Я хватал ртом воздух и отряхивался. Если бы запах можно было видеть, то прохожим, наверное, показалось бы, что я окружен плотным удушливым облаком. От меня пахло хуже, чем от носков моего брата Патрика, которые тот обычно носит неделю, не снимая.
Нерешительность сковывала меня. Что нужно сделать в первую очередь? Кому можно рассказать о неожиданной находке?
Ответ не заставил себя ждать: нужно встретиться со Сьюзен. Она — единственная, кто способен поверить мне. Но когда я добрался до дома Сьюзен и нажал на кнопку звонка, дверь открыла не она, а ее мать. С подозрением потянув носом воздух, она велела мне отправляться домой и как следует вымыться. Она даже отказалась сообщить Сьюзен о моем приходе.
Поэтому я не стал говорить ей, что мне страшно идти домой одному.
Я шел по Пайн-стрит, распространяя вокруг себя ароматы помойки и пытаясь придумать, что же я скажу маме, когда из кустов неожиданно вышла какая-то женщина.
Моя рука сама собой заползла в карман. Не годится показывать людям грязные руки, даже если они ничего не знают о выключателе пожарной тревоги с чернильным распрыскивателем.
Женщина показалась мне очень красивой. Она носила свои светлые волосы собранными в длинный хвост на затылке, а голубизна ее глаз не уступала свежевыкрашенному голубому «бьюику» моего отца. Ее фигура напоминала греческие статуи, которые мне иногда нравится разглядывать в энциклопедии. С ее шеи свисал фотоаппарат на кожаном ремешке.
— Привет, Дункан! — обратилась она ко мне, с улыбкой протянув руку. — Меня зовут Хонни Флинт.
Мне ужасно хотелось пожать ей руку, но я не мог, иначе она бы увидела бордовое пятно.
— Откуда вы знаете, кто я такой? — спросил я. В голове у меня вертелась мысль, что следует издать закон, запрещающий подобные улыбки: они совершенно обезоруживают человека.
— Я навела справки… — начала она, но вдруг нахмурилась и наморщила нос. — Что с тобой случилось?
— Мне не хочется об этом говорить, — буркнул я, покривив душой. На самом деле мне хотелось рассказать обо всем, но я боялся, что она поднимет меня на смех.
Хонни пожала плечами.
— Полагаю, ребята твоего возраста часто попадают в разные переделки, — заключила она. — Но об этом-то мне и хотелось с тобой поговорить. Насколько мне известно, у тебя в прошлом году были приключения с пришельцами.
Я ощутил легкий укол страха. Жители нашего города старались не говорить о прошлогоднем скандале с пришельцем. По словам моего отца, они пришли к выводу, что им все равно никто не поверит. В полицейских рапортах Питер числился пропавшим без вести: либо сбежавшим из дому, либо похищенным бандитами. Там тоже ни словом не упоминалось об инопланетянах.
Так откуда же эта женщина узнала обо мне? Не инопланетянка ли она? Известно ли ей о найденной мною перчатке? Может быть, она собирается забрать меня с собой?
— Откуда вы знаете про пришельцев? — нервно спросил я.
Хонни снова улыбнулась.
— У меня есть свои источники информации, — туманно ответила она и неожиданно двумя пальцами приподняла мой подбородок, вынудив меня взглянуть в ее голубые глаза. — Как бы тебе понравилось оказаться героем газетной статьи, Дункан?
— Какой статьи? — спросил я, невольно заинтересовавшись.
Улыбка Хонни стала еще ослепительнее.
— В «Национальном обозрении», — ответила она.
Вот тебе раз! Мой отец обожает «Национальное обозрение» и просит маму купить этот еженедельник каждую субботу, когда она собирается в магазин за покупками. Мне тоже нравится читать «Национальное обозрение». Там всегда можно встретить огромные заголовки вроде «ЭЛВИС СЪЕЛ МОЕГО РЕБЕНКА» или «БРОДЯЧИЕ ЗОМБИ ТЕРРОРИЗИРУЮТ ГОРОД».
У меня сложилось впечатление, что Хонни можно доверять. Будь она инопланетянкой, она назвалась бы корреспонденткой «Нью-Йорк тайме» или другой центральной газеты. Ну какой пришелец добровольно признается, что работает в «Национальном обозрении»?
Еще я подумал, как удивится и обрадуется отец, когда прочитает статью обо мне в своей любимой газете.
— Ну как? — спросила Хонни.
— Согласен, — решился я. — Мне нравится ваша газета. Да что там говорить — у нас все ее читают. А старые номера мы храним на полке в туалете.
Хонни недоуменно моргнула, и ее улыбка вышла какой-то кривой.
— Может быть, ты просто расскажешь о том, что с тобой происходило прошлой весной? — предложила она.
Тут меня осенило. Хонни станет моей спасительницей. Ей можно спокойно рассказать о перчатке!
— Хонни, у меня есть потрясающий материал для вашей статьи, — объявил я и полез в карман.
Глава пятаяКАК СПРЯТАТЬ РУКУ?
Мое интервью с Хонни Флинт продвигалось блестяще, хотя в душу мне нет-нет да и заползал червячок сомнения. Понимаете, ведь пришельцу вовсе не обязательно ограничиваться одним лицом. Насколько я слышал, у старого доброго Броксхольма имелся целый ящик, набитый масками, — по одной на все случаи жизни.
