опрос.
– А где Дейв?
И снова Джефф не ответил.
Заглянув в дом, я вдруг заметил, что Джефф был не один.
– Кто там внутри? – сказал я, проходя мимо Джеффа и входя в дом.
Джойс и Дейва не было, но по дому слонялись какие-то странные подростки, знакомые Джеффа. Они казались несколько не в себе.
Я велел им выметаться и насел на Джеффа.
– Где Дейв и твоя мать? – потребовал я ответа.
– Ушли, – ответил Джефф. – Съехали.
– Куда съехали?
– Не знаю.
– Ты хочешь сказать, что она не вернется?
Джефф только пожал плечами.
Я продолжал расспрашивать его, но Джефф стоял на своем. Он твердил, что не знает, куда подевались Джойс и Дейв, и хотя я продолжал давить на него, он не добавил ничего, кроме того, с чего начал: «Они съехали».
К тому времени Шари вошла в дом, и ее первое знакомство с Джеффом вышло не очень приятным. Почти сразу же, как она скажет позже, она уловила его несчастье. Глядя на Джеффа, она видела молодого человека, который, казалось, потрясен разводом, пристыжен и смущен бардаком в своей семье. «Потерянный маленький мальчик», как позже она опишет его.
Несколько минут, пока я продолжал расспрашивать Джеффа, она ходила по дому. Как она обнаружила, он был не в очень хорошем состоянии. Еды было очень мало, а холодильник сломался. В гостиной она обнаружила круглый деревянный кофейный столик, на котором мелом была нарисована пентаграмма. Она позвала меня посмотреть. Я ничего не понял – только позже узнал, что Джефф увлекался спиритизмом, чтобы связаться с мертвыми.
Не желая, чтобы Джефф оставался один, я сразу же вернулся в дом. Шари въехала со мной. В тот день, когда мы переехали, Джефф был очень вежлив и предупредителен. Учитывая тот факт, что другая женщина переезжала в дом, в котором Джефф жил со своей матерью, Шари нашла его очень добрым и отзывчивым. Казалось, он был рад моему возвращению и очень старался быть приятным во всех отношениях.
Мы с Шари поселились здесь, надеясь создать свой дом. Какое-то время казалось, что все идет довольно хорошо. Затем, довольно внезапно, все изменилось.
Однажды днем Шари заехала к нам домой по дороге на прием к врачу. Проходя мимо комнаты Джеффа, она почувствовала резкий запах алкоголя. Она постучала в дверь Джеффа, и он поднялся с кровати и направился к ней. Судя по запаху и невнятной речи, было очевидно, что Джефф сильно пьян.
– У меня было несколько друзей, – объяснил он, – и мы немного выпили.
Шари немедленно позвонила мне.
– Тебе лучше вернуться домой, Лайонел, – сказала она. – Джефф пьян.
Когда я приехал, Шари уже вернулась со своей встречи. Она сказала мне, что Джефф все еще в своей комнате, и я пошел прямо к нему. Он все еще лежал на кровати, но бодрствовал.
Его состояние одновременно удивило и возмутило меня. Поначалу я был шокирован. Я практически понятия не имел, что Джефф когда-либо выпивал, не говоря уже о том, что у него появились проблемы с алкоголем. Я был поражен.
– Не могу поверить, – сказал я позже Шари. – Просто не могу.
Но верь или не верь – факты были налицо. Мне оставалось только смириться.
Я начал с того, что прочитал Джеффу закон о беспорядках.
Реакция Джеффа была вялой и невыразительной, в типичном джеффовском стиле – пожимание плечами и невнятное бурчание в ответ. Он сказал мне, что пил от скуки, потому что больше делать было нечего. И сказать об этом ему тоже больше нечего.
В течение оставшихся недель, пока Джефф продолжал жить в доме на Бат-роуд, я больше не замечал никаких признаков того, что он выпивал.
Тогда мы еще не знали, что пьянством дело не ограничивалось. Пару недель спустя Шари обнаружила, что ее кольцо с гранатом и бриллиантом пропало из шкатулки для драгоценностей в нашей спальне. Сначала она решила, что просто потеряла кольцо, но через две недели исчезло второе кольцо. На этот раз не было никаких сомнений – кое-кто в доме ворует. Мы вызвали полицию. Каждый случай был классифицирован как ограбление.
Признаков взлома в доме не было, и больше ничего не пропало. Из-за этого подозрение пало на друга Джеффа, который часто заходил в дом. Позже детектив, расследовавший оба эпизода, сообщил мне, что Джефф знал о том, что его друг украл кольца Шари.
Джефф стал все отрицать. Он, казалось, был оскорблен обвинениями и встал, чтобы выйти из комнаты.
В этот момент Шари – женщина ростом более шести футов[7] на каблуках и с поставленным командным голосом – рявкнула на него, сказав, что его еще не отпускали. И тогда, встретившись с Джеффом взглядом, она увидела вспышку ужасной ярости, промелькнувшую в глазах моего сына. Это длилось буквально одно мгновение: Джефф сразу совладал с собой и вновь спрятался под тусклой, неподвижной маской. Но именно тогда, на это леденящее душу мгновение Шари увидела того, кто смотрел из-за маски. Настоящего Джеффа.
