Фёдор ТрофимовМОЙ ВЕК(воспоминания)
Оформление В. И. Яшков
Об авторе
Долгим трудом и самобытным творчеством определено особое место в современной отечественной журналистике Федора Трофимова — заслуженного работника культуры России, Почетного гражданина Карелии. Более полувека активной ответственной работы в ежедневной республиканской газете «Ленинская правда» («Северный курьер»). В эти же годы успешное литературное творчество: рассказы, повести, публицистика, отмеченные Государственной литературной премией имени Архиппы Перттунена. Профессионализм Трофимова-журналиста и его талант писателя просматриваются в книге «Мой век» в длительном неразрывном единстве.
Только с Карелией связана большая судьба автора этой книги. Он родился в селе Деревянное (Прионежский район) в крестьянской семье. После окончания Петрозаводского лесного техникума трудился в Ругозерском леспромхозе начальником лесопункта. Там написал очерк о работе лесозаготовителей, который был признан лучшим в конкурсе, объявленном газетой «Красная Карелия». В 1932 году был приглашен на должность корреспондента в эту газету, где прошел все стадии журналистской профессии — от литературного сотрудника до главного редактора.
Во время Великой Отечественной войны Федор Трофимов — ответственный секретарь прифронтовой газеты, автор очерков о партизанском движении в крае. В 1945 году он был командирован правительством Карелии на Нюрнбергский процесс в Германию. О суде над главными военными преступниками рассказал в «Нюрнбергских заметках» (1946 г.) и документальной повести «Ярослав».
В послевоенные годы Федор Трофимов на протяжении тридцати лет — главный редактор газеты «Ленинская правда» («Северный курьер»), подшивки которой в карельских архивах и библиотеках остаются на сегодня единственной хроникальной летописью минувших десятилетий, историческим и литературным достоянием республики.
Для журналистов нескольких поколений, успешно работающих сейчас в центральной и карельской печати, школа Трофимова была школой личного примера. В руководстве газетным коллективом ему было не занимать внутренней культуры, особой душевной прочности, о которой народный писатель Карелии Дмитрий Гусаров сказал: «Надежен, как хлеб».
Хронологически девяностолетняя биография автора книги «Мой век» совпала с важнейшими событиями в жизни страны и Карелии. Возвращаясь к ним, сопоставляя годы минувшие и нынешние, он объективно оценивает сделанное в прошлом, не спеша с его переоценками, настраивает читателей на глубокое осмысление последних преобразований в стране. Точка отсчета в его воспоминаниях одна: земляки, соратники, товарищи по работе. Светлой, подспудно решающей стороной жизни при любых, самых драматичных ее проявлениях, в любых исторических обстоятельствах для Федора Трофимова остаются люди. О них книга его воспоминаний «Мой век».
Братья и сёстры
Мое самое первое воспоминание: мы с братом Мишей, который старше меня на два года — ему шесть лет, мне четыре, — сидим рядом на широкой лавке за столом и едим крошенку, черпая деревянными ложками из вместительной, тоже деревянной миски размоченные в молоке крошки ржаного хлеба.
В избе светло от майских солнечных лучей, тепло и тихо. Но вот скрипнула входная дверь. Мы насторожились. Дверь тяжело, со скрежетом открылась, и через порог переступила наша бабушка. Она бережно несла на руках завернутый в тряпку комок. Он был живой, шевелился, попискивал. «Это ваш четвертый братик», — сказала бабушка, подняла комок в тепло, на печку, закутала в свой полушубок и ушла. Спустя несколько минут вернулась, ведя под руку бледную, обессилевшую, тихо стонущую мать. Она едва передвигалась. Рухнув на кровать, мать затихла. С печки же послышался уже более внятный писк. Наш четвертый брат вступал в жизнь и требовал к себе внимания.
…А всего нас было шесть братьев и три сестры. И всех, так же как и четвертого, бабушка принесла в избу из овечьего хлева. Овцы — самые чистые животные. От них ни грязи, ни сырости. Овечий хлев — самое подходящее место для родов. Как только у матери начинались схватки, бабушка подстилала в этом хлеву самой свежей, пахнущей ригой, соломки и на этом мягком родильном столе принимала очередного младенца.
Так что мы все девятеро родились в хлеву. Трое жили недолго. Аннушка — ученица первого класса — простудилась, и ее задушила ангина. Близнецы, которых мы ласково называли Машенька и Гришенька, родились очень слабыми, все время тяжело болели, умерли один за другим на протяжении суток. Похоронены в одной могиле.
Шестеро выросли. Каждый шел по жизни своим путем.
Старший брат Михаил много лет работал на железной дороге, стал путевым мастером. Война для него — это бесконечный ремонт в прифронтовой полосе методично разрушаемых врагом железнодорожных путей. Сколько раз бывал под бомбежками! Везло. Оставался цел и невредим. Но, видно, не от великого счастья стал пить. Сжег себя водкой. Умер, не дожив семи месяцев до 60 лет.
