— Ты же понимаешь, милая, что я тебе даже сознания потерять не дам. И бить не буду. Или кости ломать — тебе же их только срастили. Столько труда приложили. Есть более действенные средства. Иголки под ногти. Или каленым железом по груди — и не смертельно, но боль такая, что сама просить будешь, чтобы бумагу принесли. Результат будет один и тот же…
Я плакала, уже ни на что не надеясь, но все равно не переставала упрямо отрицательно мотать головой.
— Вероника… Ника. Где же ты? Я чувствую ужас, я чувствую боль — где ты? Я уже несколько часов как очнулся — и зову тебя. Ты пропала. Где ты? Я не могу пробиться…
Сначала я подумала, что сошла с ума, что мне мерещится его голос. А потом я так обрадовалась — пусть даже и иллюзии того, что меня кто-то ищет, кто-то хочет защитить…
— Ричард! — закричала я вслух, впервые называя милорда по имени. — Я здесь! Я в Уголовной полиции.
— Это который Ричард-то? — поинтересовался старичок.
— Это который лорд Верд, — ответила я. — Сын императора.
— Знаю, что в Уголовной, — продолжал общаться со мной голос в моей голове. — Где именно? Милфорд здание обшаривает — тебя нет нигде.
— Вам рекомендуют сказать, где мы находимся, — впервые посмотрела я на старика.
Тот пошамкал ртом, очевидно, раздумывая, как ему выгоднее поступить.
— Ты ведь все равно бумаги подписывать не будешь?
— Теперь-то уж точно нет…
— Да можно было бы успеть, — с явной насмешкой посмотрел он на меня.
— Можно, — не стала спорить я. — Только вам оно зачем?
— И то верно, девочка… Только у лорда своего попросишь начальника для нас нормального.
— Попрошу, — согласилась я.
— Никуда не уходи, — распорядился он, закрывая за собой дверь.
Я не поняла, сколько прошло времени — много ли, мало ли — дверь опять открыли. Только на этот раз ее дернули с такой силой, что она жалобно закряхтела.
— Где она? — раздался крик. Затем ругань.
— Туточки, милорд, не извольте беспокоиться. Вот. В уголку.
— Где? — в пыточной было темно, а я лежала в самом дальнем углу — так что разглядеть меня, действительно, было сложно.
— Я здесь, милорд, — мне показалось важным подать голос.
— Да сделай посветлее, — раздался новый приказ.
Вспыхнул свет, показавшийся мне необычайно ярким. Я попыталась закрыть глаза руками.
— Вы тут что — все с ума посходили? — кто-то протопал, опустился ко мне, провел руками надо мной, почти касаясь. Меня окутывало теплом. Боль нехотя, но отступала.
Дальше опять шла ругань. К своему удивлению поняла, что матерится милорд Милфорд — а это был именно он — на русском.
— Одежду ей — быстро.
— Слушаюсь, милорд, — ответил палач. И быстро вышел.
— Хотя, нет. Наверное, ждать не стоит… Так обойдемся.
Милорд стряхнул плащ с себя, закутал меня — и поднял на руки.
— Поедем-ка домой. Там Рэ с ума сходит. На императора кричать изволил… Мне дуэлью грозил. Его силой в постели оставили.
Палач встретился нам уже на выходе из здания.
— Милорд, — радостно закричал он. — Вот.
И он стал тыкать в нас чем-то самого отвратительного вида.
— Вот, — показал он окровавленную тряпку, что была у него в правой руке. Это — платье госпожи.
— Так оно разрезанное!
— Так лекари спасали госпожу-то… Что ж им — шнуровку развязывать? Вот еще есть.
И он стал показывать второе.
— И оно в крови, — возмущенно объявил начальник контрразведки, разглядев одежду.
— Так женщину убили же. Тут еще дырка от удара кинжалом, — растерянно проговорил он.
Милорд Милфорд раздраженно что-то фыркнул — и пошел на выход, унося меня.
А меня пробило на истерический, непрекращающийся, дикий смех. И смеялась я, одновременно давясь слезами, пока начальник контрразведки не положил мне ладонь на лоб — и я провалилась куда-то в забытье.
ГЛАВА 18
— Мама! Маааа! — Паша звал меня, а я все никак очнуться не могла.
— Госпожа Вероника… — это был уже Рэм. — Надо уходить отсюда. Скрыться.
— Нас выследили? — я распахнула глаза и рывком села на кровати. Сердце бешено колотилось.
Голова загудела, тело заломило от боли. Я охнула.
Моя комната в поместье. Ночь. Ко мне пришли Пауль и Рэм.
— А почему ночью-то? — я стараюсь не стонать от боли, понимая, что это их расстроит.
— Мы сбежали, — опустил голову Павел.
— От нас изо всех сил скрывали, что с вами случилось. Про то, что милорд Верд болен, в Академии, конечно, знают. Но вот то, что на него покушались — нет, — злобно ответил Рэм.
— И про то, что тебя обвинили… тоже молчали.
— А кто же вас просветил?
— Маркиз Борнмут, — выплюнул это имя мой сын. Подумал и добавил. — Козел.
— Козел, — подтвердил Рэм, который вдруг согласился с Паулем. — Он с таким удовольствием рассказывал, что милорда Верда отравила собственная экономка, за что ее и забили насмерть.
Я почувствовала, как всем телом вздрогнул Павел.
— Мы дождались ночи — и удрали, — сказал он глухо.
— Потом пробрались сюда, в поместье, — перехватил его речь Рэм.
