И неожиданно принимается рвать.
Сначала на две части, потом на четыре, с каждым разом делая части все меньше и меньше, пока они не превращаются в мелкое крошево.
А потом распрямляет ладони, на которых покоится белый комок из разрозненных частичек, подносит ладони к лицу и делает резкий выдох.
Клочки бумаги, бестолково кружась, в хаосе приземляются на идеально чистый и дорогой стол хозяина кабинета. А несколько даже рискуют зацепиться за его пиджак и спинку итальянского кресла.
Но, осознав, что совершили ошибку, испуганно опадают на пол, когда отец поднимается.
Медленно.
Не сводя прищуренного взгляда с женщины, которая тоже все понимает, но почему-то никуда не бежит.
Она не думает о побеге, даже когда мой отец обходит стол и начинает наступать на нее.
Не торопясь.
Обманчиво медленно.
Шаг за шагом.
Неумолимо оттесняя ее от двери и заставляя упереться в стол, за которым он сидел секунды назад.
Он сильнее, гораздо выше ее, со стороны выглядит так, будто скала нависает над хрупким ростком. Но вместо того, чтобы сбежать от очевидной угрозы, повернуться к закрытому теперь солнцу, этот росток распрямляет свои лепестки.
Женщина поднимает голову и смотрит прямо в глаза.
Мне кажется, они долго, слишком долго ведут какую-то мысленную борьбу, а потом отец отступает.
На шаг, но женщина принимает его за победу. Напрасно. И облегченный выдох, который срывается с ее губ, преждевременный. Я знал, что это тактическое отступление и маневр для удара, но даже я не был готов к тому, что услышу.
– Вы замужем?
– К счастью, трижды разведена.
– Это хорошо, – кивает отец, сканируя ее взглядом. – Не люблю воевать с замужними красивыми женщинами. Их мужья обычно сдаются в плен первыми – поди знай, куда потом их пристроить.
Я ожидаю, что женщина вспыхнет смущением, как и ее дочь. Но на нее, видимо, работает опыт, потому что она начинает смеяться. Легко, заразительно и как-то… доверчиво, что ли.
И да, немного наивно, потому что это отца не отталкивает.
Она продолжает смеяться, а он не пытается оградить свое самолюбие. Продолжает смотреть на нее, но уже не просто прикидывает расклад – он ею любуется.
Сообразив, что больше мне здесь делать нечего, поднимаюсь с кресла и направляюсь к двери. По-моему, эти двое даже не замечают, что у них были зрители да решили покинуть.
Совесть немного грызет: все же в ловушку, которая готова захлопнуться, она попала отчасти из-за меня, поэтому, обернувшись, я предлагаю:
– Хотите, я вас подвезу?
– Меня ждет такси.
Что ж, я сделал что мог.
Похоже, кто сегодня и расслабится разок – так это отец. Но ему даже полезно, да и ресторану не повредит: может, что и сломает, но, глядишь, увольнять персонал передумает. А вот такси я бы отпустил, хотя, если таксист не дурак, сам через часик уедет.
Почти неделю я дома практически не появляюсь. Клубы, вечеринки, ночевки у друзей, приятелей и малознакомых людей, с которыми пересекаемся только на пару часов, исключительно чтобы убить лишнее время.
Часто вместе со мной тусит Светка, но, когда ее нет, я о ней забываю. Мне кажется, она об этом догадывается, поэтому всегда звонит первой, даже если я обещаю ее набрать. С ней просто, легко и все можно.
Мы так отрываемся в постели, будто до этого секс долгие годы для нас был табу.
Пожалуй, то, что у нас происходит, пусть и с натяжкой, но можно назвать отношениями. Она ни с кем не встречается больше, я тоже трахаю только ее. Думать о ком-то еще просто нет сил.
И к лучшему.
Полагаю, я бы выкорчевал из себя занозу, которую ни увидеть, ни нащупать не мог, но она все-таки немного мешала, если бы не внезапный сюрприз.
Голова трещала от музыки клубов, и однажды я решил сделать временный перерыв. Никаких ночевок у кого-то еще, курс домой. Но, открыв дверь, застываю на пороге от звука женского смеха. Заливистого, веселого, который узнаю, но настолько не верю в происходящее, что решаю проверить. И вместо того, чтобы подняться в комнату, заглядываю на кухню.
Так и есть. Мать той девчонки. На столе тарелки с весьма сомнительной пастой, бокалы с вином. Мой отец ей что-то шепчет на ухо, а она снова смеется.
Вот уж не думал, что у него имеется чувство юмора.
Да и что женщина, которая однажды ворвалась в его кабинет ураганом и вызвала смерч, так надолго задержится. Я был уверен, что ее давно сдуло ветром.
Но то, что она в нашем доме, указывает на мой просчет и тот факт, что она не просто задержалась, а зацепилась всерьез.
Это первая женщина за восемь лет, которую отец привел в дом.
Первая женщина, которая делит с ним вечер после того, как умерла моя мать.
– Кирилл, – замечает она меня и, судя по улыбке, с которой встречает, все еще не в курсе, кто стал причиной слез ее дочери. – Иди к нам, поужинаешь?
Не дожидаясь ответа, накладывает мне пасту. Немного помедлив, решаю присоединиться: действительно голоден, да и отец, несмотря на непрезентабельный вид блюда, ест с большим аппетитом.
