С Даллас была только одна проблема – я не мог думать ни о чем, кроме как зарываться в нее всякий раз, когда она оказывалась рядом со мной.
Печенька надулась, сдернула салфетки с узкого корсета ее платья и промокнула мои мокасины, открывая беспрепятственный вид на ее пышное декольте.
— Даллас.
— Ммм?
Но что я мог сказать? Убери свои сиськи, пока я не изверг эрекцию размером с винтовку, что заставит Тома пожалеть, что он никогда не просил показать мое оружие?
Я протянул платок.
— Приведи себя в порядок.
Вместо того, чтобы вытереть липкий сидр с рук, Даллас поднесла платок к носу, вдыхая мой одеколон.
— Знаешь, то, что я согласилась прийти сегодня вечером, не означает, что я одобряю твою работу.
Я забрал у нее ткань, взял ее ногу на каблуке и сам вытер спирт, не обращая внимания на ее слова.
— Я имею в виду, я не доверяю людям заботу о планете, и все, что им нужно, это буквально не сосать. С чего бы мне доверять им тяжелую артиллерию?
— Нельзя никому доверять тяжелую артиллерию. В этом вся его цель. Быстрее всего заканчивается война, которая так и не началась.
— Так глубокомысленно, — она хлопнула ресницами. — Нобелевская премия мира уже в пути. Убедись, что твой костюм выглажен.
Меня бесконечно бесило, что это была женщина, которой я доверил свою правду.
Я знал, что она сохранит мои секреты в безопасности. Это не давало мне абсолютно никакого комфорта, поскольку я хотел точно определить, проанализировать и проглотить каждый ее недостаток.
Что угодно, лишь бы сделать ее менее привлекательной для меня.
У нее действительно было много недостатков.
Я вспомнил, как легко заметил их, когда она только переехала. Но все, что я ненавидел в ней – ее раскатистый громкий смех, ее беспорядочность, ее сверхъестественная способность дружить с чем угодно и кем угодно, включая комнатные растения, больше не раздражало меня.
Правда, в учебе у нее не было особых успехов, но она прочитала половину местной библиотеки менее чем за четыре месяца и шутила с пугающей скоростью.
Она также выставляла напоказ умение считать, сокрушая Вернона в шахматы и Зевса в игре.
Ее увлечение едой граничило с нездоровым, но ее познания во всем кулинарном меня восхищали.
Больше всего меня разочаровало то, что моя жена не была по-настоящему ленивой. Она просто ждала, когда станет матерью, чтобы направить всю свою энергию на своих отродий.
Вскоре, однако, я обнаружил вескую причину быть недовольным ею, пока мы шли от «Майбаха» к моему недавно приобретенному ресторану. Она тяжело дышала, как будто только что закончила марафон.
— Неужели ты так громко дышишь? Инопланетяне могут услышать тебя с соседних планет.
— Ты тоже в них веришь? — она оживилась, а затем искоса посмотрела на меня, заметив мое плоское выражение лица. — Подожди, тебя теперь раздражает мое дыхание?
Я открыл ей дверь.
— Ты молода и по непостижимой причине, не связанной с твоим образом жизни, кажешься в отличной форме. Почему ты так тяжело дышишь?
— Я дышу нормально, Ром. Может быть, ты просто супер настроен на меня, поэтому слышишь меня, даже когда я молчу.
Ром.
Мое прозвище, сказанное с ее губ в форме цветка розы, звучало как самое красивое слово в английском языке. Когда Оливер и Зак назвали меня так, мне захотелось их врезать.
— Продолжай мечтать, Печенька, — я положил руку ей на спину, ведя ее к нашему столу, — и при этом не забывай быть вежливой, дружелюбной и воспитанной. Мне нужно дело Рейнольдса.
— Фу. Я планировала есть прямо из их тарелок, но теперь, когда ты попросил…
Том и Кейси уже ждали нас за столом. Они были не одни. Они привели с собой, черт возьми, своего малыша.
Таким образом, последовал шквал воркования и поцелуев.
Кейси сразу же восхитилась волосами, платьем, глазами и вообще существованием Даллас.
Тем временем моя жена фактически схватила малыша и прижала его к своей груди.
— Кто у нас здесь?
— Фрида. Ее няня бросила нас в последнюю минуту, — Кейси вздохнула. — Вы не возражаете, не так ли?
— Возражаем? — судя по степени возмущения Даллас, можно подумать, что Кейси предложила поменяться парами. — Дети – моя страсть, а эта просто очень вкусная, не так ли, милая?
Несмотря на то, что это последнее предложение могло поставить ее в список наблюдения ФБР, у меня в груди пронзил приступ гордости.
Я изучал Даллас, глядя на нее глазами незнакомца. Ее красота оставалась непревзойденной. И все же больше, чем ее внешность, я восхищался ее выносливостью, нежностью, дерзкой честностью и преданностью детям.
Я не был настолько высокомерным, чтобы думать, что она довольна тем, что мы разделили. Она хотела большего. Чувства. Романтика. Свидания. Наследники.
Она также заслужила все это. Но единственный способ, которым я мог помочь, это отпустить ее, а я отказывался это делать.
