«Это не пьеса, - угрюмо сказал мент. - Это жизнь. В жизни может быть все».
«А то я не знаю… Жизнь и театр подчиняются одним и тем же законам!»
«Этого не может быть» - ложь. Меня всегда умиляло, когда в детективах следователи строили версию, говоря «это невозможно» - о том, что я проделывала тысячу раз. Возможно все - все зависит лишь от жанра, в котором живет человек. И, будучи детективом, глупо не знать, что на свете есть театр абсурда и пьесы Петрушевской, детально демонстрирующие ежедневный абсурд бытовой человеческой жизни.
Рита могла сбиться с роли. Играла перед Ариной одно. Затем решила продемонстрировать любовь к Андрею, а заодно - неосведомленность, что он уже мертв…
Но не проще ли предположить, что это другая пьеса - дешевая буржуазная драма «Провинциальная девочка в большом городе». И все карандаши сразу встанут на место!
Да, Рита любит Андрея - но не как Отелло. Да, ей нужно зацепиться, и тут есть корысть - но не настолько, чтоб убивать его. Да, она воспринимает меня как проблему. Но первая сцена показывает: никаких проблем нет.
И она довольна. Ее страхи развеялись. Она хлопочет по хозяйству. Она чувствует себя хозяйкой положения. Хозяйкой Андрея! Она смотрит на меня с Доброхотовым, как на решенный вопрос. Потом Андрей стучит ко мне. Потом Рита садится и хвастает Арине, как разводит мужчин. И это все та же линия роли - хозяйка положения, девочка, которая думает, что дергает мир за ниточки. Потому что она знает, я не открыла ему дверь. Она видела ЭТО!
- Послушай, - взволнованно проверила версию я, - а что делала Рита, когда вы утром ломились ко мне?
Женя нехотя выплюнул колпачок изо рта.
- Не помню…
- Вспомни! - вцепилась я в версию. - Ты стоял здесь! - Я вскочила с пола, и живо подтолкнула Женю к двери в спальню. От гостиной ее отделял небольшой коридор с бездверной аркой. Наяривая кулаками мне в дверь, Женя не мог не видеть гостиную и открытый балкон. - Ты стоишь и стучишь. Кто рядом с тобой?
- Ян.
- И Сашик?
- Вначале. Он что-то крикнул и побежал вниз, держать такси. Мы вызвали такси, чтобы ехать в гостиницу. И Доброхотов пошел с ним.
- А Арина?
- Арину не помню. Вспомнил… Рита пыталась привести в чувство Олю. Они сидели тут, на диване. Оля была сильно пьяна. Я никогда ее такой пьяной не видел. Она не могла вести машину. Мы завезли ее домой по дороге.
- А Рита? Когда вы стучали ко мне, она проявляла беспокойство?
- Нет. Она занималась Олей.
- Вы стояли здесь, рядом, кричали, хотели выломать дверь. А она никак не реагировала? Она ничего не сказала?
- Что-то сказала, - Женя наморщил лоб. - Она сказала: «А где ваша "красная юбочка"?»
Я ждала этой реплики. Я поняла, что ждала ее!
Рита (с усмешкой): А где ваша «красная юбочка»?
- Она ведь сказала без раздражения?
- Без, - подтвердил очевидец. - По-моему, она улыбнулась даже… Ну, да. Я тогда разозлился на нее!
Девочка, вообразившая, что вправе смотреть на мир свысока, не сомневалась, Андрей упорхнул со случайной малолеткой.
Это ничего не меняло! Андрей - бабник. В театре он отшил Арину, спелся с Инной, проводил ее, поскребся ко мне и испарился с мимо проходящей девицей. Я была в перечне просто одной из многих. А она, Рита, законная жена. Пусть и фиктивная. У нее больше всех шансов. Потому что она знает мужчин. Знает, как нужно разводить мужчин!
«Чтоб ты сдохла, сука!»
Только в аэропорту она поверила, что Андрей был там - за запертой дверью моей спальни. Поверила в мою серьезность. В серьезность его намерения - остаться со мной в этом городе. «Красная юбочка» - не повод не приезжать в аэропорт. Рита поверила, что проиграла, и выплюнула в злобе: «Чтоб ты сдохла, сука!»
Все. Занавес падает. Режиссер выходит на поклоны. Он горд. Роль выстроена как по нотам.
- А когда Андрей не приехал в аэропорт, Рита взбесилась. - Я уже не спрашивала. Я сверяла ответ.
- Я только тогда понял, насколько все серьезно. Все сразу. Насколько у Андрея серьезно с тобой. Насколько Риту перекосило на нем… Ее аж затрясло.
- Убей меня, - улыбнулась я Жене, - но Рита не убивала его. Жаль, она будет последней, кто подтвердит мое алиби. Она будет первой, кто обвинит меня. Потому что второй обвинят ее.
- Да, Рита уехала с нами, - безжизненно сказал Женя. - Мы все считали, что Андрей остался с тобой… Знаешь, я ведь могу не говорить милиции, что считал так, - предложил мне «хороший парень».
- Без разницы. Достаточно того, что ты уже сказал это всем. Кто-нибудь скажет. Не ты, так другие. Арина точно. И Янис. Он всегда говорит правду. И Сашик. Он всегда говорит то же, что Ян.
- И Рита. И Доброхотов скажет, наверное.
- Достаточно, - хмыкнула я. - Я в западне. Это я убила Андрея. Из ревности. К той же Рите. Чем не конфликт? Мы были вместе, потом он женился. Он был женат на другой, и не разводился с ней, только обещал мне. А я устала ждать. Мне тридцать четыре года!
