Она прикладывает ладонь к шее, словно ей трудно сделать вдох.
Кивает, пытается улыбнуться.
А потом достает визитку и кладет ее на стол со словами:
– Подумай еще раз, чего ты хочешь.
И выходит из комнаты.
Мой порыв пойти следом за ней стихает, когда я слышу голос Федора Ивановича. Жесткий, грубоватый, но этот мужчина настолько надежный, что с ним маме будет легче, чем рядом со мной. Со мной она может растрогаться и расплакаться, а он ей не позволит, потому что обожает, когда она улыбается.
– Что? – фыркает Полина, заметив мой взгляд. – Я ничего такого не сказала! Тоже мне новость, что у тебя нет отца!
– Знаешь, – говорю я, – когда-то давно, в детстве, я спрашивала у мамы: мам, почему у других есть папы, а у меня только ты и сестра? А она ответила: ну ведь сестра – это куда лучше. Не у всех, у кого есть папа, есть такая сестра, как у тебя. Папа может уйти, а сестра – никогда. И я обрадовалась, почувствовала себя такой счастливой, кажется, даже стала любить тебя еще больше, чем когда только увидела… И ты меня тоже любила. А потом что-то в наших отношениях изменилось…
Говорить о том, что чувствуешь, трудно. Даже человеку, которого знаешь давно и который тебе очень близок, родной.
Но мне хочется вскрыть этот нарыв, хочется понять, в чем причина.
– Скажи, – встречаюсь взглядом с Полиной, – я сделала что-то не так?
Она отворачивается, будто прислушиваясь к голосам матери с отчимом. И я даже думаю, что она промолчит, потому что, как и я, понятия не имеет, почему мы начали отдаляться.
Но оказывается, она знает ответ:
– Всё. Даже то, что ты родилась!
Глава 33. Алиса, настоящее
Наверное, эти слова для Полины так же внезапны, как для меня.
Она беспомощно открывает рот, смотрит на меня изумленно распахнутыми глазами, а потом срывается с места и убегает.
Желание кинуться за ней следом мерцает, как звезда среди стремительно набегающих облаков, а потом тихо гаснет.
Одна фраза, но такой мощи, что начинает доставать и крошить яркие картинки из памяти…
Я иду под руку с мамой и тороплю ее, чтобы она ускорила шаг: в садике нам давали такие вкусные конфеты, что мне не терпится поделиться одной с сестрой. Я только сильно переживаю, можно ли ей. Она так мало ест. И радостно подпрыгиваю, когда мама улыбается и дает разрешение…
Школа, куда я, как совсем взрослая, веду в первый класс маленькую сестренку. Она такая доверчивая, что я сильно переживаю: хоть бы ее никто не обидел. И не зря. После урока она громко рыдает, рассказывая, что ее усадили за одну парту с мальчиком, а тот постоянно дергал ее за косу.
– Это потому, что ты очень красивая, – убеждаю ее.
– Правда?
– Конечно. А волосы у тебя как лучики солнышка, вот он и дергает за них, хочет ухватиться за солнечный свет.
– А почему тогда мама называет «солнышком» не меня, а тебя?
– Чтобы мне было не так обидно. У меня ведь таких волос нет…
Первый день в новом доме, и просительный взгляд:
– А можно я буду жить в этой комнате?
– Милая, но там уже вещи Алисы. Твоя комната не хуже, поверь.
– Она далеко от Кирилла. Алисе он все равно не понравился. Я же видела, не понравился. И у них это взаимно. А мне, может быть, наконец повезет с этим братом?..
Последний кадр крутится долго, навязчиво, словно заставляя к себе присмотреться. И да, пожалуй, наши отношения с сестрой начали портиться именно после того, как мы сюда переехали.
Но я списывала это на подростковый возраст. А когда мы стали отдаляться сильнее – на то, что теперь у нее появился Славик. Когда есть любимый человек, именно он становится для тебя той звездой, на которую хочется смотреть бесконечно.
Могло ли быть так, что изначальная причина в Кирилле? Не думаю. Странно. С чего бы? На меня он обращал еще меньше внимания, чем на нее.
И ей с этим повезло куда больше.
Не уверена, что при таком стремлении быть значимой и заметной для посторонних людей она бы выдержала быть и для него, и для его друзей, которые ей так нравятся, просто «Никто».
Хотя в сравнении с его внезапным отъездом – это пустяк.
И я молчу про его возвращение.
Оба раза это как землетрясение, только уничтожаются не строения, за крахом которых ты наблюдаешь, а ты. А то, что осталось, точится мыслями – долго, годами.
И потом, Полина сказала, что ей каким-то образом помешало даже мое рождение. Просто хлесткая фраза, чтобы задеть посильнее, или…
Нет, вряд ли дело в Кирилле. Она ведь не знает, что у нас что-то было.
Про то, что у него что-то было с «Никто», не знает никто.
А что именно было, не знаем даже мы сами.
Голова начинает раскалываться от стремительного потока воспоминаний и мыслей. Открываю вновь ноутбук, смотрю на мигающий курсор, даже что-то печатаю. Именно печатаю – не пишу.
Так, какие-то буквы, слова, набор текста – видимость для себя, вроде бы чем-то всерьез занята. А сама прислушиваюсь к шагам у двери. Теплится надежда, что Полина остынет и зайдет извиниться. Гормоны, плохое настроение – есть масса причин, которыми можно прикрыться.
