И вдруг, за три месяца до окончания срока его военной службы, на пороге моего дома появился солдатский сундучок Джеффа. Внутри я нашел его армейскую форму, куртку и брюки – казалось, все его имевшиеся в то время пожитки. Не было ни записки, ни письма, ничего, что могло бы дать мне хоть малейшее представление о том, куда делся Джефф. Несколько дней спустя по почте пришли документы об увольнении из армии. Там значилось, что Джеффа отправили в отставку с почестями, хотя кодовый номер указывал, что увольнение было произведено по определенной причине. В случае Джеффа этой причиной, как мы позже выяснили, был алкоголизм.
Во всех этих бумагах по-прежнему не было никаких указаний на то, куда уехал Джефф. Его призвали в армию в Северной Каролине, но я понятия не имел, куда он мог отправиться после этого. Прошел еще месяц, прежде чем я узнал.
Однажды субботним утром зазвонил телефон. Это был Джефф. Он сказал, что звонит из Майами, штат Флорида. Он казался вполне счастливым. Он рассказал мне, что работает в закусочной с сэндвичами и пиццей под названием «Саншайн Саб Шоп». Он добавил несколько деталей, и я не стал расспрашивать его дотошно. Теперь он был сам по себе, далеко, за пределами моей способности помочь ему, если он попадет в беду. Я позволил себе думать о расстоянии, разделявшем нас, с оптимизмом, как будто, находясь далеко от дома, Джефф таким образом взрослел. В течение следующих нескольких недель он время от времени звонил, его голос звучал отрывисто, разговоры были короткими, что не было чем-то необычным. Как-то он сказал мне, что сейчас живет с женщиной, нелегальной иностранкой, которая предложила ему деньги, чтобы он женился на ней. Мы, конечно, постарались его отговорить.
Последний звонок был связан с деньгами. Джефф снова был на мели, совсем на мели, и без возможностей заработать больше. Он попросил Шари немедленно прислать ему немного денег, но она отказалась. Она сказала ему, что единственные «деньги», которые она ему пришлет, – это билет на самолет до Кливленда. Если он захочет вернуться домой, она вернет его обратно. Она сказала ему, что не будет посылать ему денег на билет, а купит его сама – билет будет ожидать его в аэропорту.
Джефф согласился вернуться домой. Он не протестовал. Он казался смирившимся, как будто уже привык отказываться от независимости, которую был не в состоянии сохранить.
Я встретил его в аэропорту Кливленда несколько дней спустя, ожидая увидеть неряшливого, забитого молодого человека, удрученного и униженного. Однако, когда он вышел из самолета, он лучезарно улыбался и издалека выглядел удивительно жизнерадостным. Но когда он подошел ближе, я понял, что он пьян, и именно это придавало ему веселый вид.
– Прости, папа, – сказал Джефф, подходя ко мне. – Наверное, я немного перебрал в самолете.
Как только он подошел ко мне ближе, я увидел, что Джефф был грязным и растрепанным. У него выросли усы, за которыми он не ухаживал, и теперь они были клочковатыми и неопрятными. Его одежда выглядела давно не стиранной, покрытой пятнами. От него разило виски, а в уголке рта свисала сигарета.
Но через несколько дней он снова просветлел. Оказавшись дома, он старался быть полезным. Он колол дрова, помогал валить дерево и собирал упавшие ветки. Как будто армия привила ему трудовую этику или, по крайней мере, помогла ему обрести волю к действию, даже когда он не хотел этого делать.
Однажды днем, с приближением зимы, мы решили обернуть водопроводные трубы теплоизоляцией. Джефф помогал мне на чердаке, но когда дело дошло до укутывания труб в подвале, настоял на том, чтобы сделать все самому.
– Нет, не ходи туда, пап, – решительно сказал он. – Давай я сам.
И так Джефф вошел в подвал, где когда-то хранил тело своей первой жертвы. Я видел, как он лежал на спине, обматывая изоляцию вокруг медных труб, а затем закрепляя ее на месте толстым плетеным шпагатом. Когда он снова вышел, он отряхнулся, веселый и полный энтузиазма, готовый к следующему домашнему заданию.
Но этот прилив энтузиазма длился всего несколько дней. Вскоре Джефф начал искать работу. Я либо высаживал его у торгового центра, либо оставлял ему машину, чтобы он мог искать работу.
И конечно же, когда он оставался один, он начинал пить.
Всего через две недели после возвращения домой Джеффа арестовали в местной гостинице «Рамада Инн». Его попросили покинуть бар, потому что он пил водку прямо из бутылки. Он отказался, и его отвели в вестибюль. Однако даже тогда он не ушел. Вместо этого он слонялся у входной двери, все еще прихлебывая из бутылки. Наконец вызвали полицию, и тут Джефф внезапно впал в ярость. Потребовалось три офицера, чтобы удержать его. Арестованный, а позже обвиненный в пьянстве и хулиганстве, Джефф был доставлен в исправительное учреждение Акрона.
Краткое тюремное заключение не принесло Джеффу пользы, и после эпизода в гостинице пьянство так и не прекратилось, по крайней мере, пока он жил со мной и Шари. Время от времени в состоянии алкогольного опьянения он терял очки или бумажник. Несколько раз даже забывал, где оставил машину. Шли недели, и я стал привыкать к ночным звонкам. Иногда звонил с мольбой о помощи сам Джефф, иногда звонил бармен или полицейские, но суть всегда была одна – Джефф пьян, он не может вести машину, нужно приехать и забрать его.