— Мам, как ты?
— Лучше, чем могло быть, — честно ответила я.
— Замечательно, — краешками губ улыбнулся Рэм. — Кажется, мы влезли в чью-то серьезную политическую игру… Кто-то пытается убрать милорда Верда.
— Надо делать ноги, — продолжил Паша. — Подальше отсюда.
— Вы сможете идти, госпожа Вероника?
— Подайте халат. Я попробую.
Пауль протянул мне одежду — я замоталась, спустила ноги на пол и, кряхтя, поднялась.
— Хорошо, — скомандовал герцог, — а теперь — несколько шагов.
Они стояли и смотрели, как я пытаюсь идти. Как у меня слезы наворачиваются на глаза.
— Проклятье, — выругался Рэм. — Я не такой сильный целитель, как мать. Я могу и не вытянуть ваше лечение…
— И что нам делать? — спросила я у сыновей.
— Я могу предложить не поступать сгоряча, — раздался голос от двери.
— Милорд Верд, — злобно улыбнулся Рэм, вытаскивая шпагу из ножен. Пауль повторил его движения.
Ноги у меня подкашивались, голова кружилась. Я со стоном схватилась за спинку кровати.
— Так. Достаточно, — недовольным взглядом окинул нашу живописную группу хозяин дома.
Молодых людей пришпилило на этот раз к стенкам — не к потолку — только шпаги зазвенели жалобно об пол. Меня лорд Верд подхватил на руки.
— Давайте выйдем из спальни — мне здесь не положено находиться. А поговорить надо.
— Дети, — попробовала вырваться я.
— С ними ничего не случиться, а нам надо поговорить спокойно. Пожалуйста. Десять минут. Потом я их отпущу.
— Хорошо, — кивнула я.
Милорд вынес меня из спальни в прилегающую к ней комнатку, выполняющую роль гостиной.
— Простите, что ворвался вот так — посредине ночи, — он усадил меня на диванчик. — Я почувствовал, что вы проснулись, испугались, а потом вам стало больно. И переполошился. Разрешите, я тоже присяду?
— Конечно.
Он подвинул себе кресло и уселся напротив меня.
— Вам не холодно?
— Нет. Каким образом вы чувствуете мой страх? Или мою боль?
— Сам точно не знаю, — быстро ответил хозяин дома — и я отчетливо поняла, что он лжет.
— И в тот момент, когда я была в пыточном подвале — вы меня тоже почувствовали?
— Да. Это был один из самых неприятных моментов в моей жизни… Если не самый. Я очнулся ближе к обеду. Отец был со мной… — в голосе его прозвучало бесконечное удивление.
— Да, — кивнула я. — Он был в поместье с ночи. Очень переживал.
— Я сказал, что вы для меня сделали. Я ведь, действительно все видел: и то, как вы старались меня спасти, и то, как вы сражались с этой тварью… А сам был беспомощным… Беспомощность — отвратительное чувство. И унизительное… Потом, когда я очнулся, меня пытались убедить, что вы сбежали.
— С чего это так решили?
— Я так понимаю, что никто не понял, куда вы делись. Слишком много народа было в доме: следователи, военные, маги, лекари, контрразведка, охрана императора…
— У семи нянек дитя без глазу, — проворчала я.
— Еще одна присказка вашей родины?
— Совершенно верно…
Он помолчал. Потом заговорил с явной неохотой:
— В конечном итоге, вас спас Вилли. Он видел, как вас увозили в экипаж. На рассвете. Он смог прорваться к Джону — и смог описать черную карету с решетками и мышиную форму.
— Спасибо ему, — вздрогнула я от воспоминаний.
— После этого вас стали разыскивать в Уголовной полиции.
— А это правда, что есть такой принцип — если подписано признание, то вина считается доказанной?
— Этот принцип касается добровольно подписанного признания, — уточнил милорд Верд.
— Ну, чтобы получить «добровольное» признание не обязательно забивать. Можно не поить. Или бить кого-то из родственников. Или… отправить побеседовать с подозреваемым палача. Вы знаете, он удивительно убедителен.
— Простите меня…
— Мне несказанно повезло, что я вывела господина Монтесье из себя — это дало отсрочку — пока он бил, потом меня лекари спасали, потом я без сознании была…
— Кто такой господин Монтесье? — в голосе было сплошное ровное равнодушие.
— Вам доложат, — рассердилась я. — И вообще, а что было бы, если бы я сломалась — и подписала признание?
— В вашем случае — ничего. Я бы смог решить этот вопрос. Хотя было бы не приятно — пришлось бы идти на серьезные уступки и делать то, чего мне делать совсем не хочется.
— Например?
— Принимать обратно армию. Или жениться на какой-нибудь герцогине. Или пойти на бал. Может быть, дело обошлось партией в шахматы. Не знаю… Все, что у меня бы потребовал его величество Фредерик за ваше помилование.
— Когда мы общались ночью, мне не показалось, что его величество был расположен выдавать мне помилование, — проворчала я.
— Не скажите, — осторожно улыбнулся лорд Верд. — У меня сложилось ощущение, что вы ему понравились.
— А вот мне так не показалось.
— Он отправил вас отдыхать в вашу комнату, — пожал плечами сын императора. — И не озадачился тем, чтобы приставить охрану. Зря. Всех этих неприятностей можно было бы избежать… И мне очень жаль, что я был настолько слаб, что не сработало защитное заклинание. Того, кто на вас напал, попросту размазало бы. Но… Защита была завязана на мою силу — а ее-то как раз и не было.