Петр, родившийся спустя два года после меня, был самым рослым и сильным из всех нас. Смолоду увлекся автоделом, стал первоклассным водителем. Всю войну водил грузовую машину в блокадном Ленинграде. Потом много лет работал в Петрозаводске на автобусе. Жил трудно — народилось шестеро ребят. Умер на семьдесят втором году от рака.
Дмитрий, тот самый четвертый наш братик, которого бабушка подняла при нас на печку, после семилетки окончил курсы радистов, пошел работать на радиоузел в Пудоже. Рассказывал: любили его сверстники за то, что веселый был, хорошо песни пел, называли ласково Дима. Из Пудожа был призван на действительную военную службу. Отслужив положенный срок, вернулся домой, в Петрозаводск. Но уже через какой-то месяц был взят на советско-финскую войну, в печально известную восемнадцатую дивизию. Попал в окружение. Чудом уцелел. После заключения мира с Финляндией до мая 1941 года проходил службу в Эстонии. В мае демобилизовался, а через полтора месяца его призвали в действующую армию. Всю войну был разведчиком на Карельском фронте. Как потом писали боевые товарищи, множество раз находился на волосок от смерти, однако судьба милостиво обходилась с ним — за три года не получил даже царапинки. Погиб от шального осколка авиабомбы, разорвавшейся неподалеку. Случилось это в Питкяранте в день, когда пришло сообщение о перемирии.
Младший брат Алексей оставался в Петрозаводске до последнего дня. Противник уже занял южную и западную окраины, а он и товарищи — молодые ребята из Закаменного — все еще думали, как лучше уйти. Решили уехать на лодке, но были схвачены на ближайшем островке и брошены в Кутижемский лагерь, в котором финские захватчики установили жестокий, бесчеловечный режим. Алексей после трехлетних мучений на каторге вернулся в освобожденный Петрозаводск тяжело больным. У него обнаружили рак. Умер на операционном столе.
Сестра Катя окончила педагогическое училище. Недолго учительствовала дома, в Петрозаводске. В начале войны переехала по месту службы мужа — военфельдшера Василия Ивановича Виноградова — в Архангельск. Там в течение всей войны работала в одной из архангельских школ учительницей младших классов. Вернувшись в 1945 году домой, продолжила избранное дело, отдала ему десятилетия своей жизни. Трудилась с любовью, старательно, умело, удостоена звания заслуженной учительницы Карельской АССР. Кстати, и муж Екатерины Алексеевны стал учителем. Окончив без отрыва от основной работы Петрозаводский учительский институт, военфельдшер превратился в отличного преподавателя математики. Его методические разработки, приемы преподавания и воспитания использовали многие математики петрозаводских средних школ.
Бабушка
Наша бабушка Анна Васильевна родилась в 1849 году — за 12 лет до отмены крепостного права. Крепостной она не была, так как у нас на Севере крепостное право в его классическом виде отсутствовало. Но тяготы смолоду испытала в полной мере. К тому же ей досталась горькая личная доля. Рано овдовела, оставшись с маленьким сыном. Ее муж — мой дед Иван Трофимович Федотов — поехал с сеном в Петрозаводск. Сено продал. Зашел в трактир, выпил. Разлегся на дровнях, поехал домой в Деревянное. А был сильный мороз. Лошадь подвезла Ивана Трофимовича вплотную к дверям родного дома и стояла у крыльца до тех пор, пока Анна Васильевна не увидела в окно свернувшегося на санях калачиком мертвого заледеневшего мужа.
Правду говорят: одно лихо не приходит. На молодую одинокую женщину обрушилась новая беда — сгорел дом. Купила в соседней деревне Педасельге сруб. Мужики по дешевке разобрали его. Перевезла бревна в Деревянное. Родственники помогли поднять новую избу. Уж чего, каких сил это ей стоило! Вспоминала — плакала.
Грамоты бабушка, понятно, не знала. Была суеверная и набожная. Я родился слабым, в детстве часто болел. Бабушка самоотверженно лечила меня. Не раз бывало так: наложит в котелок десятка полтора яиц, завернет его в белый ситцевый платок, чтобы удобней было нести, и ранним-ранним утром убежит с узелком в город. А вечером — уже дома. Позади — сорок с лишком километров. В котелке вместо яиц — вода. Но это не простая вода, а заговоренная самим Туренко — известным петрозаводским колдуном. Бабушка дает мне попить, а потом в корыте парит мне грудь размоченными в горячей воде отрубями. Я лежу обложенный липучей массой и истекаю потом. Такой курс лечения Анна Васильевна повторяла до тех пор, пока я не поправился.
Бабушка строжайше соблюдала посты. Была сдержанна в пище, никогда не поступалась неведомо когда и кем заведенными правилами. Эти правила не позволяли, например, употреблять колбасу, соленую селедку, и бабушка за всю свою долгую жизнь даже не попробовала их. Она не терпела ничего острого, никаких специй. Возможно, именно эта аскетическая сдержанность и была одной из причин того, что Анна Васильевна, несмотря на тяжелые невзгоды, прожила до 83 лет. Правда, последний год тяжело мучилась, то и дело обращалась к всевышнему: «Боже милостивый! Когда же ты меня приберешь?»