Некоторые могут спросить, почему я скорблю о человеке, который совершил такие ужасные поступки. Помимо очевидных ответов, что это был мой сын и у меня сохранились прекрасные воспоминания о его детстве, я скорблю и потому, что за год до убийства он стал совсем другим человеком, не имеющим ничего общего с тем Джеффом, который совершил предыдущие страшные злодеяния. Он вернулся к себе настоящему. Мы с Шари заметили, что он сильнее тянется к нам. Во время посещения, любезно одобренного начальником тюрьмы Эдинкоттом, Джефф лично извинился перед Терезой за ту боль, которую ей причинил, и попытался утешить ее, дав понять, что Эдди перед смертью не страдал. Предводитель церкви Христа в Мэдисоне, Висконсин, Рой Рэтклифф, крестивший Джеффа и изучавший Писание вместе с ним, ответил на чье-то заявление, что прощение Джеффа выходит за пределы его представлений о божьей милости. Мистер Рэтклифф сказал, что это всего лишь обычное ее проявление. Далее он объяснил, что негативная часть жизни Джеффри иллюстрирует то, как низко человек может пасть, отвернувшись от Господа, а позитивная – как высоко он может взлететь, если отдастся Господу на волю. Таким образом мистер Рэтклифф давал понять, что если мысль о прощении Джеффа выходит за пределы вашего представления о милосердии, значит, это представление у́же, чем в Священном Писании.
Об искренности Джеффа можно судить по письму, написанному им Мэри Мотт в Арлингтон, Вирджиния, в апреле 1994 года:
Дорогая миссис Мотт,
Здравствуйте и спасибо за то, что прислали мне материалы по курсу изучения Библии. Также спасибо за Библию! Я стремлюсь принять милость Господню, но не знаю, позволят ли мне креститься в тюрьме. Мистер Буркам, наш капеллан, не уверен, найдет ли того, кто согласится крестить меня, и я очень об этом беспокоюсь. Надеюсь, мое письмо застанет вас в добром здравии. Да благословит вас Господь!
Джефф вел переписку не только с Мэри, но и с другими чудесными людьми, и закончилась она событием, о котором Джефф упоминает в письме к мистеру Гарленду Элкинсу из Мемфиса, Теннесси: «Да, 10 мая около двух часов дня я принял крещение. День был необычный, потому что тогда случилось солнечное затмение. Около полудня луна закрыла большую часть солнца, но к двум часам солнце опять ярко светило на небе… Я хотел бы разделить свой путь спасения с другими заключенными…»
Оглядываясь назад, можно сказать, что к крещению Джеффа привела долгая цепь событий. В 1989 году я сам полностью вернулся к Богу под влиянием моего сына Дейва и под глубоким впечатлением от семинара одного ученого из Монтгомери, Алабама – доктора Берта Томпсона. Затем, довольно скоро, я завязал контакты с несколькими учеными со всего мира, от Калифорнии до России. Я отправлял Джеффу кассеты и статьи, пока его не арестовали в июле 1991 года, а потом до самой его смерти. Ранее Джефф находился во власти своих навязчивых фантазий; ничто не могло пробиться к нему вплоть до последнего ареста, утверждал он. После ареста Джефф, по его словам, почувствовал, будто с его жизни сдернули покрывало, и он смог обсуждать свою будущую судьбу и даже некоторые «открытия», которые я сделал и хотел с ним поделиться.
При одном посещении Джефф признался мне, что раньше не считал себя ответственным за свои действия, отчасти из-за тех вещей, которым его учили в школе и которые потом навязывали со всех сторон. Как Джефф объяснил Стоуну Филипсу в интервью для канала NBC, отвечая на вопрос, о чем он думал, совершая свои ужасные преступления: «Я считал, что никому не должен давать отчет – раз человек произошел из грязи, он не отвечает за свои поступки». Хотя, конечно, и неверно, что любой преступник и даже обычный законопослушный человек совершает зло из-за уверенности, что мы все произошли из грязи, мы с Джеффом сошлись в том, что именно это убеждение долгое время ограничивало свободу мышления и влияло на миллионы человеческих жизней. Джефф прочитал тринадцать книг по вопросу происхождения человека, и я горел желанием их с ним обсудить. Мы говорили о последних открытиях. Я рассказал ему о работе одного моего русского знакомого-микробиолога, который изучает генетические изменения у животных. Джефф был заинтригован, когда я сообщил ему, что эта работа может показать, почему мы видим изменения, но только в определенных пределах. Джефф в ответ напомнил мне о знаменитом эволюционисте Стивене Дж. Гульде из Гарварда, который признает, что нет промежуточных форм жизни и доказательств скачкового развития. Дальше мы с ним поговорили о том, что, возможно, ДНК действует как программа на фантастически микроскопическом уровне, прямо у нас перед носом, и она ответственна за возникновение разумной жизни, которую Карл Саган ищет в космосе со своими радиотелескопами.
