Настал день моей свадьбы. Я не видела жениха почти три недели. На протяжении этих недель мама и Фрэнки дважды меня навещали, но я никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.
– Забудь. – Я сердито смотрела в зеркало, пока надо мной суетились два визажиста и парикмахер. – Дело сделано.
Моя сестра никогда не узнает, как велико было искушение последовать ее совету и сбежать. Я чуть не сделала это в первую неделю после выходки, которую устроила Ромео. Но мои подруги и дальние родственники начали отвечать на приглашения, напомнив, как основательно Ромео загубил мою репутацию.
– Это правда, что ты беременна? – рыдала в трубку Саванна одним вечером. – Говорят, твой отец заставил его жениться на тебе после того, как нашел в мусорном ведре тест на беременность.
Эмили сумела повести себя более утонченно:
– Твои родители прислали мне приглашение. Спасибо за это. Не возражаешь, если я не приду на свадьбу? Я не говорю, что не приду. Мне просто нужно переговорить с родителями и убедиться, что это точно не разрушит мою… эм… репутацию. Дал, не злись на меня, пожалуйста. По крайней мере ты выходишь замуж. Да к тому же за Ромео Косту. Я все еще не получила ни одного предложения и не хочу заработать дурную репутацию связями не с теми людьми.
В конце концов, звезды сошлись. Эмили пришла в сопровождении своих зорких родителей. Сав тоже пришла и даже привела с собой кавалера.
А вообще я слышала, что снаружи, в саду фон Бисмарка пятнадцатого века, среди восьмисот гостей было семейство Лихт.
Их пригласили мои родители, проявив любезность, чтобы сохранить лицо и доказать, что между ними нет неприязни. Никаких скандалов между двумя семьями.
Мэдисон здесь.
От этой мысли мне захотелось спрятаться под туалетным столиком. Я чувствовала себя ужасно виноватой за то, что сделала. За то, что вызвала череду событий, пустивших жизни многих наперекосяк.
– Дал! О, Дал, торт! – Мама, обмахиваясь, ворвалась в комнату для новобрачных, также известную как двенадцатая гостевая комната Оливера. Она припала к двери и поднесла дрожащие пальцы к ключице. – Торт в восемь ярусов. Весь белый. В форме твоего платья со съедобными реалистичными розами и надписями на заказ.
Мама была в восторге. Мы с Фрэнки ограждали ее от горькой правды о моем браке. Всю прошлую неделю я разглагольствовала о Ромео.
Что еще я могла сделать?
Фрэнки сказала, что мама перестала есть и разговаривать с отцом, чтобы вернуть меня домой. Как бы сильно я ни ненавидела отца, все же я не могла видеть мать убитой горем.
– Вот это да. – Я выдавила улыбку. – Жаль, что я, скорее всего, проглочу его прежде, чем кто-то успеет его сфотографировать.
– Ваш выход, дамы. – Организатор свадьбы распахнула дверь, обливаясь по́том в своем дизайнерском наряде. На ней были наушники с микрофоном, парящим возле ее губ. – Жених уже ждет и, должна добавить, выглядит при этом восхитительно. Все гости расселись по местам. Пора.
Фрэнки бросила на меня отчаянный взгляд.
«Сейчас или никогда», – говорил он.
И хотя я не могла представить, что обрету счастье со своим жестоким красивым женихом, я также не могла вернуться в Чапел-Фолз опороченной женщиной и рисковать будущим Фрэнки.
К тому же какое будущее ждало меня?
Меня больше никто не возьмет в жены. По крайней мере с Ромео Костой у меня будет финансовая безопасность, крыша над головой и будущее с детьми, которое я могла с радостью ожидать.
– Идем, моя милая. – Мама прогнала визажистов и подняла меня с места. Едва наши пальцы соприкоснулись, ее улыбка померкла. – У тебя ледяные руки.
Я сглотнула.
– Это все от нервов.
– Уверена? – Она вгляделась в мое лицо. – Ты ведь сказала бы мне, если бы была несчастна, Огурчик?
Я чуть не упала в обморок, услышав свое детское прозвище. Больше всего на свете я хотела вернуться домой. Исправить свою ошибку месячной давности.
– Все идеально, мама. Я самая счастливая девушка на свете.
Глава 24
Как и всякая ложь, моя свадьба была слишком прекрасной, хорошо отрепетированной и, самое главное, бездушной. Мое платье служило олицетворением королевской роскоши. Длинные рукава из кружева и глубокий треугольный вырез, облегающий лиф из чистого атласа и закругленный шлейф, который тянулся вдоль всей парадной лестницы особняка фон Бисмарков. Представители трех модных журналов приехали, чтобы сделать снимки. Вся прибыль пойдет на благотворительность – «Армии Фридрейха». Идея Ромео. Как и во всем остальном, в этом вопросе у меня не было права голоса.
Бульварная пресса и местные новости сообщали, что одно только цветочное оформление обошлось в сто двадцать тысяч долларов. Я в этом не сомневалась. Мои родители не пожалели ни цента на это роскошное празднество. Мама как-то упоминала, что мы уже давно превысили бюджет в миллион долларов. На приеме, который должен состояться во втором увитом плющом ботаническом саду Оливера, были представлены фирменные готовые коктейли, названные в нашу честь, закуски, приготовленные на месте итальянскими шеф-поварами, отмеченными звездами Мишлен, и пакеты с подарками на пятизначную сумму, призванные заставить гостей чесать языками.
