Мой век — страница 19 из 41

После войны Андропов был избран вторым секретарем Петрозаводского горкома партии. Первым секретарем в то время полагалось быть первому секретарю ЦК компартии республики. Конечно, он лишь формально числился в горкоме. Всю работу в нем вел второй секретарь. Время тогда было труднейшее, подчас возникали, казалось, безвыходные ситуации. На поруганной врагом земле в сущности ничего не осталось. Полуголодные, полураздетые люди возвращались из эвакуации к мертвым развалинам. Всё приходилось начинать заново. Бесчисленные проблемы напирали со всех сторон. Люди живо откликались на призывы городского комитета партии. Энтузиазм был невиданный.

Когда понадобилось избрать второго секретаря ЦК компартии республики, мнение членов ЦК было единодушным — Андропов.

Второму секретарю, по заведенному правилу, достался самый трудный участок народного хозяйства — лесозаготовки. Андропов взялся за работу с присущими ему обстоятельностью и умением вникать в детали, определять самое существенное. Главным на лесозаготовках в ту пору было повышение производительности труда.

В 1950 году вопрос об этом обсудил пленум ЦК компартии. С докладом выступил Андропов. Самостоятельный, критичный доклад прозвучал убедительно. Мне приятно вспоминать, что в нем говорилось о моей первой повести «Наша лесная сторона». Андропов сказал приблизительно следующее: «Я прочитал повесть „Наша лесная сторона“. Не берусь судить о ее литературных достоинствах. Но то, о чем в ней рассказывается, это сама жизнь, трудная борьба за технический прогресс на лесозаготовках. Электропильщики из повести — люди ищущие, активные, настойчивые. У них есть чему поучиться».

Андропова отличала непоказная скромность, он был тактичен в отношениях с людьми, ему было чуждо зазнайство, не забывал старых знакомых.

Был такой случай. Я присутствовал на встрече в Москве руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. Как известно, началась эта встреча 17 декабря 1962 года в Доме приемов на Ленинских горах, была временно отложена и продолжалась после перерыва весной 1963 года в Кремле. На встрече в Кремле С. В. Михалков с присущим ему остроумием высмеял руководящих работников Карелии за то, что они пренебрежительно относятся к охране памятников. Больше того, говорил Михалков, в Карелии нашлись умники, которые составили даже списки подлежащих сносу церквей и часовен.

В перерыве ко мне подошел Андропов, в то время уже секретарь ЦК КПСС, поздоровался, расспросил о наших общих знакомых, заговорил о выступлении Михалкова:

— Вот как он вас разделал! Что это вы так ополчились на старину? Кижей-то, по крайней мере, не трогаете?

— До этого не дошли, — бойко и беззаботно ответил я.

Андропову мой легонький тон не понравился, сердито блеснули за очками его глаза:

— Еще бы! Кижи есть Кижи!

Ю. В. Андропов был переведен из Карелии в Москву в аппарат ЦК КПСС в 1951 году, где работал сначала инспектором, затем заведующим подотделом ЦК. Впоследствии его перевели на дипломатическую работу — заведовал отделом МИД СССР, был послом в Венгрии. В 1957 году возглавил отдел ЦК, в 1962 — был избран секретарем ЦК КПСС, в 1967 — назначен председателем Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР. В мае 1982 года Ю. В. Андропов снова стал секретарем ЦК, а в ноябре 1982 года — Генеральным секретарем ЦК КПСС. В июне 1982 года он был избран Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Десятилетия — на высших постах, на острие крупнейших событий. Закономерен тот интерес, который проявляют сейчас к его личности историки и публицисты. Во многих публикациях справедливо подчеркивается, что Андропов был человеком одаренным, широкомасштабным, умеющим глубоко вникать в суть жизненных явлений. Ему присущи были реализм и неторопливость. Заслуги его перед страной, перед народом бесспорны. Но бесспорно и то, что он имеет непосредственное отношение к событиям, которые получают сейчас, и по праву, отнюдь не положительную оценку. Взять венгерские события 1956 года — тогда Андропов был послом СССР в Венгрии. Или вопрос о вводе войск в Афганистан. Как отмечалось на втором съезде народных депутатов СССР, этот важный вопрос не обсуждало даже Политбюро ЦК КПСС, его решили четверо — Брежнев, Устинов, Громыко и Андропов. Конечно же, Андропов ответствен и за многие беззакония КГБ — ведь пятнадцать лет возглавлял его, повинен в преследовании инакомыслящих. Всё это ни умолчать, ни забыть нельзя. Но если взять его работу в целом и оценить без предвзятости — с полной объективностью, то очевидно, что сделано им много полезного.

Приход Ю. В. Андропова к руководству страной почувствовали сразу. Начались перестановки в высших эшелонах власти. Круто оживилась работа за укрепление трудовой дисциплины. Началось искоренение пустого бахвальства и парадности. Всё увереннее и заметнее стала развертываться борьба с коррупцией, против злоупотреблений. Обозначились первые проблески гласности.

К сожалению, Юрию Владимировичу Андропову суждено было не долго возглавлять партию и государство. Тяжелая болезнь не отступила. Он ушел из жизни, не успев завершить всё задуманное.

