К тому времени, как я ворвался в двери подземного гаража, во мне было достаточно ярости, чтобы зажечь Вегас. Тем не менее, мое самообладание оставалось безупречным.
Даллас взгромоздилась на гору чемоданов рядом с «Майбахом», перекусывая маленькой коробочкой палочек «Поки» с клубникой. Ее ноги болтались в воздухе, как у ребенка.
Мне было противно видеть, как кто-то настолько неискушенный имеет надо мной такую власть.
Я обошел ее, сцепив руки за спиной.
— Собираешься куда-нибудь в хорошее место?
— Любое место вдали от тебя прекрасно.
Внутри что-то, кто-то, закричало на меня, заставляя ее остаться. Не потому, что я мог ее терпеть, а потому, что потерять ее означало проиграть Мэдисону.
Вместо этого я изобразил равнодушие.
— Чапел-Фолс или Хэмптонс?
— Чапел-Фолс, — она высосала клубничную оболочку, прежде чем бросить голую палочку обратно в коробку. — Я не против выйти замуж за кого-то, у кого есть дети. Много детей, чтобы окружить себя.
Что было с этой женщиной и маленькими людьми?
— Я позвоню Джареду, — я поднес телефон к уху, не веря, что впервые за мой тридцать один год кто-то раскрыл мой блеф и что кому-то понравились книги Генри Плоткина и «Читеры».
— Незачем, — удовлетворенное мычание вырвалось из ее горла от вкуса очередной палочки Поки. — Я уже позвонила ему. Он едет.
Ты поставил ей ультиматум. Она выбрала. А теперь уходи с достоинством и найди другой способ насмехаться над Лихтом.
Я сунул свой телефон в карман.
— Мои адвокаты пришлют тебе кое-какие бумаги для оформления развода. Это не должно занять слишком много времени из-за брачного контракта.
Вокруг ее закуски расцвела сладкая зубастая улыбка.
— Отлично!
— Хотя… — я продвинулся на один шаг. — Учитывая то количество времени, которое мы женаты, возможно, расторжение брака – лучший вариант, — развод сделал бы ее грешницей Чапел-Фолс. Город никогда не позволит ей пережить это.
Даллас невозмутимо откинула волосы на одно плечо.
— Послушай, Коста. Мне все равно, если ты отправишь меня обратно с пачкой "Чиппендейлз" под боком, покрытой использованными презервативами. Все лучше, чем жить в тюрьме, где за мной постоянно следят, одновременно игнорируют и отказывают в единственном, чего я хочу от тебя – в ребенке.
— Это действительно вершина твоих устремлений? — я нахмурился. — Стать сосудом для перевозки кого-то другого, а затем их слугой на следующие восемнадцать лет?
— Да. И прежде чем ты скажешь мне, что мне нужно разрушить стены патриархата, желание реализовать себя как мать и осознание того, что это моя страсть – это такой же благородный выбор, как стать нейрохирургом.
Я, как обычно, был с ней совершенно не согласен, но обсуждать этот вопрос было бессмысленно.
Несколько секунд прошло в тишине.
— Почему ты все еще здесь? — она зевнула. — Уходи. Джаред будет здесь в любой момент, а я останусь лишь неприятным воспоминанием.
Мне нужно идти.
Развернуться и уйти.
К моему облегчению, я начал делать именно это.
Эхо моих шагов отражалось от голых стен. Я не оглянулся. Знал, что если я еще раз увижу ее мельком, то совершу ошибку.
Это было к лучшему.
Пришло время сократить свои потери, признать свою единственную ошибку за тридцать один год моей жизни и двигаться дальше. Моя жизнь вернется в нормальное русло.
Мирно. Аккуратно. Бесшумно.
Недорого.
Моя рука сжалась вокруг дверной ручки, собираясь толкнуть ее.
— Эй, придурок.
Я остановился, но не обернулся.
Я отказался отвечать на это слово.
— Что скажешь – в последний раз в дорогу?
Я заглянул за плечо, зная, что не должен, и обнаружил, что моя будущая бывшая жена опирается на капот моего «Майбаха», ее платье задрано до талии, показывая, что она не носила трусиков.
Ее голая киска блестела, готовая для меня.
Вызов.
Я никогда не уклонялся от него.
Отбросив осторожность на ветер, и оставшиеся несколько клеток мозга, которые она не поджарила своим бессмысленным разговором, я направился к ней.
Когда я подошел к машине, она подняла руку, чтобы остановить меня, и хлопнула ладонью по моей груди.
— Не так быстро.
Это будет быстро, с половиной, учитывая, что я собираюсь кончить только от того, что смотрю на тебя вот так.
Я выгнул бровь.
— Холодно?
— Нет, низкая температура – это твоя фишка. Не хочу красть твой гром. Либо мы идем до конца, либо не идем вообще. Все или ничего.
Меня бесило, что каждый раз, когда я давал ей выбор, она выдумывала другой.
Если я давал ей выбор, она меняла его на одно из своих творений. И теперь, вслед за моим ультиматумом, она выдвинула свой собственный.
И как обреченный дурак, я выбрал все.
Я выбрал свое падение.
Мы взорвались вместе в грязном, разочарованном поцелуе, полном языка и зубов. Она вцепилась мне в шею, наполовину душив меня, наполовину обняв.
