ЭЛЕОНОРА БРАУН – автор «Странных сестер» и «Света Парижа» – бестселлеров по версии New York Times, а также известных по всему миру. Она живет, пишет и преподает в Денвере, Колорадо.
ПЕРЕДАТЬ ПРИВЕТ
Facebook: /EleanorBrownWriter
Twitter: @EleanorWrites
КНИГА О ПАРИЖЕ:
«Свет Парижа»
Я ПИШУ О ПАРИЖЕ, ПОТОМУ ЧТО…
В большей степени, чем другие города, это символ многого: романтики, искусства, свободы.
ЛЮБИМЫЙ МОМЕНТ В ПАРИЖЕ
Я стояла напротив «Звездной ночи над Роной» Ван Гога в музее Орсе. Это было впервые, когда картина растрогала меня до слез. Никогда этого не забуду.
САМЫЙ НЕЛЮБИМЫЙ МОМЕНТ В ПАРИЖЕ
Позвольте я дам вам совет: Не ломайте ваш айфон во Франции, потому что вам придется иметь дело с магазином Apple. В Париже. На французском.
ПЕСНЯ, КОТОРАЯ НАПОМИНАЕТ ВАМ О ПАРИЖЕ
Когда я учила французский в средней школе, в аудиокурсе, который прилагался к учебнику, в качестве интерлюдии между упражнениями были использованы отрывки из песни «Елисейские поля». Все шесть недель, которые я провела в Париже, я или напевала, или мычала, или думала об этой песне. Я удивилась, что мой любимый не придушил меня подушкой.
САМЫЙ СТРАННЫЙ ПРЕДМЕТ, КОТОРЫЙ БЕРЕШЬ С СОБОЙ
В Европе? Полотенце. Я не знаю, чем полотенца не угодили европейцам, но их там днем с огнем не сыщешь.
В ПАРИЖЕ МОЖНО НЕ ХОДИТЬ…
В Лувр. Я знаю! Но там так много людей, что не видно картин, и он такой громадный, вы устанете бродить часами без возможности посмотреть на искусство. Так много фантастических музеев в городе, которые не стоит пропустить. А открытку с Моной Лизой вы можете купить у любого уличного торговца и сказать, что вы там были.
В ПАРИЖЕ ВАМ НЕПРЕМЕННО СТОИТ…
Посидеть в тени деревьев у Фонтана Медичи в Люксембургском саду. Можно написать там любовное стихотворение, но это по желанию.
Любовь к рутине. Дженнифер Л. Скотт
Когда я решила учиться за границей, мне хотелось страсти, восторга и веселья. Я хотела непредсказуемости. Как франкофил, естественно, я выбрала Париж. В моем воображении Париж был городом романтики и таинственности.
Но я никогда бы не подумала, что кроме многих других предметов я научусь еще кое-чему – я пойму важность системы и порядка, и что настоящую страсть можно найти в рутине. Этой перемене во мне я обязана людям, которых я называю семейством Шик – месье, мадам и их сын.
Когда я прибыла в Париж, я тут же заблудилась на улицах шестнадцатого округа, да еще и нагруженная двумя тяжелыми чемоданами. Таксист высадил меня напортив здания, которое, как я считала, было мне нужным. Но нумерация улиц в Париже устроена совсем не так, как в Южной Калифорнии. Так что я запаниковала. Я уже представила себя, спящей в метро, а чемоданы я использовала как матрас, не лежать же на грязном полу. Потом на меня снизошло озарение, что я, вообще-то, могу позвонить принимающей семье со своего тогда еще допотопного мобильного, это был 2001 год.
Несколько минут спустя месье Шик нашел меня. Он был красивым джентльменом, элегантно одетым в брюки с выглаженными стрелками, рубашку на пуговицах, свитер и первоклассные туфли. Оказалось, что я была всего в полквартала от дома на другой стороне улицы. Comment gênant! Так неловко! Я робко поприветствовала его, и мы молча поехали в тесной кабине лифта на третий этаж, где находилась их квартира. Мы еле вместились туда с моими огромными чемоданами.
Когда мы подошли к их двери, я задержала дыхание, входя внутрь. Это дом, в котором я буду жить следующие шесть месяцев. Я провела много времени, представляя себе, каким он будет: такая типичная европейская минималистичная квартира с современной мебелью. Вместо этого я оказалась в просторной старинной квартире с высокими потолками, стенами, выкрашенными в ярко-желтый цвет, поблеклой антикварной мебелью и аристократичными портретами, украшающими прихожую. Также она была намного более официальной, чем легкомысленная парижская квартирка, которую я рисовала в своем воображении. Я моментально почувствовала неловкость. Была ли я подобающе одета? Взяла ли я с собой подходящую одежду? Эти люди тоже такие нарядные?
Мадам Шик вышла из гостиной, чтобы поприветствовать меня. И я была поражена ее стилем и изяществом. Она была воплощением Парижской леди, какой я ее себе все время и представляла: шикарная, элегантная и утонченная.
Волосы: короткие, каштановые, аккуратная стрижка каре длиной до подбородка.
Макияж: помада натурального розового цвета, тушь и, похоже, что больше ничего.
Одежда: юбка-трапеция, чулки, хорошие кожаные туфли, шелковая блуза и жемчуг.
