Что у нас было, так это – старт. Я знала о маме больше, чем когда-либо, после нашей с ней прогулки по Гринвич-Виллиджу. Я сказала ей, что мне хотелось бы еще: еще больше времени, еще больше возможностей сделать наши отношения глубже. Конечно, наше время вместе не могло бы длиться вечность, но мне не хотелось, чтобы оно кончилось, а я бы знала свою маму не лучше, чем прохожего.
– Что ты хочешь знать? – спросила она, а затем начала перечислять свои черты характера.
– Мне не нужно твое резюме, – ответила я. – Я бы хотела насладиться временем с тобой и посмотреть, какая ты, нежели просто получить список фактов о тебе.
Она громко вздохнула, задумавшись над моим комментарием.
– Ладно, – сказала она, – мы могли бы это сделать.
Знание того, что она была не против попробовать, наполнило мое сердце надеждой, а глаза наполнились слезами. Прошло мгновение. Я захихикала над одной мыслью.
– Знаешь, что мы будем делать, мам?
Ее бровь поднялась, требуя продолжения моей мысли.
– Мы последуем совету Бруно и будем расслабляться, пить вино и наслаждаться жизнью, – сказала я.
– Можно это будет травяной чай? Вино превращается в сахар, когда попадает в организм, и ничто не вызывает воспаления так сильно, как сахар, – сказала она.
Я улыбнулась.
– Хорошо, ma mére, пусть будет травяной чай.
ДЖЕННИФЕР КОБЕРН является признанным USA Today автором бестселлеров, среди которых шесть романов и мемуары о путешествиях матери и дочери «У нас всегда будет Париж». Она также является признанным журналистом, которая написала статьи для десятков национальных и региональных изданий, в том числе Mothering, The Washington Post, Miami Herald, The San Diego Union-Tribune, Salon и The huffington Post. Когда Дженнифер не работает, она читает и посещает театр, а также сильно увлекается вкусной едой.
Дженнифер живет в Сан Диего со своим мужем, Уильямом.
ПЕРЕДАТЬ ПРИВЕТ
jennifercoburn.com
Facebook: / JenniferCoburnBooks
Twitter: @JenniferCoburn
Instagram: @JenniferCoburnBooks
КНИГА О ПАРИЖЕ
«У нас всегда будет Париж»
ЛЮБИМЫЕ МОМЕНТЫ В ПАРИЖЕ
Я посетила показ шоколадной моды в Париже прошлой осенью в салоне шоколада (Salon du Chocolat) и была поражена великолепием платьев и аксессуаров, сделанных целиком из шоколада. Это было невероятно, но больше всего меня удивил момент во время церемонии открытия, когда скрипачка уронила свой смычок. Я за нее заволновалась, но она была совершенно невозмутимой. Она грациозно потянулась к полу, резко подняв его, и выглядело все так, будто это было частью выступления.
НЕЛЮБИМЫЕ МОМЕНТЫ В ПАРИЖЕ
Когда Кэти было восемь, мы ночевали в книжном магазине «Shakespeare and Company». Она обращала внимание только на хорошее и видела лишь прекрасный вид на Нотр-Дамский собор. Я же чувствовала аромат горячего мусора, доносящийся с улицы снизу, и думала о том, что наша комната была проклятой. Генри Миллер там как-то ночевал, и постельное белье выглядело так, словно его не меняли после его отъезда. Кэти спала на коврике для йоги, который я постелила на дверь, лежащую на двух шкафах (разной высоты). Когда я включила кран, из него вместо воды вышел рой мошкары. В углу стояла коробка крекеров с изображением очень молодого Энди Гриффита. Когда я проснулась на следующее утро, я обнаружила три кусочка мышиных фекалий у себя на подушке. Спустя более десяти лет я все еще не могу вспоминать о той комнате без содрогания. Кэти же решила, что все было просто замечательно.
В ПАРИЖЕ ВЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНЫ…
Я ходила на званый ужин к эмигранту, проживающему в 14-м округе Парижа, где все говорили по-английски. Джин Хайнс на протяжении более тридцати пяти лет почти каждое воскресенье устраивал открытые праздники. Гости оплачивают фиксированный сбор в 35 евро и получают за это прекрасную еду, вино и замечательную компанию. Я познакомилась с путешественниками со всего света, а также с коренными парижанами, такими как Эдит де Белльвилль. Она проводит необычные туры, в которые входят такие места, как бордели Маре и места съемок фильма «Чужие жены».
Читая Париж. Кэти Келли
Когда тебе четырнадцать, ты живешь с постоянным чувством растерянности. С чувством заблуждения, с чувством того, что тебя не понимают. Ты словно находишься в двух мирах одновременно, но при этом не принадлежишь ни одному из них.
Сейчас, когда мне пятьдесят, я понимаю, что в четырнадцать многие люди чувствовали себя обособленно, но никто об этом не говорил – мы все отчаянно пытались принадлежать чему-то. Однако внутри мы чувствовали себя другими. Некоторые из нас писали ужасные стихи, чтобы выбраться из этого состояния, но на своем примере могу точно сказать – плохие стихи не помогают.
