Я вернулся домой в половине девятого, а в половине десятого уже отправился на бюро обкома. Шел с мрачным настроением. И не потому, что боялся наказания, а оттого, что всё было так дико, несуразно, неотвратимо. Посветлело на душе, когда увидел в вестибюле стопки свежей газеты. Была она и у членов бюро. Мелькнула мысль — вот сейчас начнут расспрашивать, как удалось ее выпустить, — ведь многие были на пожаре и уверены, что газета не вышла. Никто ничего не спросил. Объясняю это двумя причинами: первая — все были поглощены главным — пожаром; вторая — привычка каждое утро получать газету: сегодня, как всегда, наступило утро и, как всегда, пришла газета. Что в этом необычного?
На бюро был нервный и резкий разговор. Умудрились спалить типографию… Подарок сорокалетию Октября… Кто его преподнес? Возможно, просто разгильдяй… Однако от этого не легче, надо тщательно разобраться. Прокурору поручается немедленно начать следствие. Но один виновник пожара известен без всякого следствия — это директор типографии И. А. Карачев, в первую очередь отвечающий за пожарную безопасность здания.
— Пожалуйста, вам слово, товарищ Карачев, — говорит Лубенников.
Растерянный Карачев невнятно объясняется, признает себя виновным. Бюро исключает его из партии. Я знаю Ивана Александровича Карачева давно, уважаю его — хороший человек, добросовестный работник, пытаюсь объяснить, что Карачев — не единственный хозяин здания, есть еще три редактора. Лубенников сердито обрывает меня:
— У вас есть свое дело, отвечайте за него.
Редакции временно предоставили помещение в здании по улице Куйбышева, занимаемое сейчас институтом усовершенствования учителей. Вряд ли в этом старинном каменном доме когда-либо на протяжении, возможно, ста лет был такой шум и такое оживление, которые начались буквально два часа спустя после заседания бюро. Я прямо из обкома сообщил Н. П. Авдееву, где будем работать, договорились, как быстрее собрать редакцию.
Уже в полдень в новом для нас помещении застучали позаимствованные в Совете Министров республики пишущие машинки. Кто-то диктовал текст машинисткам, кто-то звонил по единственному телефону, кто-то беседовал с приглашенным вчера автором. Кто-то ушел по делу в город. Все были заняты, все старались. Еще бы! Ведь очередной номер газеты надо было сделать на пустом месте. Нет, обком не требовал выпуска газеты на следующий же день. И читатели поняли бы, почему допущен пропуск. Но с этим не желал мириться коллектив редакции — профессиональная гордость не позволяла: всю войну газета выходила без единого пропуска, разве можно допустить его в спокойное мирное время.
Нет, очередной номер должен быть завтра! Как угодно, но завтра! Началась горячая работа. Как нельзя более кстати оказались спасенные вчера И. М. Бацером оригиналы. Подсушенные, разглаженные, они первыми пошли в армейскую типографию для набора. Сразу стало очевидно, что именно набор будет самым узким местом. Линотипы, рассчитанные на выпуск одной газеты, никак не справлялись с удвоенной нагрузкой. Целую ночь провозились в типографии. Газета пошла к читателю с опозданием. Но важно, что пошла. Впоследствии приспособились к новому режиму работы, однако всё равно тяжело было «кочегарить» ночи напролет.
Так продолжалось около трех месяцев, пока в небольшом двухэтажном доме, построенном Управлением связи у себя во дворе для служебных надобностей, не были размещены анохинская типография и наша редакция.
Директора типографии И. А. Карачева судили, он был приговорен к тюремному заключению. Его заменил И. С. Гольденберг — молодой энергичный инженер, хорошо знающий полиграфические машины. Он вместе с главным механиком типографии А. И. Лаптевым и мастером-линотипистом П. А. Тихоновым сумел быстро организовать в новом помещении монтаж оборудования, которое поступило без обычных длительных задержек — поставщики понимали нужду погорельцев. Типография размещалась на нижнем этаже. Редакции досталась часть второго этажа. Теснота была страшная. Редактору был отведен уголок, отгороженный от остального помещения дощатой перегородкой. Вся редакция размещалась в двух средней величины комнатах. Мирились. Главное, что это была своя крыша, не требовалось ждать второй смены, начинать работу по выпуску газеты только вечером. К тому же, «под руками» находилась типография, чтобы попасть в цех, достаточно было опуститься по крутой, как на корабле, лестнице на нижний этаж.