Но я ничего подобного не видел. Он послушно сел, продолжил отрицать какую-либо причастность к краже, и через некоторое время противостояние просто сошло на нет. Джефф наконец поплелся наверх и заперся в своей комнате.
Я не старался снова вывести его на чистую воду. Вместо этого в течение следующего месяца я отчаянно старался найти Дейва. Джефф продолжал говорить мне, что понятия не имеет, где Джойс и Дейв, и у меня не было другого выбора, кроме как искать его всеми доступными мне способами. Поскольку семья Джойс жила в Чиппью-Фолс, штат Висконсин, я сосредоточился на этом районе в своих поисках. Я проверил телефонную информацию в надежде выяснить, что Джойс указала новый номер на свое имя. Я названивал своему адвокату, требуя, чтобы она заставила адвоката Джойс рассказать мне, куда она увезла Дейва. Я сказал ему, что у меня есть право на посещение, и она не может просто забрать и увезти моего сына. Осенью, когда наконец начались занятия в школе, я начал обзванивать все средние школы в районе Чиппью-Фолс. Эта стратегия принесла свои плоды, и я наконец нашел Дейва в его новой школе. Для меня было огромным облегчением услышать его голос.
В той мере, в какой я вообще общался с Джеффом в тот период, я старался поддержать в нем позитивный настрой и придать ему уверенность в том, что планы, которые мы строили во время мук развода, могут осуществиться. Джефф прошел тест SAT[8], а я отправил необходимые документы и чек в Университет штата Огайо за первую четверть. В конце концов он смирился с идеей поступить в колледж.
Пытаясь поднять Джеффу настроение, Шари устроила большое шоу из его поступления в колледж. К тому времени он полностью принял ее как нового члена семьи, так что ей не составило труда убедить его сопровождать ее по магазинам, чтобы выбрать ему новую одежду для колледжа. Пока они ходили по магазинам, Шари говорила о том, каким захватывающим будет колледж для Джеффа, как сильно он будет наслаждаться новой обстановкой, новыми людьми, совершенно новым опытом.
В сентябре 1978 года мы с Шари отвезли Джеффа в кампус Университета штата Огайо в Колумбусе. Но, несмотря на усилия Шари, он все равно шел туда неохотно, и было ясно, что ему самому это на фиг не сдалось, – он просто следовал воле отца. Он никогда не проявлял никакого интереса к колледжу или к какой-либо из областей или профессий, которыми он мог бы там заниматься. Он понятия не имел, в чем может заключаться его будущая специальность, кроме какой-нибудь области бизнеса. Он собрал свою сумку – почти автоматически, – не взяв с собой ничего, что можно было бы ожидать от молодого взрослого человека, – только змеиную шкуру, которую получил в лагере бойскаутов, и две фотографии своей собаки.
Когда я вернулся из колледжа в тот вечер, то почувствовал некоторое облегчение от того, что мой сын ушел. Хотя мне все еще было трудно смириться с его пьянством, я понял, что у меня не было другого выбора.
Дело в том, что я не смог найти способа ни наказать, ни исправить Джеффа. Его лицо было сплошной стеной. Его глаза были пустыми. В то время я думал, что алкоголь пропитал его мозг, утопив то, что осталось от его личности. И все же всегда было ощущение, что в его голове происходит какой-то мыслительный процесс, до которого я почему-то не мог достучаться, как будто его разум был заперт в закрытой камере, слушая только самого себя.
Теперь я знаю, что он слушал. Я знаю картины, которые проносились в его голове, пока он неподвижно сидел на диване в гостиной, безжизненно глядя в окно. Он думал об убийстве, которое уже совершил несколько месяцев назад. Он снова и снова смотрел это шоу ужасов, которое непрерывно проносилось перед его глазами.
Поскольку на более позднем судебном процессе все было описано наглядно, я даже знаю отдельные сцены, которые, должно быть, проигрывались в голове моего сына, когда он сидел в гостиной, бормоча ответы на мои вопросы и бездумно кивая, когда я говорил ему о лжи и чрезмерном употреблении алкоголя. Какими тривиальными, должно быть, казались ему в то время мои жалобы, какими мелкими и несущественными по сравнению с тем, что он уже сделал.
Теперь, когда я думаю о нем в тот период его жизни, я вижу его пойманным в ловушку собственных убийственных фантазий, в ловушку воспоминаний об убийстве, которое он уже совершил, вижу его едва способным соединиться с какой-либо другой частью реальности. Внезапный, неконтролируемый акт насилия и сексуального насилия отбросил для него всякую надежду на обычную жизнь, закинув в мир, который был совершенно за пределами его понимания. Насколько далеко за пределы реальности – его собственной реальности – он, должно быть, ставил все мои разговоры о колледже и карьере. Мои амбиции в отношении него, маленькие стратегии, которые я предлагал для того, чтобы направить его жизнь в нужное – но не ему! – русло, должно быть, казались конструкциями с другой планеты; моя система ценностей, построенная на понятиях работы и семьи, была похожа на причудливые, но непонятные артефакты исчезнувшей цивилизации.