В канун Рождества я потащился к родителям, в основном потому, что знал, что мой отец жаждет уйти на пенсию.
Должность генерального директора никогда не казалась более доступной. Несмотря на ощущение, что меня миллион раз переехал наш неудачный «Хаммер», я решил послушно завершить начатое и уничтожить «Costa Industries».
Антиклиматическое событие, которым стал рождественский ужин, состояло из стенаний Моники по поводу болезни Даллас – очевидно, она навестила ее ранее в тот день, сообщив о высокой температуре, и старшего, который без аппетита изучал свою еду.
Зак и его родители отдыхали на Плитвицах, что дало мне возможность побыть у него дома в полном одиночестве и поразмыслить над информацией, которую мне прислала свекровь, когда я вернулся с посредственной трапезы.
Наташа Таунсенд
Здравствуй, Ромео. Я хотела держать тебя в курсе, так как твои сотрудники уехали в отпуск. Лихорадка Даллас носит стойкий характер. По словам ее врача, у нее также развилась пневмония. Он прописал ей антибиотики. Мы с Фрэнклин останемся в твоих гостевых комнатах. Планируешь ли ты нанести визит жене в ближайшее время?
Пассивная агрессивность не ускользнула от меня.
Я не мог винить ее.
Я был пропавшим без вести, когда ее дочь – моя жена – заболела пневмонией во время каникул. Образ дерьмового мужа.
Тем не менее, я сомневался, что она оценит ответ, который я держал для нее в черновике.
Ромео Коста
Здравствуйте, миссис Таунсенд. Мои извинения за отсутствие. В настоящее время я занят серьезной задачей иногда напиваться до смерти и устраивать драки в барах, чтобы выпустить свою ярость, поскольку ваша дочь совершенно ясно дала понять, что то, что я считал настоящими отношениями, на самом деле было ее отчаянной попыткой сбежать от меня. Я буду там, как только осознаю, что я для нее не более чем мешок с деньгами и фаллоимитатор, полный спермы.
Растянувшись на минималистичном кожаном диване в гостиной Зака, потягивая дорогой виски, я точно знал одно: я влюблен в Даллас Коста.
Влюбленный в нее, в землю, по которой она ступала, в ее смех, в ее веснушки, в ее одержимость книгами, в ее беспорядок, в ее радость, в ее непримиримую личность.
Я обожал каждую ее частичку.
Я понятия не имел, в какой именно момент Печенька меня заколдовала. Я только знал, что был беспомощно и неуместно влюблен в нее, когда я не хотел этого.
На самом деле, когда я взял ее в жены, одним из ее немногих призывов было то, что я считал абсолютной уверенностью в том, что у меня никогда не возникнет к ней чувств.
Все, что я когда-то находил в ней неуклюжим и неутонченным, в конечном итоге стало моим наркотиком.
Напиток в моей руке превратился в три, которые превратились в пять, а затем еще немного.
Пока Джаред был в отпуске, я оказался в «Убере», шарф «Burberry» трижды обернул мое лицо, чтобы скрыть мою личность.
По неведомой мне причине я выбрал «Costa Industries» в качестве пункта назначения.
В здании не было ни души, кроме команды охраны, поэтому я растянулся на мраморном полу, попивая виски прямо из бутылки.
Я издал безрадостный смешок.
Ты принял за нее пулю.
Ты нарушил для нее правило отсутствия наследников – или, по крайней мере, собирался.
Я бесхребетно принял ее требования, ее недостатки, ее страсти и ее пути.
И все равно она меня не хотела.
Было мало смысла пытаться убедить ее в обратном.
Хуже всего было то, что хотя я ненавидел Даллас за то, что она приобрела мою любовь, я все еще беспокоился о ней. Даже после всего, что она сказала обо мне Фрэнклин, я хотел быть рядом с ней. Держать ее за руку. Склоняться к ней.
Я был неправ.
Я никогда не любил Морган. То, что я чувствовал по отношению к ней, было собственностью и правом.
Это. Вот на что была похожа любовь. Как будто мой орган был в чужой руке, и я не смог бы извлечь его, даже если бы попытался.
Я ненавидел каждое мгновение любви к Печеньке.
Но от этого оно не стало менее верным.
Я протиснулся через вращающиеся двери «Costa Industries», натолкнувшись на трезвого, с каменным лицом олуха. К сожалению, я не был настолько пьян, чтобы у меня начались галлюцинации.
Да, это был Мэдисон Лихт, стоящий передо мной во всей своей красе ростом пять футов семь дюймов.
Или, скорее, скромности.
— Ну ну. Что же мы имеем здесь? — холодный воздух хлестал нас обоих, но, поскольку он был такой же бледный, как растаявший снеговик, только его щеки стали клоунскими. — Проникаешься духом Рождества, выпивая в одиночку?
— Не все могут насладиться зрелищем того, как их компания рассыпается в прах. Кстати, как поживает «Licht Holdings»? — я высунул свой телефон, вызывая «Убер».
Пять чертовых минут.
— Мы восстановимся, — Мэдисон скрежетал коренными зубами. — Мы всегда так делаем.
— Ходят слухи, что вдобавок к твоим растущим проблемам с законом ты провалил больше проверок, чем Пентагон. Если бы ты только знал финансового эксперта с почти десятилетним опытом работы в обороне.
