Ага, куда там, они только разогрелись и продолжают активно. А между тем на помощь Матвею уже спешат остальные. Выхватываю кадрами черную бэху с распахнутой дверью, косые взгляды в ее сторону и на Кирилла: не свой, чужак! Прорвался на их территорию…
Разнять Кирилла с Матвеем по-прежнему не удается, и я встаю за ними, чтобы не тронули, не набросились сгоряча. Не знаю, хотят ли они вступиться за одного из своих, может, и оставили бы их один на один, но они могут решить, что опасность угрожала мне, и…
Верчу головой, пытаюсь рассмотреть Луку или Егора, но не вижу за угрюмой толпой. И не докричусь, тем более если они на гонках. А счет идет на секунды…
– Стойте! Ребята, все нормально! Это тоже свой! Это мой брат!
Они останавливаются в паре шагов от нас, и я облегченно выдыхаю. А потом меня резко разворачивают и я вижу перед собой мрачное лицо Кирилла. Он тяжело дышит, волосы всклокочены, губы разбиты, глаза гневно сверкают. Позади него отряхивается Матвей, но Кирилл не обращает на него внимания.
Сжимает мои плечи, испепеляя взглядом, еще одним грубым рывком притягивает к себе и шипит:
– Черта с два я твой брат, поняла?!
И, не дожидаясь ответа, который ему не нужен, склоняется ко мне и целует.
Без нежности.
Как-то отчаянно.
Заставляя и меня дышать тяжело, в унисон вместе с ним.
Глава 50. Алиса, настоящее
Поцелуй заканчивается так же внезапно, как и начался.
Кирилл прижимается лбом к моему, и его горячее дыхание сплетается с моим так же крепко, как секунду назад наши губы.
– Пойдем. – Схватив меня за руку, тянет меня к своей бэхе.
И я даже делаю несколько шагов следом за ним, а потом меня это злит. Злит его уверенность, что стоит поманить пальцем – и я побегу. Злит то, что он даже не спрашивает, чего я хочу. Злит то, что он ведет себя так, будто имеет на это какое-то право, а по сути…
– Я никуда не пойду.
Он не реагирует на мои слова, лишь сильнее сжимает мои пальцы, продолжая тянуть за собой.
– Кирилл, – говорю уже громче, – я никуда с тобой не пойду!
Мы останавливаемся всего в паре шагов от машины. Дверь распахнута, будто только и ожидает меня.
Кирилл разворачивается, во взгляде недоумение, словно он удивляется, что я вообще могу говорить. И я злюсь лишь сильнее.
– У меня свои планы на вечер, – говорю и вижу, как в его глазах мелькает мое отражение-злость. – Если тебе сегодня нечем заняться, это не значит, что я должна что-то менять.
– Ты сама себя слышишь? – выдыхает он, едва сдерживаясь, а его пальцы сжимают мою ладонь еще сильнее, чем раньше, хотя вряд ли он это осознает.
– Слышу, – огрызаюсь я, безуспешно пытаясь высвободиться из захвата. – Это ты не слышишь меня. Я повторяю: у меня свои планы на вечер, и я не собираюсь их менять. Не только тебе нравится хорошо отдохнуть.
– Блядь…
Он медленно выдыхает, придвигается так близко ко мне, что я чувствую, как ходуном ходит его грудная клетка.
– Маленькая девочка, которая цепляется за надуманные обиды и не хочет видеть очевидные вещи. Где бы я ни был ночью, я пришел к тебе. Где бы ты ни была, я пришел за тобой. Разве не это важно?
Наверное, это все сказки, сказки, которые я пишу. Именно они мешают смириться с реальностью, в которой он меня просто хочет, а я беру то, что мне предлагают. Нет, я не надеялась, что мои чувства взаимны, хотела, но не надеялась…
Но если бы он хотя бы брал их в расчет.
А он снова начинает идти. Не отпуская меня, заставляя идти за собой. Практически подталкивает к отрытой двери и действительно считает, что все решено. Еще и взгляд… смотрит так же, как раньше, – со злостью, словно на дух не переносит меня, а приходится вот возиться.
– Зачем?
Всматривается в мои глаза удивленно.
А я даю себе передышку, чтобы привыкнуть к его колкому взгляду. Поодаль от нас настороженно стоят знакомые байкеры, среди них Лука и Егор. Не вмешиваются, наблюдают за нами, дают выбор мне.
– Зачем это все? – повторяю.
Кирилл на мгновенье прикрывает глаза, а потом бросает отрывисто:
– Потому что ты – моя!
– Твоя – кто?
Медленный выдох, он сжимает мою ладонь так сильно, что я еле выдерживаю боль. Но он вздыхает так, словно больно ему, и после паузы в вечность наконец отвечает:
– Моя – всё! Так понятней?!
Его слова оглушают и слепят, в горле образовывается странный комок, который мешает хоть что-то ответить.
Его взгляд проникает в меня, выворачивает наизнанку и заставляет меня обнажить свои страхи:
– Но через неделю ты уедешь в Испанию…
Он молчит.
И это самый громкий ответ из возможных.
– Ты проводишь ночи с другой и пытаешься убедить меня, что это неважно, – произношу едва слышно, хотя на самом деле кричу. – Ты собираешься вернуться в Испанию и предлагаешь мне думать, что это тоже неважно. А что важно, Кирилл? То, что мы с тобой трахнемся? Если понравится, то несколько раз? Завершим, так сказать, ритуал? Поставим галочку «сделано»? Это важно?
