Я не знаю, что на это сказать. Наверное, слишком много сказала и выслушала вчера, поэтому молча жду того, что хочет мне сообщить мама. Мы останавливаемся, я вижу, как она опускает ресницы, а потом смотрит с такой надеждой, что я становлюсь беспомощной под ее взглядом.
Как в детстве, появляется вера, что мама умеет творить волшебство и обязательно совершит еще одно чудо. Я выйду в зал и увижу не постороннего человека, который долгие годы притворялся родным, а ту девочку, которую очень любила, сестру.
– Это будет сложный путь, но… Она раскаивается в том, что резко говорила с тобой. В том… что вообще многое рассказала. Мне кажется, она хочет с тобой помириться, потому что это была ее идея – заехать к тебе в ресторан.
Я не верю в то, что все так прозрачно и просто. Поговорила – и изменилась.
Но мы садимся за столик.
Мама заказывает салат и сок, Полина под ее одобрительным взглядом – суп и фрэш. Звучат какие-то фразы, не уверена, что там есть хоть одна от меня. Потому что в горле комок. Мне жаль, очень жаль, что я все-таки выросла и осознаю, как глупы были мои надежды на чудо.
Полина не изменилась за ночь. А я ничего не забыла.
И эти несколько часов темноты не просто нас разделили, а что-то переломили во мне. Раньше я просто не замечала ее отчуждения. А сейчас сама чувствую то же. Я не хочу сказать что-то забавное, чтобы она улыбнулась, не отвечаю на ее улыбку, когда наши взгляды встречаются, не хочу обнять ее и как-то ее поддержать, когда она чувствует легкую тошноту, и не хочу делать вид, что не чувствую запаха ее новых духов.
– Мне пора. – Я встаю, а мой кофе на столе остается нетронутым. – Мам, я сегодня буду поздно, мы договорились с Лукой отдохнуть. Покатаемся по городу, посидим в баре у его друга.
– Луке доверяю, – кивает она и переводит взгляд на Полину. – Ну что, поехали и мы погуляем? Может, купим путевку? Вы со Славиком уже определились, куда хотите поехать?
– Он постоянно занят, поэтому я сама что-нибудь выберу.
Ее голос резкий, сухой, но я машинально отмечаю, что если она думает про путевку, значит, у них все нормально. По крайней мере, не хуже, чем было вчера. А потом упрекаю себя: какое мне дело?
– Пройдусь в дамскую комнату, – уже отвернувшись, слышу голос Полины.
Я знаю, что нам по пути, но не пытаюсь сбавить шаг. Равно как и ускориться, потому что это было бы смешно. В итоге в коридоре она меня догоняет: как я полагала, дамская комната – только предлог.
– Алиса… – окликает, понимая, что я не хочу ее замечать, а когда я останавливаюсь, неожиданно выдавливает: – Прости.
Но не дает даже мгновенья усомниться в своих выводах, дрогнуть и снова что-то почувствовать, кроме запаха тяжелых духов.
– Психолог посоветовала мне проговаривать то, что меня волнует, поэтому я хочу признаться. Я постараюсь принять, что у нас с Кириллом ничего не будет. Пока это сложно, но я постараюсь. Сегодня утром с ним говорила… Я открылась ему, а он…
Она переводит дыхание, а я не дышу.
Из-за духов.
Конечно, из-за духов, из-за чего же еще.
– Думаю, то, что у вас с Кириллом ничего нет, и то, что он мне сказал, поможет вычеркнуть его из моей головы окончательно, – продолжает Полина. – Я не хочу быть одной из тех, кто, делая ему минет, наивно мечтал об обручальном кольце. Не хочу быть одной из тех, кого он трахнул и даже имени не запомнил. А у него пока только так. Никаких исключений. Прости, что зря к тебе ревновала.
Глава 48. Алиса, настоящее
– Все нормально? – почему-то интересуется Ирина, когда я вхожу в кабинет.
Киваю.
Сажусь в свое кресло, беру чашку с остывшим кофе и не могу сделать даже первый глоток. Только взглянув на руки, замечаю, как они сильно дрожат.
Смотрю на монитор ноутбука, но буквы расплываются, формируя какую-то бессмысленную вязь.
– Я выйду на обед, – подхватив сумочку, выхожу за дверь до того, как Ирина скажет хоть слово или снова о чем-нибудь спросит.
На улице не становится легче. Душно так, что перед глазами круги, приходится остановиться, сделать несколько вдохов и осмотреться. Можно взять такси, но в замкнутом пространстве я просто не выдержу: мысли слишком навязчивы, давят. Пытаюсь и не могу забыть то, что сказала Полина.
Желание уколоть – несомненно. Но она ведь сказала правду. Ту правду, которую я знала сама.
Скольких женщин я сама видела с Кириллом? Я помню пятерых, часто между ними мелькала Светка. Но ни одна из них не задержалась надолго.
И то, что происходит между нами… Он ничего не обещал, не намекал о том, что его интересует что-то большее, чем разовый секс. Тоже правда, которую знала. Так отчего же так тошно?
Его поцелуи… подарки… взгляды… обмолвка, что я должна знать, что это не так… его руки на мне… фотографии… ночь, которую он проводит с другой… ее запах на нем…
Пустое…
Пустое все.
