И я не знаю, чего мне хочется сильнее – оградить ее или сломать, чтобы она перестала смотреть на меня так, как смотрит сейчас. Как будто я – пустое место, никто.
Может быть, неосторожная фраза тогда, у машины, была эхом именно этого дня? И мои слова про «Никто» были не оговоркой, а попыткой вернуть ей должок?
Не уверен. Не знаю. С ней многое не поддается анализу или контролю. Даже теперь, а тогда и подавно…
Светкины пальчики продолжают поглаживать мой член, но вместо возбуждения я чувствую холод и небрежно спихиваю ее ногу на пол.
– Пожалуйста, – говорит девчонка, не моргнув глазом, хотя, видимо, что-то все же заметила, потому что ее щеки покрываются легким румянцем, – уберите со стола свою обувь. Вы мешаете другим посетителям.
Не знаю, с чего Светка заводится больше – с того ли, что я оборвал этот петтинг на людях, или из-за того, что я продолжаю рассматривать официантку.
– Да ты вообще понимаешь, булочка, – вскипает она, – с кем сейчас говоришь? Мы – друзья хозяина этого ресторана! Нам можно все, что мы захотим!
Щеки девчонки уже как два мака. Я почти уверен, что сейчас она убежит или разрыдается у всех на глазах. Но вместо этого она сжимает сильнее пальцами ручку и продолжает в том же духе, хотя и чуть дрогнувшим голосом:
– Пожалуйста, уберите свою обувь. Это приличный ресторан. А в приличных заведениях приличные люди так себя не ведут.
Спокойный тон Светку еще больше заводит, и уж тем более намек на приличных. Она бросает взгляд на меня – и в нем так явно мелькает то, чем мы с ней занимались недавно, что я не удивляюсь ее громкому смеху. Приличия – не про нас, это точно.
Удивляет то, что к нам подослали эту наивную девчонку, хотя видно же: опыта ноль, тем более с такими клиентами. И почему до сих пор никто не вмешался, хотя конфликт разгорается?
А Светка входит в раж. Встав из-за стола, она берет свои туфли и вот так, босая, наплевав на все мнения, подходит к другому столу, где сидят две клиентки, и ставит обувь рядом с тарелками.
– Ты не понимаешь, булочка, – окидывает официантку взглядом победителя, – в этом ресторане нам можно все!
Клиентки лишь переглядываются и молчат. Единственное, что себе позволяют, – отсесть ближе к окну. Другие посетители продолжают жевать, не желая вмешиваться за кого-то чужого.
Виляя бедрами, собирая на себе взгляды мужчин, Светка возвращается за наш столик. Склонившись, ловит мою руку, интимно поглаживает ладонь умелыми пальчиками и сетует, тяжко вздохнув:
– Где их только находят, таких нерасторопных, без понятий и не умеющих видеть буквально перед собой? – Она бросает взгляд на официантку и командует, лениво взмахнув свободной рукой: – Обуви на нашем столе нет – так что давай-ка принеси нам заказ. А то мы спешим.
Она делает выбор за нас двоих, но сначала требует принести бутылку дорогого вина, которое поднимет ей настроение.
– И побыстрее, – цедит она в конце. – Это и нам, и тебе пойдет лишь на пользу.
В Светкином поведении нет ничего особенного. Это привычно, нормально в том кругу, где мы вместе с ней вращаемся. Есть деньги – можешь позволить действительно все.
А вот девчонка меня удивляет, наверное потому я так жадно смотрю на нее.
Ее щеки уже не просто как маки, а как два костра в тихом лесу. Кажется, даже слышно, как разгорается пламя и осыпаются искры.
Слез нет.
Только глаза, когда ее взгляд ловит мой, сверкают опасно.
Что в нем читается? Многое. Слишком многое, чтобы я мог разобрать хоть что-то, помимо явного разочарования.
И похер бы – кто она, а кто я. Но внутри будто пружина сжимается, и я обхватываю ладонь Светки, потому что Светка – реальность, а невидимая пружина – что-то надуманное, не из мира сего.
И хорошо, что я держу ее за руку, потому что то, что происходит дальше, уже за гранью фантастики.
Приняв заказ, девчонка не торопится отнести его на кухню. Она направляется к клиенткам, на столе которых красуется обувь, берет ее, подходит к Светке и бросает на пол подле ее босых ног.
Иногда гром тише, чем этот стук каблуков.
А молния не так быстра, как Светка, которая срывается с места.
Глава 15. Кирилл, прошлое, три года назад
Я успеваю дернуть ее за руку, и, пока она недоуменно плюхается на диван, официантка уходит.
– Да она же… – тяжело дышит Светка. – Эта чертова булка с пышками на щеках…
Она снова порывается подскочить, но натыкается на мой взгляд.
– Сядь, – остужаю ее порыв побежать следом и как-нибудь отомстить.
Светка понятливая, и это меня тоже в ней подкупает. Выдохнув, успокаивается, посматривает на свои туфли и комментирует со смешком:
– А впрочем, личный паж – это даже забавно.
Кто-то также находит ее шутку забавной, и она собирает еще пару смешков. Даже клиентки, у которых рядом с тарелками еще недавно была ее обувь. А у меня резко портится настроение, на душе как-то паршиво, а когда Светкины пальчики вновь начинают ползти по моей ладони, я просто их стряхиваю.