Бессмысленная болтовня началась, как только мы уселись на свои места. Маленькая Фрида, кудрявая, в желтом клетчатом платье, сидела на коленях у Даллас и ела сжатую между пальцами пищу.
Я спросил о родителях Тома, турнире по гольфу и увлечении полетами на дронах, обо всем этом я заботился чуть меньше, чем мнением Канье Уэста о маргинализированных меньшинствах.
Обрывками я слышал, как Даллас и Кейси обсуждали с серьезными лицами хирургическую подтяжку бровей.
По идиотизму, без всякой причины, кроме неспособности оставить все как есть, я не слушал Тома Рейнольдса, за которым ухаживал несколько недель, слушая разговор Печеньки.
Ее ровное дыхание задержалось в моих ушах, сопровождаемое ее неистовым смехом, хрустом ее бесплатного хлеба и небольшими глотками, которые она производила, когда потягивала розовый мартини.
То, как она дула малиной на шею Фриды и гладила ребенка по плечу каждый раз, когда та суетилась.
Была ли она права? Была ли я просто слишком внимательна к ней?
Сама мысль заставила меня содрогнуться.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы перейти в деловой режим, но как только я это сделал, то забыл о существовании Даллас. Казалось, она развлекала женщин Рейнольдсов.
Я сделал мысленную пометку вознаградить ее сотрудничество в виде траха с ней.
Я бы поступил по-умному. Теперь, когда я знал ее менструальный цикл, я бы трахнул ее, когда шансов забеременеть было мало.
— Я буду честен. Дела у «Licht Holdings» идут не очень хорошо, — Том выдохнул, покачав головой, как только мы наконец перешли к делу. — Я сомневаюсь, что они смогут выполнить наш контракт, даже если мы будем готовы не обращать внимания на протесты общественности, призывающие их бойкотировать. Чего, должен сказать, министр обороны делать не хочет. Кэмерон Лайонс – из Джоджии, если ты помнишь.
Я налил Тому еще один бокал вина. Его слова были мелодией для моего музыкально-аллергического слуха.
— Существенно ли сократилось их производство?
— Я не в том положении, чтобы обсуждать с тобой их дела. Ты знаешь это не хуже меня, Коста, — Рейнольдс, понизив голос, оглядел украшенных драгоценностями закуски, — но поскольку их производственная база в Ньюшеме закрыта, а еще одна в Алабаме находится под серьезным расследованием, я просто не понимаю, как они могут справиться с этим, не пропустив сроки на несколько месяцев. Мы говорим об отставании, которое может стоить Пентагону миллиарды.
— Мы сможем взять на себя их нагрузку и уложимся в срок. Возможно, даже сдать какое-то оборудование пораньше. Как ты знаешь, мы только что наняли пятьсот рабочих на нашу фабрику в Сметпорте. Назови это «Пророчеством Сухих Костей». Воскрешение и восстановление, когда ты вернешься в свою землю обетованную – «Costa Industries».
Если бы все пошло по моему сценарию, а это исторически сложилось, министерство обороны и Рейнольдс не добились бы выполнения части своего контракта. К тому времени «Costa Industries» давно уже не будет. Должным образом раздавленный, ликвидированный и бездействующий.
Меня это ни капли не волновало.
Как любила замечать Даллас, я занимался смертью и запугиванием.
Рейнольдс кивнул, поглаживая подбородок. На заднем плане булькала его дочь.
— Я поговорю с Лайонсом. Сначала он хотел попробовать «Licht Holdings» из-за их привлекательных цен, но это уже в прошлом, так что я посмотрю, что мы можем сделать…
В моих ушах раздался громкий хлопок.
Двустворчатые входные двери рухнули на пол.
Люди закричали. Посуда и бокалы для шампанского разлетелись о твердые породы дерева в симфонии битого стекла. Официанты ныряли, ища укрытия под столами.
Четверо мужчин в штанах карго, черных кроссовках «Henley» и балаклавах прошли через ресторан.
Я сразу же узнал в них банду высокопоставленных грабителей, терроризировавших Потомак. Все еще не пойманы, после всего этого времени.
Рядом со мной Даллас толкнула Фриду за спину, не заботясь о собственной безопасности.
Грабитель указал на землю наконечником Savage 64F.
— Телефоны на гребаный пол или все мертвы, — десятки айфонов бумерангом понеслись к его ногам.
Все мертвы?
Из устаревшего охотничьего ружья?
Не стал бы ставить на это.
И прерывая мою встречу, не меньше.
Раздраженный, я обнял Печеньку, которая прижал Фриду к стене и положила оба наших телефона на доски «Bocote».
Я читал новости. Знал, чем занимаются эти придурки. Они грабили модные, богатые рестораны, забирали наличные из касс – немного, это был двадцать первый век, все платили карточками, и уходили от жертв со скандалом, но невредимыми.
В отличие от предыдущих мест, которые они обыскивали, в ту минуту, когда я купил «Le Bleu», я установил систему безопасности, принадлежащую Коста, настолько продвинутую и сложную, что полицейские, должно быть, узнали еще до того, как грабители вошли в помещение.
Сотрудники внешней службы безопасности круглосуточно следили за нашими камерами.