Наши беседы вдохновляли меня, и я очень скучаю по пытливому уму Джеффа. Многие мои друзья, знакомые и даже члены семьи приняли превалирующее философское убеждение о нашем происхождении, не задавая дальнейших вопросов. Нам с Джеффом повезло «услышать другую часть истории» и познакомиться с научными доказательствами разумного творения. Джефф как никто другой понимал, насколько наше представление о собственном происхождении влияет на нашу судьбу. Хотя мы много обсуждали личные темы, грустные и веселые, я упоминаю об этих разговорах, чтобы подчеркнуть, насколько тесные отношения мы поддерживали с сыном. Он разделял со мной эти чувства. О, если бы мы познакомились с Бертом Томпсоном пятнадцать, а еще лучше двадцать пять лет назад!
Наши общие интересы и убежденность в том, что Джеффри претерпевал подлинные изменения, делают его смерть для меня особенно тяжелой эмоционально. Иногда я впадаю в подобие ступора, тоскуя по нему. Я стараюсь отвлекаться, погружаясь в работу. Оформление моих рассуждений в книгу и ее публикация также стали для меня своего рода катарсисом. Тем не менее мне до сих пор очень тяжело, особенно когда я представляю себе его избитое тело и голову на каталке в мемориальном ветеранском госпитале в Мэдисоне, Висконсин. Моя боль сравнима с болью родственников жертв Джеффа. В свойственной ей утешительной манере Шари говорит мне, что Джефф сейчас покоится с миром. Часть меня соглашается с ней, но другая часть хочет, чтобы Джефф остался в живых и осуществил свое желание поделиться своими знаниями и надеждами с другими. Потому что Джефф только-только нашел новое направление, новые цели в жизни и больше не считал, что должен умереть за то, что сделал. У него не было «стремления к смерти в отсутствие храбрости для самоубийства», как кто-то сказал про него. Эти люди просто не общались с Джеффом в последние два года.
Брайан Мастерс, широко известный британский писатель и наш с Шари вдумчивый друг – единственный автор, глубоко проникший в личность Джеффа и окружавшие его обстоятельства[19]. В недавней статье под названием «Но смерти он не заслуживал» Брайан, как я, задается вопросом: разве не мог Джефф сделать для мира что-то ценное? Брайан приводит в пример знаменитого Натана Леопольда, который помог найти лекарство от малярии и написал учебник по математике – сидя в тюрьме.
Кто-то сказал, что Джефф был как «комета, появляющаяся в небе лишь однажды за долгое время». Хоть это и хорошая аналогия, она упускает один из важнейших моментов, о которых я говорю в моей книге – то, что Джефф натворил, было кульминацией постепенного процесса увлечения порнографией и итогом навязчивых фантазий. Мы все – часть континуума, и, поскольку похоть пробуждает еще большую похоть, для родителей очень важно отслеживать растущие навязчивые мысли у их детей (и у самих себя). Похоть, проявляющаяся в чем угодно – в сексе, власти, контроле, доминировании, деньгах, пище или тому подобном, – может в конце концов привести к возникновению совершенно другого человека, как это случилось с Джеффом, либо, в менее экстремальном варианте, к движению по нисходящей траектории, вступлению на скользкую дорожку неправедных поступков. В человеческом смысле, многие могут не пожелать иметь с этим дело. Люди предпочитают считать, что похоть – не проблема, мелкие грешки – не проблема, а от Джеффа они отмахиваются как от исключения, не имеющего отношения к ним или к их детям, ведь и кометы появляются лишь изредка.
Некоторые реакции на убийство Джеффа были предсказуемыми. Конгрессмен от Огайо высказался в кругу коллег в том роде, что «надо бы позволить им всем перебить друг друга». Ведущий шоу на радио WLS в Чикаго объявил тот день праздничным и сказал: «Уверен, если существует ад, для Джеффри Дамера там есть особое почетное место». Член семьи одной из жертв Джеффа выступил на национальном телеканале с предложением дать убийце Джеффа медаль. В Милуоки много писали о том, что убийство Джеффа – проявление поэтического возмездия.
На самом деле убийство Джеффа далеко от справедливого возмездия; это всего лишь еще один пример отвратительного функционирования системы уголовной юстиции. Единственный вывод, который можно сделать из убийства Джеффа, так это тот, что в тюрьме любому человеку грозит опасность. Речь здесь не идет о добре и зле. Это еще одно проявление жестокости, насилия и безумия, еще один грех. Вместо того чтобы прославлять убийцу Джеффа, каждому мыслящему человеку следует задуматься о том, как такое могли допустить в тюрьме с максимально строгим режимом – исправительном учреждении округа Колумбия в Висконсине.
В одно из моих посещений, вскоре после того, как на Джеффа напали с лезвием в июле 1994 года, тюремный капеллан изъявил желание переговорить со мной в холле. После той беседы мне показалось, что в дальнейшем Джефф будет в безопасности. Джефф описал мне то нападение как очень жестокое; пресса значительно преуменьшила его. Капеллан, как я узнал уже после гибели Джеффа, также успокоил его духовника, Роя Рэтклиффа. Действовал ли капеллан от лица начальства тюрьмы, мы не знаем, но и я, и мистер Рэтклифф согласны, что нас ввели в заблуждение относительно безопасности Джеффа, и потому чувствуем себя обманутыми. Кроме того, я ощущаю и свою вину. Я мог бы активнее настаивать на обеспечении мер безопасности для Джеффа после того неудачного покушения на его жизнь.