Я возился с застежкой-молнией моих брюк, освобождая свой член, который к этому моменту блестел от предэкулята, такой тяжелый и твердый, что стоять было неудобно.
Мои зубы скользнули по ее подбородку, проведя по ее горлу, прежде чем я сделал то, чего не делал уже пять гребаных лет, и вошел в нее сразу.
Голый.
Мой член исчез внутри нее, попав в горячую точку, до смерти сжатую ее мышцами.
О, блядь.
Мой лоб упал на ее. Тонкий слой пота склеил нас вместе. Никогда в моей жизни ничего не было так хорошо.
Я хотел раствориться в ее тумане, просочиться в нее и никогда не возвращаться.
Я хотел жить, дышать и существовать внутри своей прекрасной, сводящей с ума, коварной, приводящей в бешенство проклятой жены.
Она была единственным, чего я никогда не хотел, и единственным, чего я жаждал. Хуже всего было то, что я знал, что не могу отказать ей ни в одной вещи, которую она желает, будь то платье или украшение.
Или, к сожалению, мое сердце на блюде, проткнутое насквозь шампуром, чтобы она его съела. Все еще бьющееся и ярко-красное, как засахаренные яблоки.
Я отступил, затем врезался в нее сильнее. Отстранился и снова ворвался.
Мои пальцы схватили ее за талию, прижав к поверхности, обезумев от похоти и желания. Я входил в нее судорожными, бешеными движениями изголодавшегося по сексу мужчины, выбивая из нее вечно живое дерьмо.
Теперь, когда я официально подал запретительный судебный приказ вопреки своей логике, я схватил ее за горло, впиваясь зубами в ее нижнюю губу. Мое мятное дыхание коснулось ее лица.
Капот машины согревал ее бедра, все еще горячие от двигателя, еще больше повышая температуру между нами.
Тихий, отчаянный визг вырвался из ее рта.
Единственные звуки в пещерном пространстве исходили от моего хрюканья, нашего шлепанья кожи и ее крошечных вздохов удовольствия. Машина раскачивалась взад и вперед в ритме моих толчков.
Даллас вцепилась в предплечье моей руки, обхватившей ее горло, и прижалась спиной к капоту машины, пока я продолжал жестко трахать ее.
Дверь позади нас открылась, и вошел Джаред.
— О, простите, я не хотел…
— Убирайся, — заорал я.
Мое требование потрясло стены так сильно, что я удивился, как они еще не треснули.
Дверь тут же закрылась.
Возможно, из-за того, что это был самый приятный опыт, который у меня когда-либо был, оргазм не был мгновенным. Он крался вперед, вцепившись в каждую из моих конечностей своими когтями, поглотив меня, как наркотик. Я знал, что пожалею о том, что должно было случиться.
Тем не менее, я не мог даже думать о том, чтобы остановиться.
Даллас содрогнулась подо мной. Мышцы ее бедер напряглись. Скользнув в ее горячую плоть еще несколько раз, я, наконец, извергся внутрь нее.
Это было великолепно. И в то же время чувствовал, как будто кто-то высосал мою пустую грудь.
Я кончал, и кончал, и кончал в киску Даллас.
Когда я наконец вышел, все между нами было липким. Я заглянул ей между ног.
Моя густая белая сперма капала из ее набухшей красной щели на капот моей машины. Розовые хлопья крови перемешались с мутной молочно-белой жидкостью.
Тяжело дыша и запыхавшись, я понял, что это первый раз, когда я потерял себя на мгновение.
Что я все забыл.
В том числе и то, что она присутствовала.
Мой взгляд скользнул по ее ушибленной киске к ее туловищу. Где-то во время секса я порвал верхнюю часть платья, даже не заметив этого.
Красные отметины покрывали ее обнаженную грудь. Полная царапин и укусов.
На ее шее все еще были отпечатки моих пальцев – как сильно я ее схватил?
И хотя я боялся увидеть последствия на ее лице, я не мог остановиться.
Я посмотрел вверх и чуть не упал, чтобы вырвать.
Румянец заливал ее лицо. По ее щеке скатилась одна беззвучная слеза. Глянцевый блеск покрывал ее лесные глаза, почти золотистые по оттенку и пустые, как моя грудная клетка.
В уголке ее губ появилась тонкая полоска крови. Это ее рук дело. Не моя. Она прикусила их, чтобы заглушить свой болезненный крик.
Печенька так сильно хотела, чтобы я трахнул ее без презерватива, что она выстрадала все это испытание.
Несравненное чувство вины нахлынуло на меня. Горечь ударила по моему горлу.
Я взял ее, не задумываясь об ее удовольствии. Вопреки моему здравому смыслу. И в процессе я разрушил ее первый настоящий секс.
— Извини, — я оторвался от Даллас, засунул свой капающий полу эрегированный член обратно в штаны и застегнул молнию. — Господи. Блядь. Я так...
Остаток фразы застрял у меня в горле.
Я покачал головой, все еще не веря, что трахнул ее до крови и слез. Даже не удостоив ее взглядом.
Она села. Эта одинокая слеза все еще мерцала на ее щеке, как-то даже хуже, чем громкое рыдание.
— У тебя есть жвачка? — идеальное, ровное самообладание, вплетенное в ее голос, потрясло меня.
На самом деле, все в Даллас потрясло меня.