– Я была бы рада помочь вам на кухне, мама.
– О, я не была на кухне с девяносто восьмого. – Она махнула рукой. – Все делают слуги.
Даллас сверкнула ослепительной улыбкой, но я видел, что ей не понравилось, когда Моника употребила слово «слуги». Неужели у моей юной невесты есть моральные принципы? Маловероятно. Лучше это не выяснять.
– Может, сядем за стол? – предложил Старший.
– Конечно, Ромео. – Брюс чуть ли не повалился набок и не подставил ему пузо, чтобы его почесали.
Когда все четверо пошли в обеденный зал, Печенька задержалась и наклонилась ко мне, понизив голос:
– С твоим отцом все нормально? Или что-то не так?
Со Старшим многое было не так. Атаксия Фридрейха[27] оказалась единственным, что было в нем нормального. В конце концов она его убьет. Слишком медленно, на мой взгляд. Но в то же время я с наслаждением наблюдал, как прогрессируют симптомы. Как он с трудом передвигался во время внезапных приступов. Усталость. Заторможенная речь. Честно говоря, только в такие моменты я его и слушал.
– У него редкое наследственное заболевание, которое вызывает прогрессирующее поражение нервной системы. – Я направился в обеденный зал, в отличие от Даллас отказываясь понижать голос. Мне плевать, если Старший меня услышит. Напротив, буду этому только рад.
Она наморщила лоб.
– Наследственное? А ты…
– Унаследовал его? Нет. Для этого нужны два рецессивных гена. – Я наклонился к ней, касаясь губами уха. – Осторожнее, Печенька. Ты же не хочешь, чтобы я ошибочно счел тебя неравнодушной.
На протяжении всего ужина Брюс и Шелли настойчиво расспрашивали Печеньку о бале дебютанток, Моника пыталась заманить Даллас в шопинг-тур по Европе, а Старший старался выявить в ней явные недостатки. Которых было предостаточно. Моя невеста обмякла в кресле, как переваренная креветка, наверняка, чтобы потрепать мои и без того расшатанные нервы. Я видел, что Печеньке не нравилось защищать наши отношения по той простой причине, что их не существовало. Она была вынуждена лгать сквозь зубы ради мужчины, который лишил ее некогда прекрасной жизни. Когда подали десерт, она, как ни странно, к нему даже не притронулась.
Брюс и Шелли допекали Даллас бесконечными вопросами о ее отношениях с Мэдисоном Лихтом. Она то и дело потягивала воду, ее привычный огонь давно потух.
– …просто мне кажется странным, что Мэдисон пел вам дифирамбы на весь столичный округ, а потом вы так быстро разорвали помолвку после недолгого флирта с нашим Младшим…
Брюс мусолил бы этот вопрос, пока не полилась нефть, если бы Печенька не выпалила:
– Можно я отойду?
Мои родители озадаченно переглянулись.
– Конечно. – Я встал и выдвинул ее стул.
Она исчезла быстрее, чем верх от бикини на вечеринке во время весенних каникул в Канкуне. Брюс повернулся ко мне.
– Младший, сынок, то, что ты делаешь с этим ребенком, удручает.
– Как и то, что ты делаешь со мной, – заметил я.
– И что же я делаю?
– Живешь на этом свете.
– Ромео, – притворно упрекнул Старший. Ему до чертиков нравилось наше соперничество за его трон. – Хватит насмехаться над Брюсом. Ты прекрасно знаешь, что старших нужно уважать.
Я отпил бренди.
– Он первый начал.
Брюс нахмурился.
– Каким же образом?
– Таким, что родился.
Ничто так не пробуждало моего внутреннего ребенка, как споры с моим заклятым врагом в присутствии отца.
– Мэдисон рассказывает всем направо и налево, что Министерство обороны предложит им заключить годовой контракт. – Старший взялся за пирог, меняя тему. Вилка, зажатая между его пальцев, зазвенела – то ли от его раздражения, то ли от болезни. – Тот, по условиям которого мы сейчас освобождены от нововведенных требований и обязательств. Ты знаешь, что их компании принадлежат права на прототип крупномасштабной электрошокерной системы. Мои источники сообщают, что это помеха для сделки. У них есть новейшие разработки, которых нет у нас.
Прямое следствие того, что Старший полагался на инженеров и экспертов с устаревшими знаниями и отсутствием какого-либо практического опыта. Старший не просто упустил возможность. Он передал ее прямиком в руки врага. Пока я учился в Массачусетском технологическом институте, он утверждал, что я напрасно получаю высшее инженерное образование, ведь «Коста Индастриз» могли похвастаться целой армией инженеров, и вот мы приплыли. Плетемся со спущенными штанами, отставая на десятилетие.
– Мэдисон прав. Мы устарели. Ослабли. – Я жахнул бокалом по столу и посмотрел Старшему прямо в глаза. – Назначь меня генеральным директором, и я обеспечу тебя передовым оружием. Я говорю о разрушении ядерного уровня.
