На автопилоте я достал два кусочка жевательной резинки из своего жестяного контейнера и протянул их ей. Она засунула оба в свой красивый розовый рот, который я никогда больше не поцелую и не трахну.
— Печенька… — я остановился.
Извинения даже не могли покрыть это.
— Нет. Пришло мое время говорить, — она не сделала никакого движения, чтобы убежать. Чтобы дать мне пощечину. Позвонить в полицию, родителям, сестре.
Моя сперма все еще капала жирными белыми каплями через ее открытую киску. Единственная полоска крови размазала капот моей машины.
Я стоял достаточно далеко от нее, чтобы не представлять угрозы, и слушал.
— Я хочу, чтобы ты прекратил преследовать меня, — слова прозвучали так, как будто они были сказаны в холодных, бесчувственных стенах зала заседаний. Перед армией акционеров, а не перед мужем. — Больше никаких машин, преследующих Джареда. Никакой охраны. И никакого наблюдения за мной через камеры. Я чувствую себя участницей конкурса «Большой брат». Только я никогда не смогу победить, — она вскинула руки вверх. — Я хочу, чтобы это был мой дом, а не тюрьма.
Удивление от того, что она хотела остаться, чуть не поставило меня на колени. Однако я остался стоять, мое лицо было бесстрастным.
Если я чему-то и научился у своего отца, так это стоять прямо и гордо, даже если тебе нечем гордиться.
Она впилась зубами в губу, на ее лице было пустое выражение, которое на одно поразительное мгновение напомнило мне меня самого.
— Скажи мне, что ты понимаешь и все будет сделано, иначе я уеду и дам тебе развод, которого ты так хочешь.
У меня на языке вертелась мысль сказать ей, что я вызову ей такси, которое отвезет ее обратно в Библвиль. Однако здравый смысл не позволил моей гордости взять верх над чувствами.
— Это приемлемо.
Она судорожно вздохнула.
— Я хочу иметь ребенка.
А я хотел, чтобы она воспользовалась планом Б. Но такая просьба была бы трусостью. Это не ее вина, что я потерял контроль.
Мы оба играли на победу. Команда хозяев, я, сегодня потерпела неожиданное поражение. Не нужно обманывать ее в победе. Неважно, насколько большой она может оказаться.
Она могла забеременеть.
Эти последние двадцать минут могут определить всю мою дальнейшую жизнь.
Я достал свой жестяной контейнер, приклеивая к губам кусочек жвачки.
— Ну, я не хочу.
— Почему ты так против детей?
— Травма.
— Ты когда-нибудь расскажешь мне?
— Нет.
Она не выглядела удивленной моим ответом. Или расстроенной. На самом деле, когда я подошел к ней, я заметил крошечные пузырьки на слезе, которая все еще не испарилась.
Нет. Не слеза.
Это была… слюна?
Я впервые осознал, что никогда не видел, чтобы Даллас плакала.
Никогда.
Что-то изменилось во мне именно тогда. Я больше не считал Даллас Коста помехой. В конце концов, она брала верх почти во всех наших интеллектуальных играх.
И на этот раз она подвела меня к краю, а затем перевернула через край. Заставила меня трахать ее без презерватива и чувствовать себя виноватым за все это, а также торговаться с ней.
Даллас Коста не была игрушкой. Она была мне равна, и было бы разумно обращаться с ней соответственно.
Печенька нахмурилась, скорее всего, обдумывая, что именно она хочет выторговать на наших переговорах. Если бы я дал ей возможность заговорить первой, просьба, вероятно, заняла бы каждый дюйм моей души.
— Я дам тебе свободу, если ты дашь мне время, — слова сами собой слетали с моего языка.
— Время для чего?
Пришло время отказаться от тебя на моих условиях после выполнения моей задачи по уничтожению Мэдисона Лихта.
— Чтобы подумать детях, — солгал я.
Она обдумала это.
Прежде чем она успела ответить, я добавил:
— Но у меня тоже есть условие.
Она облизала губы, кивая.
— Я больше никогда не встречусь с Мэдисоном.
— Обещай.
— Я обещаю.
Она спрыгнула с капота «Майбаха», ее платье все еще было перекошено и заправлено вокруг талии.
Моя сперма стекала по ее бедру, достигая коленей и лодыжек. Сухая, спутанная кровь в форме облаков прилипла к внутренней поверхности ее бедер.
Мы оба молча наблюдали за этим.
— Хочешь, чтобы я вылизал ее получше? — я услышал, как вздохнул.
— Да, спасибо.
ГЛАВА 45
Даллас
Можно с некоторым основанием утверждать, что я часто переоценивала свои актерские способности.
Но не сегодня.
Я сделала что-то немного плохое.
Ладно, очень плохое.
Я изобразила слезу.
Что я могу сказать? После того, как Ромео выбрал компанию, которую он ненавидит, вместо профилактики СПИДа, мне было приятно наблюдать, как он падает ниц, потому что думает, что я расстроена.
Я не расстроилась. Нисколько.
На самом деле, я любила, когда он хватал меня за горло, обожала, когда он кусал мои соски, и кончала, когда он входил в меня так сильно, что я чувствовала, будто достигал моего живота.
