– Твоими стараниями.
Она застывает.
Застывает боль в ее светлых глазах, застывает все ее тело, даже ресницы – как у красивой, дорогой куклы. В принципе, то, во что она превратилась.
Выражение взгляда меняется – осознание, неприятие, отказ и упрямство, а еще четкая уверенность, что все было не так. Сейчас на меня смотрит не девочка, которая минуту назад лепетала мне об ошибке, а женщина, которая вбила себе в голову, что всегда права априори. А кто считает иначе – с дороги, чтобы ей было проще идти по телам тех, кто слишком любит ее, чтобы столкнуть.
Меня это не касается, поэтому не пронимает ни обида на кукольном личике маленькой девочки-женщины, ни смесок каких-то эмоций, которые никак не найдут выхода на свободу.
– Чего ты добиваешься, можешь внятно сказать? – разрушаю эту театральную паузу.
А на самом деле крошу что-то более мощное, какую-то скрытую дамбу, потому что Полину неожиданно прорывает.
– Неужели это так трудно понять?! – взрывается она, гневно сверкая глазами, и делает шаг к моему креслу. – Тебя. Я добиваюсь тебя!
Опускаю взгляд на ее пока еще плоский живот.
– Это не помешает, – уверяет она. – Это…
– «Это»… – повторяю за ней, и плевать, что она дергается от того, как жестко и сухо звучит мой голос. – Ты правда рехнулась или мне только кажется? Хочешь сказать, что готова променять ребенка, человека, который тебя любит, на то, чтобы разок постоять на коленях и мне отсосать?
Мои слова – пощечина для любой.
А она молчит.
Молчит и смотрит на меня изумленно распахнутыми глазами, в которых все что угодно, но не злость и обида.
– Твою мать… – выдыхаю я, когда понимаю ответ.
Я поднимаюсь так резко, что она чуть отшатывается. Втягивает плечи, когда нависаю над ней.
– Вот сейчас у тебя правильная реакция. – Обхватываю пальцами ее подбородок и заставляю смотреть на себя, может, так быстрее дойдет. – Ты – маленькая избалованная дурочка. Придумала себе какую-то сказку, в которой за минет вручают обручальное кольцо. На самом деле я смутно помню тех, кого трахал во всех позах, и мне было плевать на имена тех, кому я просто вставлял в рот пару раз.
Ее глаза как два огромных колодца, в которых впервые прослеживается хоть какая-то глубина.
– А что касается тебя…
Я медленно выдыхаю, чтобы просто не сорваться и не сказать так, как она заслужила. Скидка на возраст и на живот.
– С тобой не было бы даже этого. Ни тогда. Ни сейчас.
Отпускаю ее лицо, бесстрастно смотрю, как она потирает дрожащими пальцами свой подбородок.
– Ты… ты… – бормочет невнятно.
– Непонятно сказал? Ты мне неинтересна, Полина, – обрываю бессвязный монолог и попытку расплакаться. – Будешь уходить – закрой дверь.
Самый лучший звук – это грохот. Потому что после него я наконец остаюсь снова один. Втягиваюсь в работу, чтобы выбить мысли о малолетке, которая оказалась куда опасней опытных хищниц.
Грубо, жестко. Но жалости нет. Как и надежды на то, что она в корне изменится или хотя бы о чем-то задумается.
Разве что жизнь перетрет ее так, что она сама обновится. Пока у нее большие шансы на это.
Снова втягиваюсь в работу. Если бы не Евгения Петровна, забыл бы даже позавтракать, а так что-то ел. Дом пустой, но замечаю я это, лишь когда в нем снова все собираются. Все, за исключением одного человека.
Семь часов вечера.
Восемь.
Девять.
Алисы все еще нет, и, блядь, кажется, это никого не волнует, кроме меня.
Слышу разговоры, тихий смех ее матери, вижу Славика, который больше проводит времени на крыльце с сигаретой, чем с невестой, что заперлась в комнате.
А ее голоса нет. Нет ее тихих шагов, взглядов, которые я изредка перехватываю, нет уже привычного запаха жженого кофе.
Твою мать…
Вспоминаю наш утренний разговор и впервые воспринимаю буквально ее слова. Она хотела попробовать новые запахи… после того, как уловила на мне запах женских духов…
Беру в руку смартфон, проигнорировав кучу сообщений в вайбере, начинаю листать контакты.
– Твою мать… – говорю уже вслух, когда понимаю, что у меня даже нет ее номера телефона.
Херово быть добрым и честным. Подсунул бы ей второе зарядное, этой проблемы бы не было. Но этот урок я учту. Как и тот, что надо пытаться разговаривать откровенно.
– Отец, – застав его одного у себя в кабинете, говорю сразу с порога, – где Алиса? И еще, мне нужен ее телефон.
Без лишних вопросов, отец диктует мне номер.
Но сколько я ни пытаюсь дозвониться, трубку никто не берет.
Глава 47. Алиса, настоящее
– Что-то ты мне сегодня не нравишься, малая, – прищуривается Лука.
– Если только сегодня, значит, у меня есть шанс снова исправиться, – пытаюсь шутить, хотя выходит неважно.
Мыслями я все еще в доме. А когда мимо нас проходит какая-то девушка, мне кажется, что я слышу тот же запах духов, и резко оборачиваюсь.
– А теперь еще больше не нравишься, – замечает Лука. – Что стряслось?
