Комбинат был рассчитан на долгую жизнь. Но произошли события, которые преградили дорогу его дальнейшему процветанию. В конце ноября 1939 года началась советско-финская война. Карелия стала прифронтовым районом.
Известно, что на протяжении длительного времени учреждения нашей страны работали ночью, потому что ночью работал Сталин. А газетчики — тем более. Нередко в час, в два часа ночи ТАСС начинал бомбить нас срочными телеграммами, предназначенными для опубликования в очередном номере газеты. Я в то время — в 1939 году — был ответственным секретарем редакции и возвращался домой в два, три, бывало, и в четыре часа утра. Однажды, придя с работы далеко за полночь, обнаружил на кухонном столе, где обычно оставляли ужин, повестку-приказ: явиться к 8 часам в военкомат.
Я всё понял — это отправка на фронт. Ровно в 8 утра я был в военкомате, размещавшемся в недавно капитально отремонтированном после пожара деревянном здании по улице Луначарского — по родной Луначарской, на которой прожил, может, лучшие свои годы в общежитии, называвшемся интернатом. Весь длинный коридор, лестницы, вестибюль были заполнены новобранцами. Они сидели на полу, стояли в проходах. Каждый держал в руках узелок. Кому неизвестно, что в узелке новобранца: ложка, иголка с нитками, кусок хлеба, теплые носки и рукавицы домашнего вязания, непременно с пальцем для курка. Новобранцев партиями отправляли на грузовиках. Говорили, что всех — в восемнадцатую дивизию. Дошла очередь и до нашей партии. Направились к выходу. Уже на лестнице меня окликнули:
— К военкому!
Военком, пожилой человек в мятой гимнастерке, не поднимая глаз, хмуро спросил:
— Трофимов?
— Так точно!
— Вы откомандировываетесь в распоряжение редакции газеты «Красная Карелия».
— Есть!
Я не стал расспрашивать, почему меня вернули. И так было в подробностях ясно, что вмешался обком партии, а точнее — заведующий военным отделом Николай Карахаев. По просьбе Орлова, исполнявшего обязанности редактора, он предложил вернуть меня на гражданку — нельзя же оставлять газету без ответственного секретаря.
Из военкомата я направился в редакцию.
Обычно спокойный и добродушный Орлов на этот раз не на шутку был рассержен:
— Что это вы бросили всё на произвол судьбы?
— Заместитель на месте.
— Заместитель. Что заместитель? Но не думайте, что вы незаменимы!
— Незаменимых нет! — четко отрапортовал я.
Орлов вспылил, нетерпеливо потребовал:
— Принимайтесь за дело. Принимайтесь.
Впоследствии я узнал, что все призванные в тот день были направлены в восемнадцатую дивизию, преобразованную потом в так называемый Черепановский корпус, который в боях на Петрозаводском направлении понес тяжелые потери.
Война была трудная. Особенно донимали лютые морозы. Возвращаясь ночной порой с работы, я не раз слышал стоны, проклятия раненых и обмороженных красноармейцев, которых привозили на автомашинах с фронта и вносили в госпиталь, находившийся в школьном здании по Вытегорскому шоссе. Щемило сердце: среди этих страдающих, мучающихся, наверное, были и те, с которыми я сидел недавно в коридоре военкомата с узелком в руках.
Советско-финская война скоро кончилась. 12 марта 1940 года был заключен мир.
Как известно, после окончания этой войны Карельская АССР была преобразована в союзную Карело-Финскую ССР, а Карельская областная партийная организация — в компартию союзной республики. На первом съезде компартии Куприянов был избран первым секретарем ЦК.
В июне 1940 года первая сессия Верховного Совета Карело-Финской ССР утвердила Конституцию республики. Доклад о проекте Конституции сделал О. В. Куусинен. Доклад был, по тем временам, не шаблонный, содержал интересные мысли, отличался логичностью и литературной отделкой. Куусинен не чисто говорил по-русски, но писал отлично, отделывал свои работы строго и тщательно. Помню, как всю ночь мы принимали в редакции присылаемые из квартиры листки, исписанные крупными четкими буквами. Куусинен уточнял, шлифовал, улучшал свой доклад.
Сессия избрала Президиум Верховного Совета Карело-Финской ССР, образовала правительство республики. Председателем Президиума стал О. В. Куусинен, председателем Совнаркома — П. С. Прокконен.
На территории, отошедшей к нам от Финляндии по мирному договору, было организовано семь районов — Сортавальский, Суоярвский, Куркиекский, Питкярантский, Выборгский, Яскинский, Кексгольмский. В них предполагалось переселить из Украины и Белоруссии, Чувашской, Татарской и Мордовской автономных республик, из Тульской, Пензенской, Вологодской, Смоленской, Калининской, Кировской, Рязанской областей 40 тысяч семейств колхозников. Переселение шло довольно быстро. Но закончить его не удалось. Через год с небольшим началась Великая Отечественная война.
