И это он зря.
Потому что Кирилл уже не просто злится – звереет.
Подскочив к Матвею, сгребает его за шкирку, как какого-то нашкодившего котенка, и выталкивает за ворота. Думаю, тот не сопротивляется, потому что, как и я, просто не ожидал такого исхода. И только поэтому очень быстро оказывается снова в машине, даже не сказав мне ничего на прощанье.
А Кирилл между тем с размаха закрывает ворота, как будто изгоняет злых духов, оборачивается ко мне и начинает стремительно приближаться.
– Ой… – выдыхаю я, поймав его взгляд на себе.
Становится даже чуточку жутко.
Ну и да, не хочется, чтобы меня тоже таскали за шкирку, поэтому я вспоминаю о его просьбе (просьбе, внушаю себе, чтобы пояснить свое бегство) и начинаю семенить к дому. Снег мешает – конечно, именно сейчас он решает падать не куда-нибудь, а под ноги мне. Скользко, а еще когда и спешишь…
– Алиса, – слышу вкрадчивый голос у себя за спиной.
– Не отвлекай меня, – отмахиваюсь, считая спасительные шаги до двери, – я делаю так, как ты и хотел.
– И как же? – звучит еще более вкрадчиво и намного ближе, чем раньше.
Но и дверь уже в шаге, поэтому я успеваю ответить:
– Держусь от тебя подальше.
Хватаюсь за ручку двери, дергаю ее на себя, а вот войти все-таки не успеваю.
Сзади меня обхватывают крепкие руки и, несмотря на мое сопротивление, прижимают к своему хозяину.
Плотно.
Так плотно, что я чувствую его всего, несмотря на одежду.
– Нет, – раздается надо мной тихий, какой-то надломленный голос, – ты не держишься подальше. Наоборот. Ты стремительно меня к себе приближаешь. Но знаешь ли ты… осознаешь ли ты, чего именно просишь?
Глава 22. Алиса, прошлое, три года назад
– Чтобы ты меня отпустил? – произношу едва слышно.
Корю себя за то, что голос звучит так неуверенно и в словах не утверждение, а скорее вопрос. Но с ним почему-то иначе никак.
Он не просто меня подавляет. Он будто меня поглощает.
Поглощает волю, сопротивление и все те призрачные преграды, которые мне удалось между нами построить.
Хочется расслабиться, откинуть голову ему на плечо, но я ведь знаю, что последует дальше.
Будет больно, а я не хочу.
– Пусти меня, – говорю уже тверже и неожиданно для самой себя вырываюсь из крепкого захвата.
Конечно, не тешу себя иллюзией, что это моя заслуга. Это он меня отпустил. Захотел – поймал. Захотел – отпустил.
Влетаю в дом.
Слышу шаги, но не смотрю на него.
Меня настолько злит, что он мной управляет и, как и я, знает об этом, что я резко сдергиваю с себя дубленку. А потом, чувствуя, что он стоит у меня за спиной, и даже ожидая увидеть ухмылку, с которой он за мной наблюдает, оборачиваюсь к нему.
– Не знаю, что тебе там показалось, – говорю, с трудом выдержав взгляд, которым он меня распинает, – но я была бы рада, если бы ты просто мне не мешал.
– Целоваться с другим?
– Почему бы и нет? – соглашаюсь, пожимая плечами. – Он мне нравится, я ему тоже. И потом, надо же мне все-таки добиться, чтобы мои романтические истории стали более правдоподобными? Как ты там говорил – нужно узнать, что такое желание, почувствовать страсть и…
А вот что «и», ни вспомнить, ни тем паче договорить просто не успеваю.
Шаг – и он снова почти вплотную ко мне.
Поднимает ладонь, прислоняет ее к моему рту, обрывая мою гневную речь, и, пока я смотрю на него в изумлении, начинает скользить по моим губам подушечкой большого пальца.
– Что ты делаешь? – выдавливаю с трудом. – У меня что, помада размазалась?
– У тебя была еще и помада? – хмурится он и начинает водить пальцем еще усердней, чем раньше.
Сосредоточенно, даже жестко.
Отвожу голову в сторону, но он хватает меня другой рукой за подбородок и так же продолжает водить по моим губам пальцем.
– Что ты…
– Стираю его поцелуи.
Мне вдруг становится так смешно, что я не могу удержаться. Смеюсь, смотрю на него и смеюсь.
А когда вижу, как стремительно темнеют его глаза, мой смех обрывается, застревает в горле, ухает в желудок каким-то холодным комком.
Он склоняется, его губы оказываются в нескольких сантиметрах от моих, нас разделают всего лишь доли секунды, когда я понимаю, что он задумал. То есть все, теперь уже можно ко мне прикоснуться.
– А мне… – встретив темный взгляд, качаю головой и делаю шаг назад. – Как мне стереть все твои поцелуи?
Он молчит.
Спасибо за то, что не лжет.
Отвернувшись, отхожу от него и, не оборачиваясь, бросаю:
– Ты прав: это попросту нереально. Так что держись от меня подальше. А я попробую научиться с кем-то другим.
И зря…
Зря я не смотрю на него, потому что упускаю момент, когда он меня настигает. А когда разворачивает к себе и наши взгляды переплетаются, там столько всего намешано и кипит, что мне становится жутко.
Но я не успеваю прочувствовать этот страх, потому что он обхватывает ладонями мое лицо и, качая головой, выдыхает как-то измученно:
– Откуда ты только взялась… – Не целует, а просто прижимает свой рот к моему, будто ставит печать. – Если ты и будешь учиться, то под моим личным контролем.
