у Анатолию Карпову, победил его и надолго занял мировой шахматный трон. Примечательно, что нынешний оппозиционер Каспаров тогда представлял официальные советские шахматы против дезертировавшего из страны Виктора Корчного, имя которого было строго запрещено упоминать в советской прессе.
Наглость – второе счастье. Пока завершалась последняя игра Гарри с Корчным, я успел познакомиться с каким-то функционером из его команды. Как только в зале раздались рукоплескания в честь победителя матча, мы рванули в гостиничный номер Каспарова. Там уже хлопотала над импровизированным фуршетом его армянская мама, не отходившая в те времена от сына ни на шаг. На стене красовался самодельный плакат, повешенный еще, видимо, в начале матча: «Если не ты, то кто же?!»
Через пару минут в номер ворвался счастливый Гарри в окружении тренеров. После этого дверь решительно захлопнулась перед толпой поклонников и представителей СМИ. Так что все самые эксклюзивные впечатления и эмоции достались одному-единственному журналисту – мне.
Гарри оказался замечательным, умным собеседником. Репортаж о его успехе и интервью с ним получились великолепными.
Но вот что забавно. Пытаясь восстановить в памяти детали тех событий, я обнаружил, что ни в одном из моих опубликованных газетных репортажей имя Корчного не фигурировало вообще, как будто Каспаров играл с фантомом или побеждал сам себя!
Большинство же советских гастролеров интересовалось в основном шопингом. Они проводили все свободное время в походах по магазинам, начиная с нашего посольского, где спиртное, сигареты и вполне приличные шмотки продавались по ценам, доступным командировочному люду. Некоторые мужчины, что также вполне естественно, просили меня поводить их по злачному району Сохо, где в ту пору сосредоточилась секс- и порноиндустрия. Ни имена, ни положение всех этих людей мне не запомнились. Слишком уж примитивными и банальными были их желания и мотивы.
О Киме Филби
С Кимом Филби, одним из самых великих разведчиков двадцатого века, мне посчастливилось не только регулярно общаться с 1975 года и вплоть до его смерти в 1988-м, но и несколько лет учиться в семинаре, который он вел. Не буль в моей жизни Филби, я был бы абсолютно иным человеком. Да и судьба моя, вероятно, сложилась бы по-другому.
Поэтому главному моему англичанину в этой книге посвящены сразу несколько материалов. Написанные в разные годы и для различных публикаций, они подверглись лишь легкой редактуре, дабы избежать повторов того, о чем повествуется в других главах.
Школа Филби
О жизни Филби в Советском Союзе с 1963 по 1988 год известно крайне мало. Если, конечно, не считать того, что выявилось в ходе случайных встреч с западными журналистами, из переписки с корреспондентом «Саиди таймс» Филлипом Найтли и публикаций в связи с возобновившейся дружбой с писателем и бывшим коллегой по работе в английской разведке Грэмом Грином. Сам Ким никогда не поощрял интереса к собственной персоне, а тем более к своей профессиональной работе. Правда, отдельные упоминания о том, чем в действительности занимался Филби в Москве, есть в книге Кристофера Эндрю и Олега Гордиевского «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева», но они базируются в основном не на опыте личного общения, а на сведениях, почерпнутых одним из авторов, Гордиевским, от третьих лиц.
К сожалению, отсутствие информации о таинственном супершпионе способствовало тому, что на Западе стали появляться самые разнообразные домыслы относительно участия Филби в кознях Москвы. Апофеозом явилось произведение Фредерика Форсайта «Четвертый протокол», где Филби приписывалось авторство дьявольского плана организации ядерной диверсии в Британии.
Кстати говоря, узнав о выходе книги, Филби очень просил поскорее достать ему экземпляр и с большим интересом ознакомился с тем, что же он, оказывается, натворил. Впоследствии Ким держал этот детектив на видном месте в своей библиотеке.
В реальной жизни все выглядело гораздо более прозаично. Он действительно выступал в качестве консультанта КГБ по вопросам деятельности западных спецслужб, хотя к мнению его, мягко выражаясь, не каждый раз прислушивались, а уникальный опыт высококлассного профессионала далеко не полностью оказался востребованным. Филби увлеченно читал, работал над своими воспоминаниями. Во время многочисленных поездок по стране он встречался с коллективами сотрудников территориальных органов КГБ.
Но было у Кима на склоне лет еще одно занятие, которое его чрезвычайно вдохновляло. On относился к нему с колоссальной ответственностью. Кто не мечтает о том, чтобы воплотить себя, хотя бы частично, в учениках, создать собственную школу? И вот у Кима появились воспитанники.
Надо сказать, что с началом семидесятых годов в жизни Филби произошли значительные изменения в лучшую сторону. Он женился, стал чаше путешествовать по Союзу и странам социалистического лагеря. Среди руководящих сотрудников разведки появились молодые, не столь консервативно настроенные люди, которые смогли оценить, какой клад советские спецслужбы имеют в лице Кима. Одним из мероприятий в череде участившихся контактов с действующими оперработниками была встреча с молодыми разведчиками, занимающимися английской проблематикой.