– Понимаю, – она кокетливо улыбается, – ты так быстро заводишься, лучше я сделаю все, что хочу сделать с тобой, когда будем в машине…
Она понимает не так, но главное, что перестает меня трогать. Единственное, что я был бы не против подержать сейчас в руках, – сигарета. Отворачиваюсь к окну, где вовсю дышит лето, и уже собираюсь выйти на пару минут, когда к столику приближается та же официантка.
На подносе два бокала, бутылка вина. А взгляд направлен туда же, где недавно был мой, – на окна, за которыми шевелится жизнь. И я снова невольно засматриваюсь. Не знаю, почему не могу, а главное – не хочу отвернуться.
Слышу, что Светка что-то бормочет, но игнорирую, потому что девчонка все ближе. И мне кажется очень важным поймать ее взгляд.
Недаром говорят, что самая темная ночь перед рассветом, а тишина иногда оглушает. Потому что то, что происходит дальше, – внезапно, как взрыв разрозненных кадров.
Официантка останавливается у столика. Светка наклоняется, решив наконец-то обуться. А потом неожиданно выпрямляется и как-то неловко подается вперед. Настолько неловко, что задевает поднос, и с него тут же скатываются и бокалы, и бутылка вина, цена которой как у некоторых годовая зарплата.
Звон.
Красные пятна, ползущие по итальянскому мрамору.
И теперь, только теперь, когда изумленно распахиваются глаза у девчонки, я понимаю, что они как камни, рожденные в сердце вулкана, – цвета обсидиана.
– По-моему, кое-кому пора завязывать с булками, чтобы двигаться легче, – комментирует Светка. – Ты хоть представляешь, на какую сумму только что влипла?
На долгие секунды все вокруг умирает – стихают шепотки, разговоры, смешки за соседними столиками. Превращаются в соляные столбы официанты с администратором. Умолкает Светка.
Единственное, что остается живым, – это глаза девчонки.
И чем дольше я смотрю в них, тем херовей себя ощущаю.
А потом она прячет взгляд за ресницами, и это будто дает пощечину всем, заставляя ожить. Снова гомон врезается в уши, официанты начинают бесполезно метаться, Светка вздергивает подбородок едва ли не к люстре, к столу торопится администратор, и, судя по ее виду, она намерена устроить взбучку не кому-нибудь, а девчонке.
Предсказуемо.
– Я думаю… – обернувшись ко мне, Светка облизывает призывно губы и снова берет меня за руку.
– Иди к машине. – Поднимаюсь из-за стола как раз вовремя, чтобы перехватить администратора на бегу.
– Что? – доносится вслед изумленное.
Хватает взгляда, чтобы Светка недовольно поджала губы, но поднялась и королевской походкой направилась к выходу.
– Не бойся, – роняю застывшей официантке.
Не знаю, слышит ли она меня, – видно, что не просто сильно расстроена, а перепугана насмерть.
Наверное, чтобы убедиться, что она меня поняла, и чтобы наконец-то очнулась, снова стала живой, приподнимаю пальцем ее подбородок, заставляя взглянуть на себя.
– Тебе ничего не будет, – заверяю ее.
Но вместо того, чтобы облегченно выдохнуть, или улыбнуться, или хотя бы кивнуть, она вздрагивает и отшатывается. А потом стремительно удаляется, теряясь из вида.
– Кирилл Федорович, – говорит заискивающе наблюдавшая за этой мизансценой администратор. – Я даже не представляю, как быть… это же ваша личная гостья…
Представляю, как бы перекосило отца от этих слов, если они бесят даже меня, а я к его бизнесу не имею ни малейшего отношения. Администратор – не тот, кто укажет посетителю на пустующий столик, а тот, кто держит все и всех под контролем.
И уж тем более администратор не будет торчать посреди зала с таким беспомощным видом, давая возможность клиентам вникать в какие-либо разборки.
– Запишите все на мой счет, – киваю на осколки с разводами и на столик посетительниц, где не так давно стояли Светкины туфли. – В том числе счет за ужин этих двух девушек.
Администратор угодливо кивает и едва ли не кидается распахивать передо мной дверь, когда я направляюсь на выход. О том, чтобы не говорили отцу, не напоминаю: не в ее интересах болтать.
Светка гарцует у машины – отключаю сигнализацию, чтобы она села в салон, но сам не спешу. Закуриваю и с каждой затяжкой все удачней приглушаю колючие, непривычно неудобные мысли.
– Ты мне только одно скажи, – вместо обиды и выяснения отношений, как сделала бы другая, спокойно интересуется Светка, когда я все же сажусь в машину, – с чего вдруг ты ее пожалел? Она ведь сама нарывалась.
Пожалел…
«Ну да, конечно, – хватаюсь за эту идею, – я просто ее пожалел».
И чисто из жалости на следующий день снова появляюсь в том ресторане. То, что что-то не так, понимаю с первой секунды. Нет, официанты при деле, столики не пустуют, но чувствуется явное напряжение еще до того, как я замечаю администратора: лицо бледное, на ногах еле держится.
– Добрый день, Кирилл Федорович, – она с трудом выдавливает улыбку, когда я здороваюсь.
– Добрый. Двойной эспрессо. – Оглядываю зал, выбирая столик поближе к окну. – И пусть мне принесет его вчерашняя официантка.