— Я лучше умру, чем приму от тебя помощь.
— Я надеялся на этот вариант, — я швырнул пустую бутылку из-под виски в ближайший мусорный бак. — Давай приступим к твоей безвременной смерти.
— Такой самодовольный, — его ноздри раздулись, когда он ухмыльнулся мне сквозь дымку красной ярости. — Ты думаешь, что ты такой неприкасаемый, не так ли?
Я знал, что он слил мою неудачную демонстрацию в прессу. Что он думал, что сделал что-то еще, кроме того, что вручил мне гигантский завернутый подарок перед Рождеством.
Я рассмеялся.
— О, меня можно потрогать. Твоя бывшая невеста все время трогает меня. Везде. Она восхитительна. Спасибо за это, кстати.
Мэдисон приблизился, сжимая мой воротник в кулаке, чего он бы никогда не сделал – или ему это не сошло бы с рук – если бы я был трезв.
Его гнилое карповое дыхание хлынуло мне в ноздри.
— Не забывай, что я знаю твой маленький секрет. Эта Морган раскрыла мне все твои самые глубокие, самые темные страхи, прежде чем она свалила.
— Мои секреты не могут меня убить, — сказал я, впервые поняв, что это правда.
Прошлое было просто прошлым. Как бы невыносимо и больно это ни было.
Он отпустил меня, поднес большой палец к своей шее и провел им поперек, все время глядя мне в глаза.
— Но я могу.
Я проснулся в Рождество с сильным похмельем и сообщением от Фрэнки, не зная, что из двух было хуже.
Фрэнклин Таунсенд
Мы с мамой уезжаем завтра.
Тебе лучше прийти сюда и позаботиться о своей жене, или, клянусь Богом, тебе некуда будет возвращаться.
Я собираюсь разрушить весь твой дом, Коста.
Ярость определенно текла в крови Таунсендов.
Я продолжал выпивать днем, не обращая внимания на женщин Таунсенд, пока они пытались дозвониться до меня по телефону, через Зака и его стационарный телефон.
Очевидно, я устроил так, чтобы Хетти и Вернон прибыли за несколько часов до того, как Наташа и Фрэнклин должны были сесть на самолет обратно в Джорджию. Они позаботятся о Даллас, пока я валяюсь на кушетке Зака.
В какой-то момент мне надоело пить и смотреть на стены, и я рискнул покинуть его место. Пронизывающий холод щипал мое лицо, пока я брел по нерасчищенному снегу.
Город-призрак закрытых баров и ресторанов встречал меня на каждом шагу. Я бродил по улицам, пока мои щеки не обморозились, потом вернулся к Заку и сдался, подчинившись воле сердца.
Ромео Коста
Как она?
Фрэнклин Таунсенд
Приходи и посмотри сам, придурок.
Ромео Коста
Я занят.
Фрэнклин Таунсенд
Я тоже.
Не пиши мне больше.
Черт бы побрал ее.
Бессонная ночь последовала за несчастным днем.
Как только солнце скрылось в небе, и я взглянул на часы, поняв, что Фрэнки и Наташа уже улетели в Джорджию, я позвонил Хетти.
— Ты там? — я ходил по гостиной, вытирая ковер под носками (в семье Сан соблюдали строгий запрет на обувь). — Она в порядке?
— И тебе доброе утро, — я услышала хруст растаявшего снега и хруст льда под ее сапогами. Ее тяжелое дыхание сбивалось с линии. — Вообще-то я застряла в Нью-Йорке из-за этой дерьмовой погоды. Автобусы и поезда останавливаются. Они только сейчас посыпают дороги солью, так что…
— И ты говоришь мне это сейчас? — я взревел, метнувшись к своим ботинкам и натянув их, к черту политику. Я зашнуровал их в рекордно короткие сроки, уже влезая в пальто. — Вернона не будет до полудня. Даллас совсем одна.
Эта мысль заставила мою кожу покрыться мурашками.
Она была больна. Она могла ненавидеть меня, ненавидеть меня и не хотеть, чтобы я был рядом с ней, но она все равно была больна.
Я выскочил из двери Зака и направился к его «Тесле». Наверняка, он был бы не против.
И даже более того – мне было все равно.
— Ну, если честно, Ромео, ты буквально в городе, так что… — Хетти замолчала. Она думала, что я остался с родителями.
— Просто тащи свою задницу туда как можно скорее.
Я повесил трубку и так быстро вернулся домой, что опередил «Waze» на пятнадцать минут.
Полная тишина и пустой дом встретили меня, когда я прибыл.
Я тысячу раз проклинал себя, когда мчался вверх по лестнице в комнату Печеньки. Я открыл дверь без стука. Невежливость была роскошью, которую я мог себе позволить.
Одеяло укрыло ее сочные изгибы. Только подойдя поближе, я заметил ее закрытые глаза. Ее щеки покрылись красными пятнами.
Должно быть, у нее сохранялась высокая температура.
На тумбочке были разбросаны салфетки, ассортимент жидких лекарств и вода в бутылках.
Тяжесть ее болезни обрушилась на меня. И снова я обнаружил, что меня тошнит от ненависти к себе.
Как я предпочел свое драгоценное эго своей прекрасной жене?
— Милая, — я бросился к ее постели, положив руку ей на лоб. Горячая печь. — Когда ты в последний раз принимала душ?