– Ромео. – Брюс сглотнул. Он влез в это ради денег. Мы оба знали, что Старшему нужно поскорее принять решение – и это решение приведет нас либо к прорыву, либо к застою. – Тебе стоит хорошенько все обдумать. По меньшей мере…
– Давай сначала посмотрим, как ты идешь к алтарю, сынок. – Отец в очередной раз безуспешно попытался нарезать свой пирог. Дело явно в болезни. Вилка со звоном упала в тарелку, когда он потянулся за напитком. – А потом я всерьез подумаю об этом.
Я тебе не сын. Во всем, что имеет значение.
Я раздавил жвачку зубами. Старший не только желал продолжения рода Коста, но к тому же рассматривал появление у меня детей в качестве развлечения для своей жены. Он решил, что если сумеет шантажом заставить меня жениться, то у меня появятся семья и дети, отчего Моника будет занята и довольна. Она хотела внуков, дурацких рождественских каникул и праздничных фотографий, достойных «Холмарк»[28]. Импровизированную семью, которой у нее никогда не было, поскольку мой отец был слишком занят тем, что присовывал всем особям женского пола на Восточном побережье, вместо того чтобы уделять нам хоть каплю внимания.
Моника подняла бокал.
– Ромео?
– Да?
– Где Даллас?
Хороший вопрос. Она вылетела у меня из головы. И, возможно, с территории поместья.
Поскольку велика вероятность, что ответом на ее вопрос стало бы, что Даллас сбежала в лес с семьей барсуков, я бросил салфетку на тарелку и встал.
– Проверю, как она.
Моника коснулась шеи.
– Взгляните на него. Я не видела, чтобы Ром был кем-то так увлечен после Морган.
Морган.
Я даже не удосужился проверить, не пошла ли Печенька на кухню, в сад или отцовскую библиотеку. Я точно знал, где найду ее, и помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Свернул в широкий коридор, декорированный красным деревом, и распахнул дверь в свою детскую комнату. Конечно же, Даллас была там. Сидела на краю моей кровати подростковых времен и просматривала фотоальбом. Мы с Морган на каникулах в Аспене. Мы с Морган в Нью-Йорке. Мы с Морган целуемся. Обнимаемся. Существуем в собственной маленькой вселенной.
Она не подняла взгляд, даже когда я вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Почему ты не женился на ней? – Ее голос звучал будто издалека. Из другой галактики. – На Морган. Очевидно же, что ты до сих пор ее любишь.
С чего бы Даллас думать иначе? Моя прежняя комната была местом поклонения моей бывшей. Фотоальбомы. Фотографии в рамках. Корешки билетов с концертов, на которые мы ходили. Памятные мелочи из экзотических стран, в которых побывали. Я отказывался выбрасывать свидетельства того, что когда-то был полноценным человеком. Лицо Морган было запечатлено на каждом сантиметре этой комнаты. Ее изящная фигура балерины. Улыбка с ямочками. Она была прекрасна, как идеальный осенний день. Отличалась всем тем, чего недоставало моей нынешней невесте.
Подойдя к своей будущей жене, я забрал фотоальбом у нее из рук и положил его обратно в ящик прикроватной тумбочки, где он всегда хранился. Мне было плевать, я мог спалить все воспоминания о Морган дотла, а потом помочиться на пепел, чтобы не случилось пожара. Я окончательно оправился после наших пятилетних отношений и последовавшей за ними разорванной помолвки. Но я не мог уничтожить свидетельства наших отношений, ведь тогда члены моей так называемой семьи неверно истолковали бы причину.
– Жениться на ней было невозможно.
Особенно после того, как я вышвырнул ее из нашего общего пентхауса совершенно голой в тот день, когда распалась наша помолвка. И подал запретительный иск после того, как она то и дело возвращалась ко мне на порог, моля о прощении.
– Ты ведь все еще влюблен в нее? – Даллас подняла свое прелестное личико, хлопая темными завитыми ресницами, отчего стала похожа на зверюшку из диснеевских мультфильмов.
Отрицание так и вертелось на кончике языка, но потом я осознал, что, ответив утвердительно, я уберегу Печеньку от разбитого сердца, когда наконец избавлюсь от нее. Ее тело и так было слишком уж настроено на мое. Под бунтарством скрывалась молодая женщина, способная на сильную любовь. Любовь, на которую я точно не отвечу взаимностью. Лучше сразу обозначить, что между нами исключительно коммерческая сделка.
– Да, – неожиданно для самого себя сказал я.
Впервые за многие годы в горле зародился искренний смех. Я. Влюблен в Морган. Даже к дьяволу я испытывал больше приязни.
Даллас заметно сглотнула. Кивнула, подобрала подол платья и встала.
– Ну а ты? – спросил я. – Твое сердце все еще принадлежит Мэдисону?
Так утверждала Фрэнки. Я собирался об этом разузнать. Не потому, что меня это волновало, а потому, что должен был знать, нужно ли за ней следить. То, что я не испытывал к ней чувств, не означало, что я готов к скандалу, который потрясет весь округ Колумбия до основания.
Даллас замерла возле двери, стоя ко мне спиной.
– Твой коллега и его жена испытывают мое терпение. – Она пропустила мой вопрос мимо ушей. – Я бы хотела в ближайшие десять минут поехать домой.
Я бы расспросил ее о Мэдисоне, но попросту не нашел в себе сил проявить любопытство.