и отошла от двери.
— Куда же ты, любимая? Или ты ждала Фредерика? Тебе было бы приятнее видеть его?
Только молча покачала головой — и что им всем сплетни о моей личной жизни покоя не дают? Для заговорщиков, которые хотят перелицевать карту как минимум этого континента, эти двое слишком трогательно относятся к моей личной жизни.
Я хмыкнула. В тишине камеры этот звук получился оглушительно громким.
Некто, изображающий старшего сына императора у моей двери, замер. Конечно, после российских перлов в нецензурных словах и выражениях, которыми блистала речь студентов — когда они думали, что их не слышат преподаватели — и самих преподавателей — реже, но более образно — меня сложно было чем-то удивить. Однако…