Она выглядела бодрой и уверенной в себе. Мне тут же стало страшно.
Я предположила, что она и месье Шик, должно быть, нарядились специально к моему приезду, потому что я и представить себе не могла, что можно прилагать такие усилия каждый день, особенно для того, чтобы просто болтаться по дому. Но что-то в глубине души подсказывало мне, что они так выглядят всегда. К счастью, в тот день на мне был полупрезентабельный наряд, но я съежилась, потому что переживала о своем гардеробе, в котором были только рваные джинсы, мешковатые свитера и футболки с эмблемой колледжа. Я не могла себе представить свой дебют в любом из этих калифорнийских повседневных нарядов в их великолепной квартире.
Я бегло рассмотрела их дом и заметила, что все вещи были на своих местах. Нигде не было беспорядка. Нигде не было ни единого обрывка бумаги или чего-то, что надо было убрать. Было очевидным, что все в этом доме подчинялось системе и порядку.
Тем вечером за ужином я особенно нервничала. Мой французский был не так уж и хорош, ну ладно, его практически не было, и никто из семейства Шик не говорил ни слова на английском – даже их двадцатитрехлетний сын. Это меня удивило. Неужели никто не говорит хоть чуть-чуть по-английски? Вдобавок к моей неуверенности по поводу моих разговорных навыков они из себя представляли некое сочетание моего слабого знания французской грамматики и американского акцента, который было больно слышать, я нервничала из-за того, что даже, несмотря на то, что это была обычная среда, казалось, я попала на изысканный ужин.
Месье Шик, сын и я ожидали в гостиной, пока нас позовут на ужин. После мадам Шик выкатила еду на тележке из кухни. Мы сидели в столовой за обеденным столом, который был прекрасно убран салфетками из ткани, фарфором с синими узорами и стаканами, украшенными тонкой гравировкой. Когда настало время подавать ужин из трех блюд, не было никакого произвола, никто не брал тарелку сам и не накладывал. Как гость женского пола я удостоилась чести быть обслуженной первой. После меня еду передавали в порядке очереди по столу, последним был сын, который оказался внизу этой пищевой пирамиды.
Это было так организованно, так цивилизованно.
И, да, так мы ели каждый вечер, без исключений. Мадам Шик была великолепным поваром. Она готовила одни и те же блюда, просто чередуя их, но каждое было шедевром.
Она готовила французскую классику, такую как курица в вине, соленые тарталетки и блинчики, тушеную рыбу и рататуй. Она мне сказала, что приготовила изумительную говядину по-бургундски, но я приехала во время вспышки коровьего бешенства, поэтому она не стала подавать это блюдо, вдруг я настороженно отношусь к говядине.
Мы начинали с закусок: иногда с сельдерея, запеченного с сыром, иногда с супа из лука-порея, а временами с салата фризе с теплым козьим сыром. Затем следовало основное блюдо, какое-нибудь фирменное блюдо мадам Шик.
Третьим блюдом был или набор изысканных сыров, который выдерживался при комнатной температуре под плетеным колпаком, Месье Шик любил камамбер больше всех – он называл его roi du fromage, «королем сыров», или мог быть сочный, кремовый домашний пирог, обычно с клубникой, яблоками или грушами.
Ужин с семейством Шик стал для меня первым примером мощного сочетания рутины и страсти. Ужин подавался в одно и то же время каждый вечер. Еда была знакомой, и приверженность к безупречному этикету всегда сохранялась, каждое из этих действий и придавало страстную увлеченность происходящему за обеденным столом каждый вечер. Мы знали, чего ожидать, и наши ожидания полностью оправдывались.
В первый мой день мадам Шик спросила меня, когда я принимаю ванну – утром или вечером. Мне нужно было выбрать время купания, так как на нас четверых была всего лишь одна ванная, и придерживаться его. Сначала сама идея выбора времени для купания вызвала у меня отторжение. А что, если я передумаю? Но, прожив некоторое время при таком строгом банном распорядке, я поняла, что это расписание позволяет Шикам наслаждаться процессом мытья без стресса и не мешая друг другу.
А еще выяснилось, что я и вправду взяла с собой слишком много одежды. Шкаф, который мне предоставили, был слишком маленьким, и мне пришлось часть вещей так и оставить в чемоданах до конца семестра. Но, как оказалось, на самом деле мне не понадобилась вся одежда, которую я с собой привезла.
Я обнаружила, что французские женщины пользуются компактным гардеробом. Они носят одну и ту же стильную, качественную одежду снова и снова, но никогда не выглядят неопрятно. Напротив, они всегда одеваются модно и красиво. Спустя некоторое время я подумала, а смогу ли я жить с набором из десяти вещей, как мадам Шик, и при этом выглядеть так же шикарно и со вкусом, как она? Можно сказать наверняка, ее набор одежды был равносилен униформе – юбка-трапеция, шелковая блуза и обувь на низком каблуке. Но она знала, что ей нравится и в чем она ощущала себя комфортно, и придерживалась этого.
Жизнь с семейством Шик научила меня получать удовольствие от тщательно распланированного дня. Когда я просыпалась каждое утро около семи, месье Шик и его сын уже уходили на работу. Мадам Шик просыпалась в пять, чтобы сделать им завтрак. Да, в пять утра!