Зачем он только вернулся? Зачем все опять, только гораздо больнее, потому что теперь я знаю, что он уедет, и мне придется его отпустить. Несколько дней агонии – все, что у нас может быть, да и то…
Я не знаю, как буду потом без него. Мои чувства – болезнь, которая притаилась, а теперь перешла в метастазы.
Страшно.
И хочется жить.
Не знаю как, не умею, но без этой раздирающей боли.
Выдохнув, толкаю дверь лавки, и в ноздри ударяет смесь ароматов, а слух режет от женского смеха. В лавке Луки, как всегда, суета: юные девушки крутятся у прилавка, делая вид, что рассматривают и выбирают товар, а сами стреляют глазками в моего брата. Тот ухмыляется, прекрасно осознавая, зачем они здесь, но не упускает возможности обратить в свою веру еще одного кофемана. Поигрывая мускулами, увлеченно рассказывает им про новые сорта, снисходительно кивает, когда одна из девушек вроде бы что-нибудь понимает, а заметив меня, он безжалостно рявкает:
– Переучет!
– Ой, а надолго? – расстраиваются его покупательницы.
– До завтра, – решает он, окинув меня внимательным взглядом.
Снабдив девушек тем чаем, что стоял поближе, он выпроваживает их из лавки и запирает дверь. Пока я усаживаюсь за барную стойку, не отвлекаясь, колдует над чаем, потом ставит на стол большую дымящуюся кружку, печенье, коробку с пирожными и не просит, а требует:
– Давай, малая, рассказывай.
Пожимаю плечами – поди знай, с чего начинать. Пробую чай – вкусный, горячий, пахнет какими-то травами, и этот запах спокойный, уютный. Наверное, однажды я все же забуду про кофе.
– Ну?! – гремит грозный голос Луки надо мной. – Долго мне ждать?
– Ты обещал не ворчать, – напоминаю ему.
– Малая, ты съела печенье и два пирожных. Ты сделала выбор. Так что ворчать я могу.
Смотрю – и правда. Даже не заметила, так сильно задумалась. Так и не придумав, с чего бы начать, говорю очевидное:
– Я его ненавижу…
И меня прорывает.
Слова как река, мне кажется, я перескакиваю с одного на второе, иногда говорю громко, эмоционально, иногда едва бормочу, так тихо, что сама еле слышу. Но Лука слушает молча, не задавая вопросов, не перебивая, не уточняя. Только обновляет мне чай и достает еще одну пачку печенья, при виде которой на глазах появляются слезы.
И я смахиваю их.
А они снова увлажняют глаза, и некуда спрятаться. Оглядываюсь в поисках салфетки, платка, а потом ко мне подходит Лука, прижимает к себе, и мне достается для слез его большая футболка, а еще возможность просто обнять и молчать.
Сообразив, что сижу на чем-то уже более мягком, удивленно осматриваюсь. Смежная комната, какие-то пробирки, диван, Лука рядом на корточках.
– А теперь спи, – командует он.
– Как спи? Просто спи? – Я даже теряюсь. – А поворчать, сказать свое мнение, дать совет?
Усмехнувшись, он щелкает меня по носу и поднимается.
– Я поворчу на того, кого надо. Мое мнение – тебе нужно определиться: бояться и дальше темной комнаты или войти в нее, если так тянет. Мой совет я уже озвучил – тебе нужно поспать.
Он разворачивается, закрывает дверь и уходит.
Конечно, я не планирую спать – еще день, да и мне на работу, – просто ложусь поудобней, закрываю глаза и вот так, в темноте, решаю подумать. А темнота теплая, добрая и не страшная – эта не страшная, она обволакивает и утягивает к себе.
Просыпаюсь уже в легких сумерках, которые осторожно закрывают мое лицо от уходящего солнца.
Выйдя из комнаты, ловлю на себе взгляды двух красивых девушек, которые встречают мое внезапное появление недовольством.
– Проснулась? – не обращая на них внимания, спрашивает Лука. – Отлично, уже собираемся.
– Снова переучет? – встревает одна из красоток.
– Да, пересчитаю свои копейки, – хмыкает Лука.
Девушки тут же совершают приличные покупки какого-то дорогущего чая и уходят с улыбками и довольные, что, в отличие от меня, смогли такому мужчине помочь.
– Где моя сумочка? Надо позвонить Ирине, она, наверное, меня обыскалась…
Лука достает мою сумку из-под прилавка и ставит в известность:
– Сегодня у тебя сокращенный рабочий день. А твоей Ирине не до тебя – она сказала, что ей пришло еще шесть фотографий и она пытается найти на них что-то прекрасное. Что она там, достопримечательности рассматривает?
– Ага. Старые, увядающие прелести зарубежной «архитектуры».
– То-то у нее такой голос кислый. Скажи ей, что у нас архитектура не хуже, просто мало изучена.
– Это точно, – вздыхаю я.
– Поехали. – Закрыв лавку, Лука кивает на байк и вручает мне один шлем. – Достал меня этот город.
На улицах сложно – много машин, а со мной Лука едет осторожней, чем сам. Видя, что нервничает, глажу его по спине и не слышу, а скорее угадываю фырканье. Но зато минут через сорок мучений нас встречает дорога, на которой машин куда меньше и даже виден асфальт.
На пустыре возле трассы, где обычно проходят гонки, уже много наших. Кто-то резвится, кто-то просто общается, радуясь тому, что за плечами город, работа, духота и рутина. Рыжеватое солнце, прощаясь, машет лучами, и сумерки смиренно принимают огни от фонарей и от байков.