К зиме 1981 года мы с Шари решили, что жизнь Джеффа начала рушиться, что он должен взять себя в руки, а дома он этого сделать не может. За неделю до этого я отвез его в мотель в Огайо проспаться. Я сказал ему, что ему нужно побыть в одиночестве, переосмыслить свою жизнь, подумать, как он может снова взять себя в руки.
И я, и Шари были в растерянности, не понимая, что с Джеффом делать. Поскольку дом на Бат-роуд находился за городом, мы боялись оставить его одного на весь день, когда ему практически нечем заняться. Мы знали, что в таких условиях он неизбежно будет пить. Мы также не могли доверить ему машину даже для того, чтобы ездить на собеседования при приеме на работу, поскольку в таких случаях он тоже напивался.
После долгих обсуждений мы с Шари наконец предложили Джеффу навестить его бабушку в Вест-Эллисе, штат Висконсин, пригороде Милуоки. Казалось, он всегда любил мою мать, и, конечно, не было никаких сомнений в том, что она любила его.
И вот в очередной раз я оказался на автобусной остановке вместе со своим сыном. Его поведение было именно таким, какого я ожидал в такие моменты: смиренным, несколько раскаивающимся, но в целом пассивным и бесстрастным, возможно, с ощущением, что его отвергают снова.
Прощаясь с ним, я ожидал, что он вернется после краткого визита. Конечно, я не чувствовал, что за его почти пустым, неподвижным лицом скрывается что-то опасное. Я обнял его, как делал всегда, как сделал бы любой отец, и пожелал ему всего хорошего.
По дороге домой я обдумывал сложившуюся ситуацию, пытаясь свыкнуться с ней. Как и у других отцов, у меня был своенравный сын, и я надеялся, что где-то в кромешной тьме, которая простиралась между Батом, штат Огайо, и Вест-Эллисом, штат Висконсин, на него может пролиться какой-то свет, хотя бы крошечная точка, которая приведет его домой в целости и сохранности.
Джефф и Ли угощаются шербетом и имбирным элем на Хеллоуин, Барбертон, Огайо, 1967 год
Глава шестая
Примерно три месяца спустя мы с Шари поехали в Вест-Эллис, чтобы навестить Джеффа в доме моей матери.
К тому времени Джефф решил, что не вернется в Огайо. Ему нравилось с бабушкой. Она совсем избаловала его, готовила и обстирывала. Неудивительно, что я нашел Джеффа гораздо счастливее, чем когда-либо с тех пор, как он вернулся домой из армии.
Для всех нас эти шесть лет были временем больших надежд. Жизнь Джеффа, казалось, стала выправляться. Он косил газон моей матери, работал в ее саду, помогал ей с покупками и уборкой дома. Он сопровождал ее в церковь, и мама по секрету сказала мне, что некая молодая леди из числа прихожан проявила интерес к Джеффу. Я поощрял его продолжать в том же духе.
– Стоило бы позвонить ей, Джефф, – сказал я ему.
– Да, наверное, – ответил он, – но у меня как-то времени не было.
Не менее обнадеживающим для меня было то, что Джефф получил работу флеботомиста[12] в Центре плазмы крови Милуоки и начал посещать встречи «анонимных алкоголиков». Если это не свидетельство того, что он поднимается со дна, то какие еще могут быть свидетельства?
В моей картине мира Джефф, который жил в Вест-Эллисе, работал и любил бабушку, был настоящим Джеффом – по сути, хорошим молодым человеком, просто ищущим свое место в жизни, как, наверное, искали многие другие. Я понимал, что не знаю все ответы на вопросы моего сына, не обладаю каким-то особым пониманием его характера, и в этом понимании все больше и больше полагался на Шари.
Я был не единственным, кто все больше и больше полагался на ее помощь. В конце этих многообещающих шести лет, когда Джефф начал сворачивать с выбранного им позитивного пути, моя мама все чаще обращалась к Шари с тревожными сообщениями о его поведении. Мама сказала, что не хотела приходить ко мне, потому что не хотела обременять меня или, возможно, не хотела разрушать мой слишком наивный образ Джеффа. Таким образом, многие месяцы моя мать отчитывалась перед Шари, а не передо мной, по телефону рассказывая ей о тех аспектах жизни Джеффа, которые шли в разрез с моей постоянной надеждой, что он, наконец, исправился.
Тогда именно от Шари я узнал, что период позитивных изменений в его жизни, на который мы так надеялись, медленно подходит к концу, и Джефф снова скатывается на дно.
Во время одного из таких разговоров моя мать рассказала Шари, что нашла в шкафу Джеффа манекен в натуральную величину, из тех, что стоят в универмаге. Это была мужская фигура, полностью одетая в спортивную рубашку и шорты. Моя мать не могла себе представить, как Джефф получил такую вещь. Неужели он его заказал по каталогу? Украл? В любом случае, зачем? Она не могла себе представить, с какой целью Джеффу был нужен столь несуразный предмет. Совершенно очевидно, что она ожидала, что кто-то докопается до сути.