Но шагов нет.
Стираю бессмысленный набор букв, с упоением наблюдая за тем, как их пожирает тонкая стрелка. И вновь пытаюсь писать. И опять же стираю.
Строка за строкой, половина главы, глава…
Удаляю.
Глаза нестерпимо болят, но я упрямо всматриваюсь в экран, как будто и правда думаю, что герои, которые решили сегодня молчать и велят не лезть к ним в таком состоянии, передумают и начнут снова болтать, перебивая друг друга.
Осознав, что вижу даже не файл, не экран, а поток белых сотканных точек, пишу сообщение в комментариях, что продолжение будет завтра, всем желаю спокойной ночи и беру выходной. Хотя это трудно назвать выходным, трудно притвориться, что я не варюсь в котле из липких эмоций, а действительно отдыхаю.
Не знаю, как получается так, что я засыпаю. Мерцающий экран, подступившая к окнам ночь, тишина. Много мыслей, невеселых, тяжелых, – наверное, надавили на плечи, застали меня врасплох.
Пробуждение такое же тяжелое, как и сон. Шею ломит, руки, на которые я склонила голову, затекли. Обычно, когда я долго пишу, болит правый локоть, но это привычно. А здесь сразу обе руки.
Зажмурившись, потираю шею и, видимо, задеваю мышку, потому что вспыхивает экран ноутбука.
О, новые комментарии!
Предвкушая, читаю, и…
«Где прода, автор?», «Когда ждать продолжения?»
О-хо-хо… А ответ-то есть, и давно, только его никто не читает.
Ладно, лучше действительно выспаться, дать отдых глазам и помечтать на тему того, чтобы дожить до времен, когда можно будет прикоснуться к кристаллу, произнести волшебные слова: «Прода, приди!» – и все, что ты видишь, все, что рассказывают герои, взяло и оформилось в буквы само.
А сейчас промолчу.
Это именно тот вариант, когда нужно выдержать паузу.
И вдруг, скользнув по комментариям вверх, снова вижу свое сообщение. И нет, это не предыдущее, где вежливо извещалось, что у меня выходной. Не случайный дубль, который вдруг задвоился, потому что в первый раз его никто не заметил. Судя по капсу и количеству восклицательных знаков, это какой-то истерический вопль:
«СКАЗАНО ЖЕ – ВСЕМ СПАААТЬ!!!»
Немедленно стираю его, надеясь, что никто не успел прочитать. Хотя, судя по тому, что сообщение было отправлено полчаса назад, и тишине в комментариях, надежды на это практически нет.
Н-да…
И что это было?
Нет, я могу спросонья поговорить и забыть…
Но если бы я могла хоть что-то писать во сне, я бы с удовольствием не только ночью спала, но и во время бухгалтерской суеты выкраивала время на обеденный сон. У нас в кабинете даже диван с подушками есть.
Бросаю взгляд за окно: может, я так реагирую на полнолуние? И, как назло, луны и не видно – видимо, пока еще прячется с другой стороны.
Подхожу к окну и вдруг спотыкаюсь обо что-то мягкое, но громоздкое. Нагнетая обстановку, решает показаться луна и даже чуть подсвечивает комнату тонким «огрызком». Ветер, освободивший ее от туч, решает заглянуть и ко мне, из-за чего за моей спиной громко хлопает дверь.
И, наверное, только в этот момент я окончательно просыпаюсь, потому что понимаю сразу несколько фактов одновременно.
Полнолуния нет. Дверь открылась, хотя я запирала ее изнутри на замок. На полу стоят два пакета с каким-то навороченным лейблом. Сообщение писала не я, поэтому без валерьянки можно пока обойтись.
И самое главное – это, собственно, вывод: в моей комнате опять был Кирилл.
А эти пакеты – подарок?
Пока в голове вертится мысль: «С чего бы ему мне что-то дарить?» – я уже спешу к выключателю. Волнуясь, как будто увидела живого Деда Мороза, достаю содержимое из первого пакета.
Полотенца для головы вызывают улыбку: всегда хотела купить, чтобы попробовать, но постоянно забывала. А следующие банные, целый комплект, на ощупь приятные, мягкие, но настолько длинные и широкие, что в них можно обернуться как в сари.
В другом пакете обнаруживается халат. Не длинный и широкий, как полотенца, а практически безразмерный. Если с полотенцами еще было понятно, Кирилл четко озвучивал, что его бесит, и, видимо, решил таким способом избавить себя от раздражающего фактора, то с халатом вопрос.
Халаты я не ношу, тем более как минимум размеров на пять больше.
Ошибся или намек, что нужно еще похудеть?
Пока я еще не полностью его разворачиваю, радуюсь тому, что он хотя бы приятного цвета. А когда вижу целиком… На голубом фоне изображены какие-то светлые островки, на капюшоне блестят косые глаза, сделанные из страз, а от самого капюшона тянутся длинные уши. Жирная подсказка для тех, кто не понял, что это – солидный заяц в интимной стадии линьки.
Если бы не отголоски обиды, на которые сейчас толстым слоем легли новые, не самые радужные эмоции, я бы вряд ли решилась на то, что затеяла. Сдержалась бы, утром отшутилась или ответила взаимным подарком на эту издевку.