Если бы мне сейчас было четырнадцать, то у меня бы была целая коллекция книг для подростков, которые бы помогали мне гордиться своими отличиями. Книги, в которых говорится, что быть другим – это хорошо, что это позволяет тебе метать искры с кончиков пальцев, пускать стрелы из своего лука, спасать мир.
Однако тридцать шесть лет назад таких книг было крайне мало, за исключением книг Джуди Блум, и не было советов о том, как использовать осознанность для того, чтобы пережить подростковую тревожность, ни единого упоминания о том, как дневник благодарности может действительно помочь и как это все – временно.
Я знаю известную фразу Оскара Уайльда: «Будь собой. Прочие роли уже заняты».
Правда? Будь собой? Чистое безумие. Я была безнадежной. Как я вообще могла существовать, пытаясь быть собой?
В поисках способа совладать со своими отличиями и пытаться действительно жить, я нашла спасение в книгах, и я это делала всю свою жизнь. Если мне нужна была какая-нибудь информация, я на эту тему читала книгу. Я – женщина, которая принесла с собой три книги в больницу, когда я приехала рожать двух близнецов. На всякий случай.
С трех лет, когда меня впервые привели в библиотеку, я постоянно увлекалась литературой, связанной с детским мышлением. Я была Джо из «Маленьких женщин» и хотела писать на чердаке, как она, но решила, что это глупая идея. Как я могла писать?
Однако мне нравилось растворяться в историях. Я почти могла почувствовать вкус кленового сиропа из «Маленького домика в больших лесах» Лоры Инглз-Уайлдер, и я не могла простить Скарлетт за то, что она не удержала Ретта. Мне кажется, я также не простила Эмми за то, что она забрала Лори у Джо. Даже сейчас, когда я смотрю экранизации, я слегка искоса смотрю на Эмми. Как она могла?
Когда мне исполнилось двенадцать, мне разрешили ходить во взрослую библиотеку – на три года раньше, так как я уже прочла все детские книги и тем более уже год пользовалась карточкой своей мамы, чтобы брать взрослые книги.
Будучи официально допущенной в этот взрослый мир, я стала фанатом Агаты Кристи, начала поглощать невероятное количество романов Джин Плейди об английских королях и королевах, втайне прочла «Поющих в терновнике» Колин Маккалоу в возрасте одиннадцати с половиной лет, после того, как мне запретили читать эту книгу, и ненадолго увлеклась рассказами об Анжелике, написанными Анной Голон – серией, которая началась в 1957 году и повествовала о героине из Франции семнадцатого века, которая была самой невезучей женщиной в мире. Анжелику постоянно похищали и увозили мужчины, с которыми она либо сражалась, либо в которых влюблялась. Если бы у этой дамы был паспорт, то в нем бы не осталось места для штампов.
Мама моего друга была фанаткой романов Барбары Картленд, и когда мы как-то раз отдыхали с их семьей, я успела прочесть парочку. Барбара – большой любитель эллипсисов. Героини падали в руки герцогам, всегда герцогам, и махали своими маленькими ручками, а герцог затем смотрел ей в глаза, целовал ее и…
Я начала читать шпионские романы, которые люблю по сей день, а также опустошающие и трагичные книги о Варшавском гетто во время Второй мировой войны и романы о сильной боли ирландского народа, который бежал в Америку на кораблях, чтобы спастись от голода. Эти корабли были названы кораблями-гробами из-за того, что на них погибло большое количество людей.
Однако в Париж меня привели «Три мушкетера». Я не знаю, почему именно после прочтения этой книги у меня что-то щелкнуло в голове в тот день, когда мне было четырнадцать.
Теперь я знаю, что, как часто бывает с книгами, это была нужная книга в нужное время и в нужном месте. Когда ко мне подходят и говорят: «Эта книга – моя самая любимая из всех ваших книг», как писатель, у которого опубликовано восемнадцать книг, я знаю, что это была нужная книга в нужном месте и в нужное время, которая сделала жизнь человека слегка лучше, наполнив ее надеждой.
Утром того дня, когда я открыла для себя Дюма, я чувствовала себя неважно и не хотела идти в школу, но у меня не осталось непрочитанных книг. Трагедия! Я пошла в школу, направилась прямиком в библиотеку, взяла мушкетеров, а затем сообщила о том, что мне нехорошо, и пошла домой.
Было что-то особенное в тоненьких страницах той старой книги в красном переплете с тиснением, и у меня было чувство, что ее никто не трогал много лет. Я больше не была ирландской девочкой в своей постели, я уже находилась на шумных, грязных улицах, среди великолепной архитектуры Парижа, который был полон жизни и волнения и… отличий.
Ирландия в то время, несмотря на богатое культурное наследие, могла похвастаться лишь несколькими великолепными зданиями, так как большинство из них были захвачены, сожжены или были оставлены гнить. Там не было таких улиц, хотя должны были быть, как в описаниях Парижа в книге Дюма, где деревянные дома и потрясающие каменные особняки стояли плечом к плечу, где за каждым углом прятался очередной монумент из камня, восхваляющий архитектуру, богатство и империю. Ирландия сильно отличалась от Парижа.
Тем не менее было возможным узнать об этих различиях благодаря людям и настоящим чувствам этих людей в его рассказах: королева, которая была окружена опаснос