Знание английского языка достаточно для выполнения любой обычной задачи; я полагаю, что после небольшой практики в стране он сможет говорить по-английски действительно очень хорошо. Дело здесь не просто в знании языка: сочетание степени владения языком и личных качеств, комбинация серьезности намерений со скромностью – именно это делает его типичным «англичанином».
Хорошие оценки за рассудительность, подход к проблеме и самоконтроль, хотя мои суждения могут быть обусловлены искусственными условиями наших встреч. Я с уверенностью поручил бы ему задания, требующие этих качеств, а помимо этого, он наверняка справится с решением личных и профессиональных проблем деликатного свойства.
Мое единственное сомнение в отношении Максима заключено в слове «скромность». Это прекрасное качество для успешного ведения работы с представителями английского общества. Но наша работа иногда требует проявления значительной степени самоуверенности со стороны оперработника.
Многие агенты почти всегда нуждаются в том, чтобы к ним относились с сочувствием и пониманием. Но иногда некоторых агентов надо держать в ежовых рукавицах. Я уверен, что Максим исключительно подойдет для работы с первой категорией агентуры. А вторая категория? Этот вопрос я не смог решить в ходе наших встреч, так что оставляю его на ваше усмотрение».
Что сталось с этими слушателями семинара? Вместе с второгодником Владимиром в лондонской резидентуре работал Олег Гордиевский, который, по его словам, был готов полностью подписаться под характеристикой, ранее данной Филби. Можно по-разному относиться к Гордиевскому, но его слова подтверждает тот факт, что в данном случае сомневающийся Филби был гораздо ближе к истине, чем специалисты по кадрам ПГУ, направившие Владимира на работу в одну из самых сложных западных стран.
Не ошибся Ким и в случае с Владиславом. В загранкомандировке тот крайне иррационально повел себя в момент эмоциональной увлеченности и был срочно отозван в Москву, на чем его разведывательная карьера, собственно, и закончилась.
Оперативная судьба Максима – читатель, вероятно, уже догадался, что речь идет об авторе этих строк, – сложилась в целом успешно. Однако его излишнюю мягкость, тонко подмеченную Филби, отмечали в дальнейшем практически все, с кем ему приходилось сталкиваться по чекистской работе, и на том берегу, и на этом.
Филби неоднократно говорил, что ощущает на себе груз ответственности за каждого из своих питомцев. Он живо интересовался их успехами, а с некоторыми поддерживал регулярную переписку. Вот выдержки из его писем:
«Я чрезвычайно рад был услышать о твоем новом ответственном назначении, о чем свидетельствует полученная из Лондона открытка с видом собора Св. Павла и его окрестностей. От всего сердца желаю удачи. Она, как я неоднократно говорил вам, очень и очень тебе понадобится!»
«Желаю всем вам профессиональных успехов, и если в этом вы будете хотя бы в малой степени обязаны тому, что я вам преподавал, то я горжусь этим и чувствую себя счастливым человеком».
«Я почти начал верить в существование телепатии. В момент прибытия твоей посылки я читал роман, один из героев которого заказал себе „Пиммз № 1“ – напиток, о котором я ни разу не вспомнил с тех пор, как в 1956 году навсегда покинул Англию. Мне подумалось, как же я за эти годы оторвался от английских реалий, – и тут неожиданно появляется бутылка этого самого напитка! Более того, недавно я отправил дочери небольшой список заказов, забыл включить в него острый соус „Ли-энд-Перринс“ и соевый соус. Пока размышлял над тем, стоит ли посылать вдогонку второе письмо, оба соуса также прибыли в твоей посылке. Спешу добавить, что дело здесь все-таки не в телепатии, а в том, что, когда люди хорошо узнают друг друга, как в нашем с тобой случае, между ними быстро устанавливается интуитивная связь».
Видимо, под влиянием уроков тридцатых годов, когда были репрессированы многие из его оперативных руководителей, Филби крайне болезненно переживал бесследное исчезновение людей, ставших ему близкими. Он просто не мог смириться с такими потерями.
Одного из его бывших учеников – речь идет об оперработнике, выдворенном из Великобритании и фигурировавшем на обложке газеты «Таймс», – долго не пускали навестить учителя под предлогом нездоровых идейных настроений последнего. Молодой человек плюнул на все запреты и все же отважился нанести Киму визит.
Тот встретил воспитанника в слезах и бросился ему на шею со словами:
– Я думал, что никогда уже тебя не увижу, и никак не мог понять почему.
Как впоследствии вспоминал ученик, в тот момент его охватил ужас при одной только мысли о том, что ему придется сказать: «Причина в твоей неблагонадежности, Учитель». К счастью, Филби перевел разговор на другую тему.
С годами ему становилось все труднее вести семинар.
«Ким был страшно рад ученикам, – вспоминала впоследствии его жена Руфина Ивановна. – Они помогали ему о (путать свою полезность».
