– Предлагаю пари, – пропел Вестерхольт. – Если она не справится, и её игра вам не понравится. То наша милая голубка, к концу вечера останется без юбки.
Снова свист и одобрение. Я всё ещё пыталась высвободиться, но лианы лишь крепче сковывали меня при каждом моем движении.
– Согласны, – ответили из зала.
Финальный аккорд, и на лианах начали распускаться цветы, они путались у меня в прическе и, оказавшись на земле я принялась выдергивать их прямо с волосами. В глазах стояли злые слезы, и потому я не видела выражения лица Винса. Насмехается? Радуется? Или осознает, как сильно обидел и унизил меня? Он только что взял и поспорил с толпой пьянчуг на меня. Вот так просто!
С размаху ударила его. А он даже не увернулся, спокойно принял наказание, а когда я проморгалась, то увидела его разбитую в кровь губу.
– Лучше, чем получить бутылкой по роже, – ответил он с болезненной гримасой. – Заслужил.
– Ты поспорил на меня, – я кричала, и все с интересом наблюдали за зрелищем.
– Скорее выдал кредит доверия. Оплошаешь, и мне придётся драться с пьяной толпой, которая рванёт сюда, стаскивать с тебя платье, курочка, – ответил он тише. – Не подведи меня, вытирай сопли и бери свой контрабас.
Винни облизал окровавленную губу и обратился уже к толпе:
– Ну что? С какой песни начнём?
– Соль и металл! – хором ответили ему.
– Я так и думал.
Он бросил короткий взгляд на меня, я кивнула и посмотрела на Ласло, который массировал плечо и выглядел не очень хорошо. Песня очень быстрая, а у парня явно рука не в порядке. Мы справимся?
Лас дал нам отмашку, постукивая палочками друг о друга, и мы начали.
Было несложно, ребята своё дело знали, и я легко подстраивалась под них. Я вплеталась в ритм, который задавал Ласло, укрепляла структуру, чувствовала, как вывожу рисунок по заданному трафарету, а уже создавал его Винни. Я словно шаг в шаг следовала за ним, как затаившийся в темном переулке преступник, жаждущий мести. Те ли это чувства, что должны были быть у меня во время этой песни? Не знаю, но именно этого я и желала. Догнать и стукнуть его посильнее.
А потом Винсент запел, обрушивая на меня всю мощь своего надрывного чуть хрипловатого голоса, и вот я уже сама оказалась в зале среди зрителей, поражённых его исполнением.
Соль и металл,
Когда тебя целовал
Я чувствовал боль,
Металл и соль.
Слезы твои, когда стирала ты нас
В тот час!
А я смотрел и не знал,
Что вечно соль и металл
Останутся на губах.
Во снах!
Но может встретимся вновь,
Я вытру с губ своих кровь.
Исчезнет соль и металл.
Я ждал!
Так ждал.
ТЕБЯ
Я
ЖДАЛ!
– Ты видел? Ты это видел? – я пыталась перекричать громкую музыку в клубе и трясла за рукав высокого нескладного парня.
Он притащил меня на этот концерт, и если мой отец узнает, то голову ему оторвет, а потом и клуб закроет. Но мне было все равно. Меня уносило на волнах драйва. Я вскидывала вверх кулак, отставляла указательный и мизинец показывая козу. Мне нравилось это. Нравилось!
– Что я видел? – проорал мне на ухо мой спутник, и у меня зазвенело ещё сильнее.
– У него кольцо в губе. Представляешь? Как он ест? И как… как он целуется?
Последний мой вопрос заставил парня покраснеть, и он не сразу ответил.
– Не знаю. Это надо пробовать.
Гитарное соло вырвало меня из этого видения и перенесло на берег горного ручья. Он так стремительно несся, бился о камни, что за его шумом я не услышала шаги за спиной.
Обернулась:
– Великие Музы, что с тобой приключилось, Винни?
Мой друг стоял с опухшей губой и то и дело морщился от боли. За неестественной краснотой я разглядела блеск серьги.
– Твой отец убьёт тебя. Зачем ты это сделал?
Он молчал. Смотрел на меня так по-взрослому, так серьёзно. Что я вдруг оробела.
– Нана, ты же хотела узнать…
Сглотнула. В груди началось настоящее стаккато. Я не глупая и намеки понимаю. А это сейчас самое настоящее признание в любви. Он ради меня пострадал, навлек гнев отца, проколол губу, чтобы я узнала, какой он на вкус этот странный поцелуй.
– Хотела…
– Вот же я, Нана. Узнай меня, пожалуйста. УЗНАЙ МЕНЯ!
– Соль и металл!
Песня закончилась, и я снова оказалась на сцене. Тонула в криках и аплодисментах. В этот раз нами были довольно, и никто не бросался бутылками.
Я пыталась отдышаться и не смотреть на Винсента. Что это сейчас было? Мастерская иллюзия, вызванная музыкой, или нечто другое, выдернутое из глубин подсознания?
Я чувствовала на губах тот трепетный и болезненный поцелуй. Он действительно был с привкусом соли и металла. Мне было не с чем сравнить его, ведь я до этого и не целовалась ни разу. Вот же глупая. Интересовалась, как с пирсингом целоваться, не зная как вообще целоваться. Да что со мной такое?! В груди все так же лупит, слово кто-то прямо по моим венами слэпует, и я вся дергаюсь и дрожу, не в силах унять эти сладкие вибрации.