Пожимаю плечами.
Сестра меня ненавидит. Я – дочь насильника. Мужчина, которого я люблю, провел ночь с другой. А в остальном пустяки.
– В обед приходи ко мне в лавку, – решает Лука. – У меня появился один чудный чай, после которого очень тянет поговорить по душам.
– Да не хочу я со своими проблемами…
– Малая, – прерывает он резко мою слабую попытку отбиться, – я – твой самый старший брат. Если у тебя есть проблемы, я должен быть в курсе.
– Но они тебя не каса… – наткнувшись на его строгий взгляд, выдыхаю и обнимаю его. – Спасибо. А сладкое будет?
– Печенье, пирожные, торт или то, что я не буду ворчать? – предлагает на выбор.
– Я тебя обожаю! – обнимаю его еще крепче.
Какое-то время ничего не меняется. Потом я чувствую, как он неловко обнимает меня в ответ и все же ворчит:
– Ладно, ладно, не вызывай дождь – у нас на вечер грандиозные планы.
Смеюсь.
С ним как-то просто, легко, и так было всегда. С первой встречи. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы всерьез настроить его против себя. Хотя нет, теперь благодаря Полине в курсе: нужно ни за что ненавидеть.
А я не могу. Он добрый, самый лучший, хотя многие, кто знает его поверхностно, со мной бы не согласились. Кто-то бы даже испугался его грозного вида. А кто-то бы увидел лишь красивое тело, а не то, что в душе.
Душу он прячет.
Наверное, опыт.
Вот бы и мне научиться, потому что болит. Душа болит так, что и правда хоть плачь. Ноет, тянет, выдергивает из памяти фрагменты, которые хотелось бы вычеркнуть. Назойливо пытает чужими духами, которые сегодня я особо улавливаю. И от администратора, и от официантки, хотя их предупреждали, что этим на работе не стоит злоупотреблять. И Ирина, как назло, надушилась так, что первым делом я открываю окно, а уже потом с ней здороваюсь.
Впрочем, она этого не замечает – сидит с задумчивым видом перед экраном ноутбука, изредка постукивает по клавишам.
– Отчеты сдаешь? – интересуюсь, когда она прерывается.
– Для этого у меня есть практикант, – усмехается. – Пишу себе новую историю, а то от тебя не дождешься.
– Правда?
– Угу. Так и пишу: тридцать восемь лет, без вредных привычек, если не считать запущенного процесса старения, познакомлюсь с иностранцем для создания крепкой семьи.
– Сайт знакомств?! И как успехи?
– Заблочила пару аккаунтов, где у меня попросили номер кредитной карточки и пинкод, чтобы сбросить мне деньги на билеты. Теперь сижу, рассматриваю пять членов, которые мне показали.
– И как?
– Как-то не вдохновляют, – вздыхает она. – Смотрю на них и заранее знаю, что буду безжалостно изменять.
Заглянув в ноутбук, который она ко мне разворачивает, вижу грустный ассортимент и понимаю, что этот набор петтинга для девственницы и правда слабый довод в пользу крепкой семьи.
А память-предательница тут же услужливо подсовывает картинку, как я ласкаю член Кирилла рукой и насколько он упругий, большой и…
– Да не красней ты так, – взглянув на меня, улыбается Ирина. – Это им краснеть надо. А нам остается только мысленно посочувствовать.
Она вздыхает.
– Слушай, ну правда, перевелись у них, что ли, члены? Или стерлись, пока они по другим постелям таскались?
И смотрит на меня так пристально, как будто я могу это знать.
Или будто у меня после бессонной ночи еще остались силы думать об этом.
Я прячусь за ноутбуком, формирую отчеты, занимаюсь текучкой и пью растворимый кофе литрами, не чувствуя противного вкуса. Немного помогает сбить горечь – значит, пойдет. А еще это защита от других запахов, от духов, которые, несмотря на открытые окна, я все еще чувствую.
Терпкие, стойкие, дорогие, с нотой перечной мяты.
Запах чужой постели, чужой женщины, с которой Кирилл провел эту ночь.
Пытаюсь поверить, что ничего не было, как он и говорил. Упрекаю себя за слабость и напрасную попытку: зачем это мне – поверить ему на несколько дней, а потом…
И так как маятник – от отчаянья к вере. От страха – к желанию жить. От обиды – к прощению, которого он не просил. От боли сегодняшней – к готовности впустить в себя лавину той, что придет. От мыслей сбежать от него – к жажде увидеть его. От злости, подталкивающей ему отомстить, – к дикому желанию вцепиться в него, чтобы больше ни к кому не ушел.
– Алиса? – выдергивает меня из рутины и размышлений чей-то знакомый голос.
Моргнув, удивленно смотрю на Ирину, а оттолкнувшись от ее улыбки, перевожу взгляд на маму, которая заглянула к нам в кабинет.
– Солнышко, – говорит она, – может, ты прервешься и выпьешь с нами по чашечке кофе?
– С нами?
– Отпускаю, – возвращаясь к экрану, провозглашает Ирина.
И мне ничего не остается, как согласиться, хотя я уже понимаю, чувствую, в чьей компании мне предлагает провести время мама.
– Мы с Полиной ездили, чтобы проверить кое-какие нюансы со свадьбой, – подтверждает мама, когда я выхожу в коридор. – А еще ездили к психологу. И много говорили потом.