И когда он опускался на колени, слизывал свою сперму с моих ног и проводил языком дальше на север, пока она не исчезла внутри меня, облизывая, посасывая, целуя мой клитор и царапая его зубами, пока я не кончила ему на лицо, я была почти готова пожертвовать и почки, и печень, чтобы получить повторение.
Можно ли считать аморальным то, что Ромео в миллионный раз домогается Мэдисона?
Конечно.
Являлось ли принуждение моего мужа к мысли о детях новым падением?
Возможно.
Но было ли мне от этого плохо?
Ни в малейшей степени.
Несколько часов спустя я расхаживала по дому в диснеевской пижаме, которую купила в Интернете. Ромео ни за что не одобрил бы их – дополнительный бонус, который заставил меня купить комплект всех цветов.
После ужина, который он съел в столовой, пока я ела свою прямо из печи, Ромео заперся в своем кабинете, вероятно, занимаясь скучными, взрослыми делами.
Я сплетничала с Фрэнки по телефону, жуя сахарный тростник. Каждый раз, когда я вспоминала о своем соглашении с ним, мои щеки поднимались в улыбке.
Конечно, мой первый полноценный сексуальный опыт был… странным.
Я никогда не испытывала оргазма.
Ну, пока он не съел меня после.
И слишком тесное облегание причиняло мне боль. Но было что-то захватывающее в том, чтобы увидеть, как мой муж впервые с момента нашей свадьбы по-настоящему теряет контроль над собой.
— Он все еще доставляет тебе неприятности? — Фрэнки ворковала на другой линии. — Горячий, раздражающий ублюдок.
Я не могла сказать ей, что он доставил мне еще несколько неприятностей. Она бы не поняла. На самом деле, я тоже не понимала, что происходит между мной и Ромео.
Я знала, что между любовью и похотью существует толстая красная грань, но что случилось, когда ты переходишь ее?
Я не хотела узнавать.
— Он ужасен! — весело сказала я, сминая трость между коренными зубами. — Абсолютно худший. Я постоянно делаю что-то, чтобы вывести его из себя. Только сегодня я пошла на обеденное свидание с Мэдисоном. И пригласила папарацци.
— Фу. Мэдисон, — Фрэнки заткнулась. — Он был в Чапел-Фолс на прошлой неделе. Говорила ли я тебе? Ходил вокруг, хандря о том, как сильно он по тебе скучает. Лживый подонок. Своими крокодильими слезами затащил в свою постель и Дейдру Свитинг, и Джин Колдуэлл. Все об этом говорят.
— Фрэнки. Подлые сплетни ниже нас.
— Ой, Дал, — я могла представить ее преувеличенно хмурый взгляд. — Но приятные сплетни – это так скучно.
Мы оба захихикали.
— Как школа? — я сменила тему, опасаясь, что если мы будем говорить о Ромео слишком долго, я сломаюсь и признаюсь, что как бы сильно я ни ненавидела его вне постели, внутри нее я была его фанаткой номер один. — Что-нибудь интересное произошло?
— Я провалила большую часть промежуточных экзаменов, что, я думаю, увлекательно. По крайней мере, для мамы, папы и наших любопытных соседей.
Я вздохнула.
— Тебе нужно приложить усилия, Фрэнки.
— О, но я это делаю. Я стараюсь не потерять свою V-карту до брака. А это очень сложно.
— Фрэнки. Ты знаешь, что произойдет, если ты дашь молоко до того, как он купит корову.
— Может быть, я не хочу, чтобы меня покупали. Может быть, я хочу участвовать в чертовом двадцать первом веке.
Если бы все было так просто.
Мы обе знали, что являемся продуктом нашего воспитания. Что мы играли по правилам того места, откуда пришли.
Человеческая природа, несмотря на все достигнутые ею успехи, все еще оставалась племенной по своей природе. Переезд в Потомак освободил меня, хотя я сменила одну клетку на другую.
— Есть ли кто-нибудь, кто щекочет твое воображение? — я спустилась по перилам со второго этажа на первый, просто чтобы посмотреть, будет ли Ромео лаять на меня за это. Чтобы проверить, перестал ли он следить за мной через камеру наблюдения.
В доме оставалось устрашающе тихо. Пока он выполнял свою часть сделки.
Ухмылка моей сестры пробежала по очереди.
— Здесь много кого-то, — ее голос сразу стал мрачным. — Тебе грустно, Дал? Что у тебя никогда не будет секса, потому что ты замужем за человеком, которого ненавидишь?
Я не могла этого сделать.
Не могла сказать ей, что уже сделала дело.
Что это было первобытно, волнующе и невероятно.
Что все, чего я хотела, это заняться сексом с моим мужем и всем тем, что с этим связано.
Особенно мне не хотелось говорить ей, каким забавным был секс, когда она играла с искушением заняться им сама – и вне брака.
Я не была ханжой, но я также знала, какие неприятности ждут ее, если Чапел-Фолс сочтет ее скомпрометированной. К сожалению, я знала это не понаслышке.
Я застыла у входа в кухню, босиком.
— Я уверена, что однажды это случится со мной.
— Да. В какой-то момент ты сломаешь его, и он даст тебе развод. Я в этом уверена.
Но это означало бы, что больше не будет судьбоносного секса с моим нелепо горячим мужем. Больше никаких оргазмов его талантливым языком. Никаких младе