Все Винсент с его иллюзиями виноват. Знает, что этот вопрос засел в моей голове и придумал историю, в которую меня затянуло.
Но так реально, словно это реально было с нами. Клуб, ручей, поцелуй. Бесчисленное количество мелкий деталей. Он не мог такое придумать!
– Я придумал тебя!
Скандировала толпа.
Нет-нет-нет. Только не эта песня. Я просто не выдержу её прямо сейчас.
Бросила жалостливый взгляд на Винсента, а он смотрела на меня решительно и серьёзно, как в моем видении перед поцелуем. Снова отмашка от Ласло, и я покорно ныряю в новый водоворот чувств Вестерхольта.
После выступления обязательно поговорю с ним. Я хочу знать, что происходит. Лишь бы не разозлить толпу, а то разговаривать мне с Винни придется в одних трусах.
Стоило только подумать о такой перспективе, как я услышала, что Ласло начал ужасно лажать, а с ним и я сбилась с ритма. Обернулась. Парень стискивал зубы от боли, а его правая рука заметно опухла.
Такими темпами мы точно не оправдаем кредит доверия Винни, и драке быть. Что же делать?
Толпа начала что-то подозревать, и недовольные взгляды все чаще обращались ко мне, словно это я портила выступление, а не один неадекватный фанат, бросивший бутылку. Но видят музы, я прикрывала Ласло прямо сейчас, вытягивая песню, но этого было мало, а Винсент словно не в упор не замечал проблемы и продолжал нестись дальше, отдаваясь без остатка собственной музыке.
И как привлечь его внимание?
– Я придумал тебя.
– Ты придумал меня! – ворвалась непрошено в его песню, и Вестерхольт, наконец обернулся.
– Ты поверил в обман!
Ну же очнись, Винсент!
Он чуть сбавил ритм, осознав, что происходит с Ласло. А мне этого было достаточно, чтобы перестроиться и показать все, чему меня научила Мари. Я начала постукивать по деке контрабаса, разгружая нашего барабанщика.
– Но реальность так зла! – продолжала я, пока Винс собирался с мыслями от моей наглости.
Да-да ты запретил мне править твои песни, и вот я делаю это прямо сейчас. Черкаю твои листы, переписываю строчки.
Теперь уже и Марко понял, что произошло неладное и добавил эффектов на синтезаторе, чтобы Ласло было легче.
Песня стала совсем другой. Мягче, медленнее, лиричнее. Ушла эта бессмысленная долбежка, а толпа начала покачиваться в такт моим ударам по деке. Кто-то даже начал зажигать крохотные огоньки и махать ими в воздухе.
– Придушила змеёй, – Винсент подпевал мне, а не я ему, и он ждал, что я продолжу наш странный дуэт.
– Прикопала землёй, – ответила ему.
А затем наши голоса слились в нежной гармонии.
– Воспоминания,
Которых нет.
Их нет.
В моем голосе появилось что-то похожее на вину, а Винсент звучал все так же обижено, но уже не зло.
Последние строки он уже не стал делить со мной, а спел их один глядя мне в глаза, явно требуя ответа.
– И я диким зверем рычу
В своих песнях кричу.
Так услышь же мой крик,
Пока он не стих.
Нана…
Он не играл песню дальше, а зациклил момент, топтался на месте, повторяя монотонные звуковые узоры, чтобы я ответила ему. И строки сами пришли на ум, словно уже давно просились наружу:
– Мне не страшен твой зверь
Я бы рада, поверь,
Вспомнить все. Знай, твой крик
В мое сердце проник.
Я на голос бреду
В этом странном бреду.
Ты меня не вини,
Винни…
Какое-то время после финального аккорда в зале стояла тишина, а потом она взорвалась одобрительными хлопками и свистом. Я даже неуверенно помахала всем присутствующим опухшей с непривычки рукой. Кажется, сегодня меня никто не разденет. Хотя Винсент таращится так, точно уже раздевал меня, проникает под самую кожу, выворачивает наизнанку. И я даже одернула подол платья и отвела взгляд.
Оставшиеся три песни мы исполнили уже без приключений. Я все так же помогала Ласло и взяла на себя роль баса и ударных. Всего за один день я переквалифицировалась из скрипачки в мультиинструменталистку, даже спеть умудрилась. И мне это понравилось. Чувствовать, как наши с Винни голоса сплетаются в этом неидеальном танце из давних обид. Верно шутит Шай, чтобы примириться со своим заклятым врагом, надо с ним переспеть. Может, теперь мы с Вестерхольтом наконец перестанем бодаться?
Хотя нам и делить-то уже нечего. Нас отстранили от всех соревнований, и после сегодняшнего вечера я с ним не пересекусь больше. Не будет стычек за кулисами, не будет больше этого драйва и взаимных колкостей.
Ничего уже не будет как раньше…
Убрала контрабас в чехол, чувствуя ужасную усталость и опустошение. Сегодня было слишком хорошо. Выступление в этом клубе перед на удивление благодарной толпой стало самым ярким пятном за последние годы. Может не так уж и плохо быть кабачным лабухом?