Война
Хорошо помню день 22 июня 1941 года. Было солнечное теплое воскресенье. Мы всей редакцией «Ленинского знамени» — так с 1940 года стала называться наша «Красная Карелия» — вышли на массовый кросс. Бежали по Советскому мосту, Вытегорскому шоссе, проспекту Урицкого, улице Калинина на стадион «Спартак». И тут, на стадионе, на нас обрушился гром с ясного неба. Загремело радио. Молотов сообщил, что сегодня, рано утром, на нашу Родину вероломно напали немецко-фашистские войска. Ошеломленные люди на какое-то время будто застыли. Но вдруг все сразу зашевелились, зашумели. От одного к другому полетело, понеслось короткое и страшное слово «война».
Мы собрались в редакции. Пришли все — и литературные, и технические работники. Без лишних слов занялись делом — подготовкой экстренного выпуска газеты. Редакцией в то время руководил заместитель редактора И. М. Моносов — умный и энергичный человек, прирожденный газетчик. Он как никто другой в коллективе умел организовать мобильную работу. Экстренный выпуск газеты был доставлен читателям в воскресенье вечером. В нем были напечатаны документы, полученные из Москвы, отчеты о митингах, первые письма — отклики наших читателей.
Перестройка газеты на военный лад началась на следующий же день. В действующую армию из аппарата редакции были призваны заведующий партийным отделом В. И. Забелин, заведующий промышленным отделом А. И. Кликачев, литературные сотрудники А. Е. Ганин, Н. М. Горшков, Ф. А. Мартынов, А. Е. Полетухин, Алексей Антропов, Василий Тихонов, Константин Левкин, Александр Крупин, Василий Кемарский.
Журналисты честно сражались за Родину. Не все вернулись с фронта. Комиссар полка Василий Кемарский в первых же боях на Карельском фронте был тяжело ранен и умер в госпитале. Политрук В. И. Забелин и сотрудник дивизионной газеты А. Е. Полетухин сложили головы на Ленинградском фронте. Погибли Александр Крупин, Василий Тихонов, Константин Левкин.
…Особенно запомнился мне тихий, всегда застенчивый, улыбающийся Костя Левкин — сотрудник промышленного отдела. В редакции его все любили. Он был бойцом партизанской бригады Ивана Антоновича Григорьева. Костя навсегда остался где-то в лесах, по которым отступала, истекая кровью, бригада.
Шестеро мужчин — только что назначенный редактор Я. С. Крючков, заместитель редактора — И. М. Моносов, ответственный секретарь Ф. А. Трофимов, заведующий отделом пропаганды Н. Ф. Шитов, заведующий промышленным отделом М. П. Покровский и корректор С. А. Воронин — по решению бюро ЦК компартии остались в редакции.
— Все вы забронированы и призыву не подлежите, — говорил на бюро Куприянов. — И никаких сомнений! На вас возлагается задача — в любых условиях выпускать газету. По графику. Как в мирное время. Пока жива газета, будет жива и республика.
В штат военного времени были включены также журналистки Нина Кривоборская, Софья Соколова, Таисия Иванова — бывшие сотрудницы прекратившего выход «Комсомольца Карелии», бухгалтер Антонина Калинина и старейшая в редакции машинистка Леля Лучкина.
Вот таким, в пять раз урезанным, составом редакция и вступила в тяжелейшую военную пору.
Первые три месяца — до конца сентября 1941 года — газета выходила в Петрозаводске. Город жил тревожно. С фронта шли плохие вести. Люди с болью и страхом покидали родные очаги. Уезжали по железной дороге, уплывали на баржах, уходили пешком. Вскоре после начала войны на Онежском озере разыгралась трагедия, о которой почему-то не вспоминают сейчас. Финские летчики разбомбили баржу, на которой находились петрозаводчане, эвакуировавшиеся в Пудожский район.
— Баржу тянул буксирный пароход, — рассказывал мне уже в Беломорске мой старый друг, участник финской революции 1918 года, уполномоченный Главлита, долгие годы читавший наши газеты, Мартин. — Посреди озера нас догнали два самолета. Люди махали руками, поднимали над головами детей. Летчики, конечно, разглядели их. Но что убийцам до этого. Они сбросили бомбы и улетели рапортовать о победе. Баржа загорелась, стала разваливаться. Те, кто был в трюмах, там навсегда и остались. Находившиеся на верхней палубе стали бросаться в воду. Немногих удалось поднять на буксир. Я спасся чудом. Как-то сумел освободиться от протезов. Легонький стал, а руки сильные — догреб до буксира. Ребята бросили веревку, подняли безногого на палубу. Смотрю, знакомый человек плывет — типографский наборщик Деменчук — знаете его. Кричу команде: «Бросьте что-нибудь. Поможем человеку». А помочь нечем — все спасательные средства в озере. Не хватило у Деменчука сил, метрах в двадцати от буксира как закричит! Взмахнул руками и исчез в воде.
Я хорошо знал Деменчука — высокого красивого парня, с гордым смуглым лицом. Это был лучший наборщик анохинской типографии. Он сопровождал эвакуированное типографское оборудование — линотипы, ротационную машину, станки. Все это и по сей день лежит на дне Онежского озера.
В типографии осталось всего два линотипа. На них и пришлось набирать материалы в газету. А печатали ее на тихоходной плоской машине. Это усложнило работу маленькой редакции. К тому же все мы были бойцами истребительного батальона, находились на казарменном положении, почти каждый день перед работой выходили на военную учебу.