Он отпускает меня. Зарывается пятерней в свои волосы, взъерошивает их. Терзает меня сапфировым взглядом, который сейчас чернее подкравшейся ночи. А потом выдыхает, как-то устало. Одновременно со мной – здесь мы тоже синхронны.
– Знаешь, в чем твоя главная ошибка? – Его губы раскалывает знакомая усмешка, к которой я хочу прикоснуться так сильно, что прячу руки за спину. – Ты цепляешься за прошлое и за будущее. И посылаешь к херам настоящее.
– Мои ошибки тебя не должны волновать, – отвечаю я на эмоциях. – Даже если я и сделаю их, это не преступление, всегда можно себя оправдать. Ты же постоянно так делаешь.
Он проходится по мне взглядом, словно что-то прикидывая.
Обходит бэху.
Останавливается, чтобы еще раз взглянуть на меня.
А когда я на его молчаливый вопрос хлопаю дверью машины, кивает.
– Может, ты и права, – усмехается. – Может, маленькой девочке действительно еще нужно время, чтобы выйти из своего зазеркалья.
После чего садится в машину и уезжает.
Я все сделала правильно, отстояла свою точку зрения, не бросилась к нему по первому зову, но отчего тогда на душе так тоскливо? Выворачивает так, что боль уже не фантомна, а мой взгляд не хочет отлипнуть от черного пятна, которое уносится в ночь.
И даже скорость, с которой мы несемся в бар Гнома, не помогает. Не радует и атмосфера, знакомые, смех и шутки. Нет, я тоже смеюсь, пью коктейли, но не чувствую удовольствия оттого, что сделала все по-своему, что могу делать так, как хочу.
Обвожу взглядом бар, улыбаюсь кому-то в ответ, заказываю новый коктейль, который почему-то не помогает расслабиться.
И бьется мысль: «А действительно ли я сделала так, как хочу?»
Ребята, братья, гонки, веселье – это часть моей жизни, но все это будет и после. А Кирилл…
Мне страшно, до чертиков страшно, и я его ненавижу за то, что не пропадает из мыслей. За то, что уехал, но рядом, остался. За то, что я не могу без него. За то, что понимаю теперь: мне плевать.
Плевать на то, кто был до меня. Плевать на то, что он не сказал тех слов, которых ждала. Плевать на то, что я знаю, как без него будет больно, потому что уже эту боль проходила. Эта будет гораздо сильнее, я знаю – и снова плевать.
Потому что он прав.
Прошлое, будущее – я смотрю на шаги назад и вперед, но не двигаюсь в настоящем. Потому что мне страшно.
Мысль о том, что он скоро уедет, даже после всего, съедает меня изнутри. Не было заверений, что он останется, не было приглашения поехать с ним – он просто просил меня быть в его настоящем.
А я отказалась, испугавшись того, что будет потом, без него…
Но неделя «с ним – без него» пугает сильнее.
И за этот страх я тоже его ненавижу. Потому что люблю слишком сильно. Так сильно, что умолкаю на полуслове, слепым взглядом смотрю на своего собеседника – Матвей. О чем мы с ним говорили – не помню.
– Прости, – соскальзываю с барного стула. – Прости, что тебе снова досталось, и…
– Да пустяки это, – отмахивается с улыбкой. – У нас с прошлого раза с твоим братом осталась недоговоренность.
Он добрый, хороший, все понимающий. Он мне нравится, и возможно даже, у нас с ним могло получиться, но…
– Прости, – повторяю. – Он сказал правду: он мне не брат.
И, не оглядываясь, не прощаясь ни с кем – не хочу терять ни минуты, – иду к выходу. На улицу, в ночь, в ветер, который встречаю с радостью, потому что он дует в спину и тоже меня подгоняет. Мы с ним заодно.
– Малая, – окликает Лука, выходя из бара следом за мной.
Всматривается в мое лицо, а потом кивает на байк:
– Поехали – нам по пути.
– Ты уверен? Все ведь еще остаются…
– Главное, чтобы была уверена ты, – усмехается, взъерошивая мои волосы своей пятерней, прижимает к себе, дает минуту успокоиться, еще раз подумать. – Ну что?
– Поехали.
Возможно, я ошибаюсь.
Принимаю желаемое за действительное.
Но и на черной дороге, и в каждом отсвете светофора, и в блестящих витринах я вижу одну бегущую строчку, которая отбивается в сердце: «Ты моя – всё. Так понятней?!»
Надеюсь, что я поняла…
– Удачи, – усмехается Лука, когда мы подъезжаем к нашему дому.
– Угу, – выдыхаю и на нервах говорю то, что не имеет значения, чтобы саму себя не спугнуть: – Скажи Гному, что его бармен разучился делать коктейли: столько выпила, а они не берут…
– У Гнома отличный бармен, – смеется Лука. – Понятливый с первого раза. Все, малая, дальше сама.
И я иду…
Дом спит.
И так даже лучше.
Так лучше, что никто не видит, как сильно дрожу. Никто не скажет слов, которые могут остановить.
И никто не видит, как медленно я иду не в свою комнату, а в совершенно другую.
Ну вот…
В мыслях проносится прошлое – злая усмешка Кирилла… издевка по поводу моих пухлых пальцев, которые никто не захочет поцеловать… его колкая фраза «никто», которую я пронесла через несколько лет… наши сумасшедшие поцелуи в гостиной… его отъезд без каких-либо объяснений…