Поэтому, когда Хонни спросила, можно ли ей взять перчатку с собой, я заколебался. А вдруг она видела, как я выбрался из контейнера для пищевых отходов, и хочет уладить дело по-доброму, без похищения? Доброта у пришельцев не в чести, дело ясное, но если исчезнет еще один школьник, то наш городок превратится в бурлящий котел.
Разумеется, если Хонни говорит правду, она поможет мне убедить весь мир в том, что у нас объявился новый учитель-пришелец. Но если она лжет мне, если она на самом деле замаскированная инопланетянка, то я потеряю свой главный и единственный козырь.
Наконец я предложил Хонни сфотографировать перчатку. Она выглядела очень расстроенной, но о причинах ее расстройства можно было только догадываться. То ли она в самом деле была инопланетянкой, то ли ей хотелось показать главному редактору газеты настоящее вещественное доказательство существования пришельцев из космоса. (Это самый главный недостаток подозрительности: человек больше ничему не верит.)
С другой стороны, мой рассказ привел ее в восторг.
— Это великолепно! — повторяла она. — О Дункан, ты даже не представляешь себе, как это замечательно!
Когда мы закончили беседовать, уже почти стемнело. Хонни сказала, что с радостью сходила бы со мной в кафе выпить стаканчик шоколадного коктейля со сливками, но справедливо заметила, что в таком виде меня не пустят ни в одно приличное место. Судя по всему, ей также совсем не хотелось сажать меня в свой автомобиль. Наверное, я мог бы обидеться, но она держалась очень тактично.
Меня совсем не радовала мысль о прогулке домой в темноте и одиночестве, особенно если учесть, что из-за кустов в любой момент мог выскочить пришелец. И еще: я не знал, как меня встретят дома. Поздний приход — не проблема: моих родителей не слишком беспокоит, когда я прихожу домой. Зато их наверняка обеспокоит мой внешний вид и запах, исходящий от меня.
После недолгих раздумий я остановился возле дома старого мистера Дервинкла. Лужайка перед его домом была самой зеленой и ухоженной в нашем квартале; возможно, потому что он не жалел для нее воды. Я почти не сомневался, что обнаружу где-нибудь у него на дорожке резиновый шланг для поливки.
Я не ошибся. Мистер Дервинкл туговат на ухо, поэтому он не слышал, как я обливался. Сперва вода была теплой, почти горячей, так как шланг весь день пролежал на солнце, но потом пошла холодная. Откровенно говоря, мне было все равно, холодная она или теплая; главное — она смывала с меня грязь и запах. Я и не представлял себе, сколько всякого барахла застряло у меня в волосах, пока не увидел воду, стекавшую с моей головы.
Теперь я насквозь промок. Кое-где на одежде остались сальные пятна, но пахло от меня уже гораздо слабее, чем раньше.
Мне не повезло. Как только я вошел домой, Патрик заметил меня и завопил:
— Ма! Дункан весь мокрый, и с него капает на пол!
Мама немедленно заставила меня выйти наружу, снять всю одежду и переодеться в купальный халат, а Патрик тем временем сбегал за фотоаппаратом и сфотографировал меня, пока я был голый. Представляете, какая свинья!
Вечером я почти час старался смыть с руки чернильное пятно, чтобы с утра безбоязненно отправиться в школу. Проклятые чернила въелись в кожу и никак не сходили. Мне не хотелось спрашивать Патрика о том, сколько это продлится, несмотря на его обширные познания, которыми он постоянно хвастался. Мой брат не умеет хранить секретов, так зачем же рисковать?
Само собой, я мог притвориться больным и остаться дома (я знаю четыре разных способа поднять у себя температуру) или просто прогулять уроки. Но прибегать к таким мерам на второй день занятий достаточно рискованно. Позже, когда познакомишься с распорядком и учителями — дело другое.
Наверное, будь я поумнее, то гораздо быстрее нашел бы выход из положения. До возвращения в спальню, которую мне приходится делить с Патриком, я не вспоминал о загадочной перчатке. Но если перчатка может скрыть руку пришельца, то почему бы ей не скрыть мою руку?
Я вынул перчатку из кармана халата и внимательно осмотрел ее. А вдруг она кишит смертоносными внеземными микробами? Пожалуй, лучше подождать до утра, а там видно будет.
Утром моя рука оставалась такой же бордовой, как и вчера. Когда пришла моя очередь умываться, я заперся в ванной и решительно — будь что будет! — натянул перчатку.
Это смахивало на волшебство. Перчатка пришлась мне точно по руке, словно изменила размер, пока я надевал ее. Но еще чудеснее было то, что она изменила цвет в тон кожи другой моей руки — как будто хамелеон, которого я видел в зоопарке. Осталось лишь два небольших затруднения. Во-первых, ногти на искусственной руке были слишком длинными, поэтому я обрезал их маникюрными ножницами. Во-вторых, на кончике одного пальца виднелась маленькая дырочка; наверное, поэтому пришелец и выкинул перчатку. Я забинтовал палец. Мне частенько приходится ходить забинтованным, поэтому никто не станет спрашивать, что случилось.
И все же любой, кто посмотрел бы внимательно и с близкого расстояния, смог бы заметить, что это не моя рука. Ладно, люди обычно не рассматривают руки друг у друга, если специально не привлекать их внимания. К примеру, хулигану вроде меня многое может сойти с рук: окружающие просто не замечают, что он делает.