Но сначала немного предыстории. Осенью 1974 года заместителем начальника Третьего отдела и куратором Англии был назначен Михаил Петрович Любимов, вернувшийся издании. Перед ним была поставлена крайне сложная задача. Он должен был наладить работу лондонской резидентуры после массовой высылки 1971 года, когда в точке остался лишь один сотрудник по линии политической разведки, а цепной агентуры уже давно не было.
Одна из его идей заключалась с том, чтобы опереться на опыт наших московских англичан – Дональда Маклина, Джорджа Блейка и Кима Филби. Маклин и Блейк по разным причинам отказались от участия в соответствующих проектах, а вот Ким на встрече в ресторане «Арагви» дал свое предварительное согласие, причем с радостью.
По воспоминаниям М. П. Любимова, в том же «Арагви» – ресторанов в Москве в то время вообще было мало, а этот чекисты особенно уважали – 1 января 1975 года было организовано празднование дня рождения Кима. Во время торжества он подтвердил свою готовность к сотрудничеству в качестве консультанта в присутствии шефа внешней разведки В. А. Крючкова и целого ряда других высокопоставленных генералов Первого – разведка – и Второго – контрразведка – главков КГБ. Среди задушевных гостов и прочих любезностей фактически и было положено начало новому курсу, как называл его сам Филби.
После этого Любимов регулярно встречался с Кимом и быстро понял, что тот жаждет работать, а полной загрузки мы предложить ему не можем. Тогда и родилась эта идея, было решено нацелить сто на курсы подготовки молодых офицеров разведки к работе на Британских островах.
Декабрьским вечером 1975 года на конспиративной квартире в центре Москвы молодежь с трепетом ожидала появления легендарного корифея разведки. Как признался потом Ким, он тоже волновался. Еще бы, первая встреча с целым коллективом коллег за почти тринадцать лет!
Несколько вступительных слов мгновенно сняли напряжение. Ким принялся увлеченно рассказывать о том, кем он собирался стать, поступая в Кембридж.
Отвечая входе импровизированной пресс-конференции на вопрос о своих хобби, гость, в частности, сказал:
– С удовольствием перечитываю классиков английской литературы. Люблю хоккей, в качестве зрителя, конечно. Есть у меня еще одно хобби – кулинария. Если сомневаетесь, приходите в гости.
Вот из этого «приходите в гости» и зародилась идея регулярных встреч Филби с молодыми сотрудниками, в ходе которых он мог делиться с ними своим опытом разведывательной работы. Правда, в квартиру Филби ребят еще долго не пускали. По-прежнему действовали старые табу. Было решено каждый год создавать небольшую группу из трех-четырех человек во главе с ответственным сотрудником английского отдела политической разведки, в обязанности которого входило присутствие на занятиях и поддержание контакта с кураторами Филби из контрразведывательного подразделения.
Семинар Филби действовал с небольшими перерывами с 1976 года почти до самой кончины учителя. Через него за это время прошло в общей сложности полтора десятка молодых сотрудников. Каждую пятницу, отравляясь к своим воспитанникам на конспиративную квартиру, Ким страшно нервничал. Он печатал для себя подробные памятки и перечитывал массу литературы.
– Могу ли я, давно оторванный от английских реалий, сообщить им что-то такое, чего они пока не знают? – делился он своими сомнениями. – Порой мне кажется, единственное, на что я способен, это привить молодым людям чутье охотника.
Эти сомнения Кима усилились, когда на одной из встреч появился сотрудник лондонской резидентуры КГБ, приехавший в отпуск. Филби буквально с открытым ртом слушал его рассказ о современных методах работы британских спецслужб против советских представителей и, кажется, даже расстроился. После этого он стал еще тщательнее готовиться к семинарским занятиям.
И все-таки сомнения Филби были абсолютно напрасными. Он сам по себе являлся для молодежи величайшей школой.
Например, ребятам иногда удавалось подсмотреть за ним на подходе к конспиративной квартире. Ким умел ходить как-то неприметно и в то же время так, что постоянно держал в поле зрения градусов этак сто пятьдесят. Это достигалось за счет его неподдельного интереса к мелочам. Привычка, выработанная годами, была доведена до такого совершенства, что проверка на предмет выявления слежки вовсе не выглядела таковой.
Затем он неожиданно появлялся в дверях с одной из неизменных своих шуток.
Например:
– Вы знаете, адрес нашей берлоги я запомнил следующим образом. Номер дома – по Джеймсу Бонду, ноль ноль семь, а квартиру – по номеру воротничка первой сорочки, купленной мною в Москве.
На журнальном столике, вокруг которого в креслах и на диване размещалась группа, стояло скромное угощение к полуденному чаю и бутылка хорошего коньяка. Ким пил армянский «Ани» или грузинский «Варцихс», разбавляя его водой. Получалось нечто вроде американского бурбона. Он курил дешевые отечественные сигареты без фильтра «Дымок», а в случае прибытия посылки из Лондона – свои любимые «Житан» или «Голуаз» из черного нерафинированного табака.