Однако он иногда пропускал занятия. Это случалось, когда Ким чувствовал огромную физическую усталость, но, будучи человеком гордым, не хотел это показывать. Он вообще не любил, когда его видели немощным.
Как-то раз, отказавшись от встречи с учениками, он воскликнул:
– Ах, если бы с этого начать двадцать пять лет назад! А то столько времени потрачено впустую!
Руфина Ивановна рассказала об этом уже потом, когда Кима не стало. А на очередном занятии ученики ничего не заметили. Перед ними, как всегда, сидел учитель, бодрый, излучающий теплый юмор и доброту.
Если существует какая-то форма сознания по ту сторону жизни, то Ким Филби видел, как вдень его смерти стайка самых преданных питомцев его семинара примчалась на квартиру к потрясенной вдове. Они ожидали встретить столпотворение соболезнующих друзей, высокопоставленных сотрудников комитета. Но дома была лишь убитая горем Руфина Ивановна. К ней по долгу службы заходили кураторы из контрразведывательного подразделения. Ученики разделили горечь первых рассказов о только что произошедшей утрате.
Затем, на пышной панихиде в Центральном клубе им. Дзержинского, они положили к подножию гроба учителя огромный букет алых гвоздик. А вот на кладбище эти люди держались подальше от объективов иностранных журналистов, ибо большинство из них еще находилось в рядах действующих разведчиков.
Со временем жизнь разбросала их кого куда. Но школа, выучка Филби остались. Учитель передал ученикам не только профессиональные познания и чутье охотника. Он приучил их широко и объективно смотреть на окружающий мир. Принципиально важно, что Ким, вопреки расхожему стереотипу, сложившемуся о нем на Западе, да и некоторым установкам в советской разведке тех лет, учил своих воспитанников работать не против Британии и США, а по ним.
Но самое главное, вероятно, заключалось в том, что он сумел укрепить, закалить в большинстве своих учеников моральный стержень, убедил их на собственном примере никогда не отказываться от присяги, однажды данной самому себе, или от своих убеждений.
Если вы окажетесь в Великобритании и попадете там в университет или колледж, то, может быть, увидите там седого, благородного старика-принципала, бывшего дипломата в ранге посла или высокопоставленного сотрудника государственной службы, в мягком твидовом пиджаке с кожаными налокотниками и в вельветовых брюках. Он строго и в то же время с любовью следит за шалостями юношей, резвящихся вокруг, а те, в свою очередь, с почтением выслушивают его мудрые наставления, не всегда, правда, следуя им.
Киму Филби удалось, насколько это было возможно, создать нечто подобное в стране, которую он считал своей Родиной. Не это ли одна из причин, почему он ушел из жизни счастливым человеком?
Уроки мэтра
Материал об авторе из книги Н. Долгополова «Ким Филби».
Этот интеллигентный, седовласый, явно преуспевающий в жизни человек – один из тех, кто вполне заслуженно считает себя учеником Кима Филби. Сам Ким выделял его из остальных молодых – тогда – подопечных. И опенки ему всегда ставил высокие, и характеристику дал блестящую.
Вылетев из-под крылышка великого Филби, он поработал в Англии, потом, увы, был вынужден покинуть страну вместе с большой группой советских разведчиков, которые работали под крышей дипломатов и журналистов, выданных предателем.
Его отношения с Филби и его супругой Руфиной Ивановной сохранились.
Перешли из профессионального разряда, ученик – учитель, в товарищеские, даже, как мне видится, в дружеские. Полковник, сегодня уже в отставке, немало делал и делает, чтобы память об учителе стала достоянием не только узкой профессиональной группы соратников.
Считает, что свершенное Кимом Филби – это великий подвиг, о котором обязаны помнить. По-прежнему, вот уже много лет, помогает супруге Филби Руфине Ивановне Пуховой. В его архиве сохранились редчайшие документы, касающиеся жизни легендарного разведчика в Советском Союзе.
Этот монолог полковника я не сопровождаю ни комментариями, ни оценками. Привожу его без особых купюр и редакторских правок.
Мне трудно говорить о том, что было до 1975–1976 годов.
Познакомились мы с Филби именно в эти годы. Да, до того времени над Филби – завеса секретности. Даже для своих. Его оберегали, обеспечивали безопасность. И в принципе, это понятно.
Но как же возникла в Москве мысль использовать профессиональные знания Филби, прикрепить к нему молодых сотрудников службы, которым предстояло работать в Великобритании? Ее автор – полковник Михаил Петрович Любимов. Сейчас он писатель, часто выступающий по телевидению, дающий профессиональные комментарии по разведке. По меркам того консервативного времени он был прямо-таки либералом по сравнению с большинством руководителей нашей службы. А со стороны внешней контрразведки не против этого был Олег Калугин, человек теперь известный по печальному, неприятному поводу. Но для Филби он кое-что сделал. Насколько знаю, это они вместе с Любимовым решили «приоткрыть» глубоко запрятанною Кима.