Мне тут же пододвигают поближе тарелку с салатом, где овощи просто крупно порезаны и перемешаны – все, вообще никакой презентации. Недоуменно смотрю на отца.
Нет, здесь без вина так просто не разгребешь.
Наливаю себе, после пары глотков решаюсь попробовать пасту и едва не выплевываю в тарелку. Это не паста, это разваренные спагетти, хотя я не знаю, как можно умудриться вообще переварить этот сорт. А соус – такое ощущение, просто набор специй и соли.
С трудом проглотив, запиваю вином.
Одним бокалом не обойдется: во рту все еще дикое пламя. Но беспокоит это меня одного. Отец, который уволил бы повара за такое издевательство над овощами, с улыбкой соглашается на добавку салата. Отец, который превратил бы повара в фарш за это изнасилование спагетти, умудряется их есть, даже не поперхнувшись.
Известный ресторатор, для которого подача – эстетическое наслаждение, а вкус блюда – гастрономический оргазм, с очевидным удовольствием ест блюда, которые проглотить невозможно.
Как будто не ощущает их вкуса.
А может, так все и есть, потому что все его внимание сосредоточено исключительно на женщине, которая успевает не только вести разговор ни о чем, чтобы втянуть в него и меня, но и прикасаться к моему отцу. Украдкой – то накладывая ему добавку, то передавая соль.
Соль, н-да…
А потом она случайно натыкается на мой задумчивый взгляд и медленно сдувается, как проколотый шарик. Улыбка не пропадает – она просто перестает быть искренней и словно отогревать всех, кто ее замечает. Из глаз исчезают веселые искорки – теперь они светлые, просто светлые, да и все. А ее пальцы соскальзывают с ладони отца и прячутся под стол, словно в чем-нибудь провинились.
– Ой, кажется, я засиделась. – Она поправляет прическу, бросает взгляд на маленькие часики на запястье и тут же спохватывается, как будто у нас под домом дежурят десятки такси и ей достаточно только выйти, чтобы уехать. – Прости, Федор, мне пора возвращаться домой. Кирилл, рада была повидаться еще раз и наконец познакомиться.
Ничего особенного, все ожидаемо – как-никак, у нее дома две дочери. Но сейчас она не просто уходит – она отступает.
И будет ли это тактикой, как у отца? Сомневаюсь. А он, судя по тому, как сразу мрачнеет, просто уверен, что это не только шаг в сторону.
Поднимается, хотя его бесит ее решение – чувствую, вижу, его злость вполне ощутима. И тем не менее не удерживает.
Вино он не пил, так что, скорее всего, отвезет ее сам – со скорым отъездом проблемы не будет.
И хорошо ведь…
На кухне становится сразу спокойно, привычно, вкус этих ужасных блюд забудется, едва со стола уберут.
Но я поднимаюсь и иду следом за ними. Останавливаюсь на крыльце, поглубже вдыхаю, медлю пару секунд, а потом срываюсь и спешу к гаражу. Бросив лишь один взгляд на женщину, которая уже смотрит вдаль, на дорогу.
Я знаю, что могут возникнуть проблемы. Но это все херь в сравнении с тем, как отец смотрел на свою гостью сегодня. Мне было тринадцать, когда мамы не стало, но этот взгляд я отчетливо помню.
И все еще не забыл, какими пустыми были глаза отца все эти годы.
Хрен знает, что он нашел в этой женщине. Хрен знает, почему, сука, она, а не кто-то другой.
Любая другая – я бы принял любую. Даже ту, которая бы меня терпеть не могла, лишь бы она любила отца, а он так смотрел на нее.
Но если он сделал выбор, я не хочу стоять у него на пути.
– Отец, – застаю его уже за рулем, а когда он опускает стекло, говорю: – Если ты хочешь, пусть она остается.
Он не задает ненужных вопросов: осознаю ли я, что даю разрешение не на одну ночь. Даю ли себе отчет в последствиях, которые могут возникнуть.
Мы понимаем друг друга без слов.
Киваю и отхожу от машины.
Глава 17. Кирилл, прошлое, три года назад
Не знаю, что происходит между отцом и Викторией, но с каждым днем он становится все мрачнее.
Мы видимся нечасто, урывками, но то, что все не так просто, достаточно понять, лишь взглянув на него. Боюсь, за две недели он перетрусил персонал не только одного ресторана. Да и срочная командировка на целых пять дней говорит мне о многом.
– Как съездил? – спрашиваю, когда он возвращается.
Постояв на крыльце пару секунд, задумчиво смотрит вдаль. Потом встряхивает головой, посмотрев на меня, видимо, вспоминает вопрос – молча кивает. И уходит в дом, лишь мазнув взглядом по Светке, которая сидит у меня на коленях.
– Твой отец такой строгий, – восхищенно шепчет она, покусывая мне шею. – Даже строже, чем мой.
Усмехнувшись, отворачиваюсь, чтобы ее не задело облако сигаретного дыма. Мы оба расслабленные, немного хмельные от любовных каруселей без тормозов, на которых проехались. Сжимаю ее грудь, когда она увлекается и чуть прикусывает губами мою кожу на шее, но ее это лишь сильнее заводит.
Скользит зубами, подбирается к уху, дышит в него пару раз, пока я не устаю от этого внезапного ветра.