– А не пошел бы ты…
Резкий выдох, и он впивается в мой рот, проглатывает мои слова. Обхватывает мою шею руками, притягивая к себе. Игнорирует то, что я не отвечаю ему.
Не хочу…
Не хочу так…
Не хочу, чтобы снова эта дикая боль…
А уже начинает болеть, уже душа ноет, а сердце заходится в испуганном ритме.
Выдерживаю пару долгих секунд, а когда он отрывается от моих губ, чтобы наконец-то взглянуть на меня, неожиданно для самой себя отвешиваю ему пощечину.
Первую в моей жизни.
Она так громко звучит, что вот теперь я точно пугаюсь.
И взгляд, у него меняется взгляд – мне не кажется, там буквально дышит огонь.
Он медленно выдыхает.
Секунды сплетаются с бесконечностью, пока он рассматривает меня.
А я невольно ежусь, ожидая расправы. Пытаюсь от него отшатнуться, сбежать, потому что… не знаю, чего теперь точно ждать от него.
Вряд ли ударит в ответ, но…
Удара не следует. Нет ни ухмылки, ни едкой усмешки, ни слов, которыми он ранит сильнее кинжала.
Он опускает руку и переплетает между собой наши пальцы. А потом, думая, что теперь все в порядке, снова не обращает внимания на то, что я хочу вырваться, и начинает склоняться.
И я снова даю ему пощечину.
Которая звучит еще громче.
Но теперь в запасе уже нет даже этих секунд. Он опускает вторую руку, вновь перехватывает мою ладонь и тянет меня на себя, заставляя сделать шаг, качнуться к нему, прикоснуться к нему, соединиться телами.
– Да иди ты…
– Только вместе с тобой, – заявляет серьезно он, будто дает какую-то клятву.
И снова накрывает мои губы своими.
Жестко, уверенно, будто имеет на это особое право, и больше не давая мне передышки. Лишая меня возможности вырваться. Лишая меня злости, которая тихо стонет, напоминая о его прошлых обидах.
Заставляя меня приоткрыть губы и наконец ответить ему.
И все, что между нами было до этого, мгновенно стирается. Не понимаю, не помню, как мы оказываемся сидящими на диване в гостиной. Вернее, на диване сидит только он, а я…
Мне не стыдно, что я восседаю на нем. Не стыдно, что задыхаюсь от его поцелуев. Не стыдно, что хватаюсь за его обнаженные плечи, скольжу пальцами по его волосам, обхватываю его затылок, чтобы приблизить к себе и чтобы было еще жарче, еще слаще, еще вкуснее, пусть даже порочней.
Между нами два слоя одежды, но ощущения очень острые, яркие, насыщены новыми красками.
Непривычно.
Возможно, неправильно, но…
Я не хочу останавливаться.
Не хочу, чтобы он меня отпускал.
Но он держит меня так жестко, словно и сам боится, что я ускользну. А я, даже если бы и хотела, вряд ли смогла бы. Потому что я не могу дышать без него, не могу больше ни секунды без его рук и ни мгновенья без его поцелуев.
Мне кажется, на этот раз в лихорадке пребываем мы оба. Он что-то бессвязно мне говорит, когда покрывает лицо поцелуями. Я что-то ему отвечаю – не более связное. И раскачиваюсь на непривычной волне удовольствия, которая меня мягко подхватывает, чтобы унести за собой.
Испугавшись, распахиваю глаза, смотрю в темные омуты, хватаю открытым ртом воздух.
– Тише… – он смотрит на меня с такой жаждой, что я снова тянусь к нему, не выдерживаю.
Сопротивляюсь, когда пытается остановить меня.
Прижимаюсь к нему плотнее, теряюсь в его поцелуях и новой, еще более сильной волне подступающего удовольствия, когда он вновь опускает вниз руку и я чувствую, какие же жесткие у него костяшки пальцев… и как же все правильно, хотя и впервые, непривычно и страшно… а если качнуться сильнее…
– Тише… – вновь пытается меня удержать.
А может, он имеет в виду мои тихие стоны – но спрятать их невозможно, так же как и выбраться из подступающих волн.
Мне жарко. Холодно. Тяжело и легко. А еще хорошо так, что просто невыносимо. И кажется, что все это не со мной, не в реальности, что так не бывает. Не бывает, чтобы он тяжело дышал в мои губы, чтобы слизывал мои стоны, чтобы смотрел так, будто ему это нравится, и чтобы в его глазах было легкое беспокойство и сильное буйство, которое он держит в себе, впиваясь в мои бедра пальцами и пытаясь остановить меня хоть сейчас, потому что…
Поздно.
Отрываюсь от его губ.
Потому что воздуха нет.
И все краски мира размыты.
Яркая вспышка – и темнота, пустота, крушение, забытье…
И только удары его сердца, как азбука Морзе, указывают мне путь, по которому можно вернуться обратно.
Медленно прихожу в себя, начиная осознавать, где я и что только что было.
Дыхание все еще рваное.
Прячу пылающее лицо у него на плече, потому что боюсь. Снова боюсь, что, если взгляну на него, увижу ухмылку или услышу слова: «Ну вот ты и узнала. Как тебе мой первый урок?»
А потом чувствую, как он прижимает меня сильнее к себе, чтобы мне было удобней прятаться дальше. И ласково проводит ладонью по моим волосам. Убирая их от моего лица. Целуя меня в висок.