Калевальцы

Председателем правления Союза писателей на втором съезде в 1954 году был избран Я. В. Ругоев. Беспокойный, заботливый, он горячо взялся за укрепление союза. Ругоев был убежден, что люди, хоть что-то способные делать в литературе, должны писать. Это не раз доказывал и мне, советуя оставить газетную работу. Я отнекивался. Однажды на республиканском партийном активе в перерыве он потащил меня к первому секретарю ЦК компартии Лубенникову, сказал ему:

— Леонид Игнатьевич, правление Союза писателей просит освободить Федора Алексеевича от работы в газете. Он писатель и должен писать.

Застигнутый врасплох, Лубенников не нашел ничего другого, как сердито буркнуть:

— Он еще обязан отчитаться.

Я был искренне благодарен Я. В. Ругоеву за трогательную заботу о моей писательской судьбе, но оставить работу в газете не мог по той простой причине, что прирос к газете, да и заработков профессионального писателя никак не хватило бы прокормить мою большую семью — сам седьмой. Что же касается моего редакторского отчета, о котором, понятно, случайно упомянул в театре Лубенников, то он состоялся, да не как обычно — на бюро, а на пленуме ЦК компартии. Редакторскую работу я не оставил.

Становление союза, его развитие во многом связано с А. Н. Тимоненом — тоже выходцем из района Калевалы. Он не раз избирался председателем правления. Это был председатель по праву, хотя не всё и не всегда у него получалось. Тимонен честно исполнял свой долг. Он никогда не прятался за чужую спину, не молчал, не раз поднимался на трибуну всесоюзных и всероссийских писательских съездов, говорил о творчестве своих товарищей, их мнениях, предложениях, волнениях.

Я впервые встретился с Тимоненом в 1946 году. Мы собрались в правлении для очередного обсуждения чьей-то рукописи. В комнату вошел стройный подтянутый офицер с капитанскими погонами, поклонился всем сразу от порога, присел на свободный стул. В обсуждении участия не принимал. Когда оно окончилось, познакомились. Я задал новому знакомому трафаретный вопрос: «Как живем?» Он ответил с готовностью и весело: «Отвоевались, теперь займемся самым тихим делом — будем скрипеть перьями». Это была шутка. Забегая вперед, скажу, что потом было еще множество шуток. Тимонен любил шутить. Но во сто крат больше он любил работать. На глазах рос как писатель.

Казалось, что за повестью «От Карелии до Карпат» последуют другие произведения на военные темы. Но Тимонен от военной темы отошел. Наблюдательный, чуткий ко всему, что происходило вокруг, он увлекся днем текущим, его проблемами, нуждами, радостями и горестями. Появились его повести не просто на современные — на жгучие темы: «Освещенные берега», «В заливе ветров». Они не лишены слабостей. Тимонена не обошла стороной широко распространенная в то время болезнь бесконфликтности. Но он, пожалуй, быстрее, чем все мы, излечился от этой болезни. В его романе «Родными тропами», вышедшем в 1958 году, современность уже не просто описывается, писатель показывает жизнь в разрезе, анализирует ее глубинные проявления.

За «Родными тропами» последовали романы «Белокрылая птица», «Здесь мой дом», «Мирья», «Солнце для всех одно». Эти четыре романа посвящены одной теме: борьбе за мир, дружбу между народами. Мне сдается, что интернациональные романы Тимонена не оценены по достоинству нашей критикой.

Особое место в творчестве писателя занимает роман «Мы карелы». Это мужественный рассказ о смертельной борьбе, которую вел карельский народ в годы гражданской войны против белофинских интервентов.

Оптимист по натуре, безусловно одаренный человек, честный и работящий, Тимонен всегда был верным сыном своего народа. Недаром ему присвоено звание Народный писатель Карелии.

И Я. В. Ругоев, и А. Н. Тимонен — выходцы из одного — Калевальского района.

А вот еще калевалец — Николай Матвеевич Яккола. Испытания, выпавшие на его долю, могли бы составить содержание высокой трагедии. В бою под Медвежьегорском он был ранен в обе ноги. Умирал в сыром и холодном декабрьском лесу. Рядом пробежал, кажется, свой боец, но или не заметил раненого, или посчитал его мертвым, а скорее всего думал лишь о том, как бы оторваться от наседавших финских егерей. Они, против обыкновения, почему-то не прикончили замерзающего Яккола, забрали его в плен. Мучительные годы финских лагерей. Наконец — капитуляция Финляндии. Советские пленные на свободе. Их везут на Родину — в советский фильтрационный лагерь. Яккола вернулся домой лишь пройдя фильтрацию. Жадно набросился на работу. Торопился. Очень уж хотелось ему выговориться, выложиться, выписаться. Столько накопилось, наболело. Уже в 1947 году журналы «Пуналиппу» и «На рубеже» напечатали его повесть «Ира».

На наши гонорары не проживешь. Яккола приняли в Союз на должность консультанта. Это был образцовый консультант — понимающий, глубокий, добросовестнейший. После него другого такого в нашем Союзе не было. Поразительно, что чудовищные муки не ожесточили его душу. Она осталась такой же горячей и отзывчивой, какой создала ее природа.