Я чахла в тяжелом наряде, утопая в ткани, которая впивалась в ребра. Уже несколько недель я не ела ничего сытного. С тех пор как Ромео выбросил из дома всю съедобную еду. Хэтти тайком приносила мне на завтрак буррито и булочки под одеждой, чтобы камеры не засняли, как она нарушает приказ Ромео. В остальном в доме остались только капуста, куриные грудки, овсянка и страдания.
Дойдя до края прохода, я остановилась. От глаз меня скрывала ширма из белых орхидей. Скоро я пойду к алтарю прямиком в объятия Бога войны и стану Коста.
Папочка материализовался рядом со мной и взял меня под руку. Он пытался поймать мой взгляд, когда мы ступили на длинный белый ковер, расстеленный на заднем дворе Оливера площадью в два гектара. Я, стиснув зубы, смотрела строго перед собой, на орхидеи.
– Прошу, Даллас, разве ты не видишь, что я опустошен?
Неужели он правда только что перевел стрелки на себя?
– Как и должен быть.
Я сжала в руках букет из белых роз. Шипы вонзились в кожу. Папочка открыл рот. К счастью, музыка не дала ему продолжить. Поскольку за организацию свадьбы в основном отвечали мама и Моника (я весь месяц ссылалась на головную боль), я не знала, какую композицию они выбрали. «Ave Verum Corpus» Моцарта. Как удачно. Она всегда ассоциировалась у меня со сценами кровавой расправы в фильмах вроде «Красной свадьбы»[29]. Даже та свадьба была лучше моей.
Я не знала, как мне удавалось переставлять ноги, но все же сумела это сделать. В какой-то момент мы с папой прошли сквозь ширму из орхидей и предстали перед всеми. Вдоль прохода пронеслись вздохи и приглушенный шепот. Вспышки камер касались кожи. Мои подружки невесты, Фрэнки и Сав, несли шлейф платья, а шесть девочек-цветочниц из церкви шли следом и бросали в гостей лепестки белых роз. Я потупила взгляд, чтобы не смотреть в глаза гостям, которые вставали, хлопая и приветствуя нас громкими возгласами.
Я гадала, была ли Морган здесь. Где-то в толпе. Потягивала шампанское и забавлялась тем, как глупо я выгляжу, выходя замуж за мужчину, который все еще боготворит ее. А еще я гадала, виделся ли с ней Ромео в промежутке между балом дебютанток и сегодняшним днем. От этой мысли мне стало дурно. Не потому, что он мне нравился, а потому, что я не хотела, чтобы меня выставили еще большей дурой.
Я дошла до алтаря. Мужчина, которого в нашу последнюю встречу я приковала к своей кровати и залила взбитыми сливками, стоял передо мной. Властный, внушительный, выдающийся. Эти словесные образы вызвали у меня неконтролируемый приступ смеха. Я почувствовала, как краснеет шея. Затем подняла взгляд, и смех застрял у меня в горле.
Я уже почти забыла, насколько Ромео Коста великолепен. Почти. Он надел смокинг. Его волосы (оказавшиеся короче, чем я помнила, безупречно подстриженные) были уложены назад. Серые глаза, обычно отдававшие голубым цветом, казались почти серебристыми. Выражение его лица было нейтральным и безучастным, как унылая картина в зале ожидания. Когда папа отошел в сторону и я встала перед Ромео, жених удивил меня, наклонившись и коснувшись губами моего подбородка.
Вот только он не целовал меня в щеку. Это была всего лишь игра на публику. На самом деле Ромео прошептал мне на ухо:
– Выкинешь какой-нибудь номер, и, уверяю, я уничтожу не только твою репутацию.
Мой мозг замкнуло от попыток придумать остроумный ответ. Моргнув, я узнала в человеке, сочетающем нас браком, священника из Чапел-Фолз. Преподобный Редд начал церемонию. Когда настала моя очередь принести клятву, я произнесла такую банальную и неискреннюю свадебную речь, что не сомневалась: моего будущего мужа стошнит от такой пошлости.
Позади него стояли Оливер и Зак в дизайнерских смокингах. Зак всем видом источал нетерпение и поглядывал на часы, не поднимая запястья. Несмотря на его обаяние и прекрасные манеры, в нем таилось нечто темное. Какая-то едва уловимая замкнутость, намекавшая, что он не показывал миру свое истинное лицо. Между тем Оливер, который был как открытая книга, полная красочных примечаний, смотрел мимо меня, на подружек невесты. Если он думал, что Фрэнки – легкая добыча, то у меня есть для него новости, которые я сообщу, заодно врезав ему по яйцам.
Священник Редд перевернул страницу молитвенника.
– Берешь ли ты, Ромео Никколо Коста, эту женщину в жены, чтобы жить с ней в счастливом браке, любить ее, почитать, утешать и беречь в болезни и в здравии, и быть верным ей, пока смерть не разлучит вас?
Ромео переплел наши пальцы. Они были холодными и будто онемели.
– Беру. – Его лицо рассекла очаровательная улыбка, ослепляющая публику. Она выглядела так, будто ее прилепили в фотошопе.