- Не понимаю тебя… - сказал Женя.
- Чего ты опять не понимаешь?
- Как ты можешь улыбаться, когда он там… мертв?!
«Хороший парень» отошел от двери и аккуратно поставил излеченную этажерку на прежнее место.
- Лучше бы ты умерла. Все равно ты все время кончаешь с собой, - сказал он - убежденно и тихо.
- Женя…
Он взял клей, увернувшись от моего взгляда, помолчал, пережидая приступ.
- Прости, - прошептал.
- То, что ты предпочел бы видеть мертвой меня, - нормально.
Но Женю не интересовало мое прощение, мое понимание.
- Андрей не простил бы. Он говорил, все не так… ты пытаешься покончить с собой, не потому что не хочешь жить.
Я интересовала его только в контексте Андрея. Как и раньше, он не слышал меня, не видел меня.
- А почему?
- Не то чтобы ты жить не хочешь… - Его голос выравнивался. - Ты просто не видишь для этого повода. А неудавшееся самоубийство - как бы повод жить дальше. - Он бездумно закручивал колпачок на клее, не замечая, что тот закручен. Все крутил и крутил.
И, в отличие от Жени, я понимала его. Простейший театральный прием - поскорей сосредоточиться на какой-то неважной детали. Не на починке ножки, так на смысле моей жизни… глазами Андрея.
Он честно пытался увидеть меня влюбленными глазами Андрея. У него не было никаких шансов увидеть меня!
- Андрей говорил, ты из тех, кому обязательно нужен смысл. Вот есть люди, они просто живут…
- «Люди для жизни».
- А тебе непременно нужно знать зачем, почему. Зачем тебе это?
«И живут же другие без великих идей, - отозвалась эхом Арина. - Почему мы не можем жить, как люди?»
- Издержки профессии. Не думала я, что Андрей так хорошо…
- Видишь. Он знал тебя лучше, чем ты думаешь!
И помнил меня лучше, чем я.
В лунное лето после развода, когда, поутру, он заметил шрам на моей руке и спросил понимающе: «Вены резала? Неужели от несчастной любви?» - я усмехнулась. «Тот зарубцевался давно, - показала я Андрею запястье. - Этот от бессмысленности жизни».
Еще в детстве, гуляя по Байковому, я верила, что ценность человеческой жизни определяется памятником после смерти. Позже мысль о памятнике трансформировалась в тезис о «памятнике нерукотворном»: главное, не как ты живешь, а зачем. Виртуозная игра, дорогие костюмы, блистательные диалоги, закрученный сюжет, феерические спецэффекты - дешевка, если у спектакля нет идеи!
Я никогда не боялась смерти. Смерть - это не самое страшное в нашей жизни. Я пуще смерти боялась прожить жизнь бессмысленно.
«По-моему, я пошла не туда…» - сказала я Андрею девять лет назад.
Страшно ошибиться с жанром своей жизни. Страшно перепутать свою жизнь с чужой. Страшно проникнуться жанром времени… и так легко! Особенно, если ты склонна идеально улавливать жанр.
- Женя, скажи, - спросила я с внезапною страстью, - зачем ты вообще поступал в театральный?
Почему мне казалось, что я заранее знаю ответ?
- Мы с Андреем дружили со школы. Мы решили поступать вместе…
- Женя, нельзя жить за компанию. Ты хоть понимаешь, что не должен был быть актером? Ты должен был чинить этажерки, жевать колбасу, рожать детей. А не трахать с Фирстовым девок на пару!
- Он тебе рассказывал это?
- Как вы отбирали шестнадцатилетних девиц для фотосессии? Поспорили, кто больше. Андрей выиграл. Ни одной девственницы. Что, не вписывается в версию о великой любви?!
- Ты не понимаешь. Нам с ним всегда было весело… Мы всегда… Какое вообще твое дело?!
- Мое!
Я взбудораженно прошлась по гостиной, переступая через кипы журналов и связки газет. В гостиной царил еще худший бедлам, чем с утра. Может, потянет на ограбление?
Спать не хотелось. Жить тоже. Умирать хотелось примерно так же, как жить. Страшно хотелось сделать хоть что-то… Немедленно!
Я вытянула руки и сделала «мостик». Кости удивленно заныли.
- С ума сошла? - серьезно спросил меня Женя.
Я выпрямилась и стала энергично распихивать хлам по шкафам.
- Помочь… - «Хороший парень» поднял с пола мой школьный альбом по рисованию. - Зачем ты вообще хранишь это… - Он не ставил знаки вопроса в конце.
Я не ответила.
Мой дом задыхался от старых вещей. Я никогда ничего не выбрасывала. Наверно, это многое объясняло. Я бережно хранила свое прошлое уже потому, что мое будущее было ограничено коротким и звонким словом «смерть». Все, что я любила, осталось в прошлом. И я тоже осталась там. Я пошла не туда… В миг, когда мое подсознание отметило это, я встала пнем - ни вперед, ни назад. Тот, кто не живет, - умирает. Стоячая вода в стакане мутнеет и начинает вонять.
Я могла стать редактором каждого третьего издания, в котором работала. Еще на третьем курсе обнаружилось: я могу писать обо всем - рекламные статьи о стиральных машинах и брачных агентствах, аналитические - о психологии и общественном транспорте. (Разве не говорила нам на первом курсе Ермолова: «Изученье искусства, отображающего жизнь, включает в себя изучение мира и человечества»!) Всем всюду всегда нравилось, как я работала. Им не нравилась я. Мой скучливо-пренебрежительный взгляд человека, неприкрыто презирающего их суетный мир… только за то, что это не мой суетный мир!