Прошли годы, прежде чем на углу Вытегорского шоссе и улицы Володарского, на песчаном берегу Лососинки, выросло пятиэтажное здание новой типографии имени П. Ф. Анохина. А коллективы «Ленинской правды», «Неувосто-Карьяла» и молодежной республиканской газеты разместились в трехэтажном кирпичном доме на улице космонавта Г. С. Титова, принадлежавшем в свое время одной из служб штаба Северного военного округа.
Много воды утекло с тех пор. Но память продолжает цепко хранить те трудные дни. Это были дни печалей и надежд, энтузиазма и терпения, взаимопомощи и понимания. Редакционный коллектив превратился в фронтовое товарищество. До сих пор вижу лица друзей — приветливые и строгие, веселые и хмурые, беспечные и озабоченные. Протягиваю руку товарищам, чтобы молча поблагодарить их. Они проходят, я жму им руки. Сколько их — верных друзей-товарищей. Но где они теперь? Удастся ли хоть с кем-либо встретиться? Вряд ли. От сознания неизбежности и неотвратимости вечного расставания становится грустно и хочется выразить то, что волнует, словами известного русского поэта Плещеева:
Мне вспомнились лица товарищей милых.
Куда вы девались, друзья?
Иные далёко, а те уж в могилах,
Рассеялась наша семья.
Газета
Выше о газете я вспоминал много раз. И все-таки чувствую, что есть необходимость сказать о ней подробнее.
Первый номер «Ленинской правды» вышел в июне 1917 года. Первоначально газета носила название «Известия Олонецкого губсовдепа», потом названия менялись еще семь раз — «Олонецкая коммуна», «Коммуна», «Карельская коммуна», «Красная Карелия», «Ленинское знамя», «Ленинская правда», «Северный курьер».
Редакторы газеты — наши предшественники — были профессиональными революционерами.
Первый редактор «Известий Олонецкого губсовдепа» Я. К. Бератыс — большевик, вступивший в партию в 1912 году, активный участник борьбы за советскую власть в Карелии, член Петрозаводского окружного и губернского комитетов РКП(б) и губернского исполкома. Затем в начальные годы советской власти газету возглавляли: Я. Ф. Игошкин — член партии с 1918 года; Х. Г. Дорошин — один из организаторов большевистской ячейки на Александровском заводе в 1917 году, в 1918 году — председатель Петрозаводского окружного комитета РКП(б); И. А. Данилов — член партии с 1917 года, входивший в состав Олонецкого губисполкома и Олонецкого губкома РКП(б), являвшийся членом Карельского ревкома, Карельского исполкома и Карельского обкома РКП(б); А. Ф. Нуортева — член финляндской социал-демократической партии, активный участник революционного движения в Финляндии и США, член РКП(б) с 1920 года, красный дипломат, с 1922 года — народный комиссар просвещения республики и председатель Карельского центрального исполнительного комитета (ЦИКа).
Это были люди политически закаленные, действительно преданные идеалам революции. Порученное дело вели уверенно. Газета била в точку, поднимала народ на борьбу за укрепление советской власти, против контрреволюции и разрухи.
Хорошо помню, как А. Ф. Нуортева приезжал к нам в Деревянное. Это бывало летом в воскресные дни. Ему нравилось проводить у нас коротенький отдых. Он останавливался у Егоршиных, дом которых стоял на берегу речки Деревянки. Как только в селе становилось известно, что приехал председатель КарЦИКа, мужики и мы, ребятишки, собирались на мосту, прямо против егоршинского дома. Александр Федорович — тучный, большеголовый человек, — увидев нас, медленно спускался под гору, становился к перилам моста, и начинался долгий разговор о событиях в Карелии и в стране. Высокообразованному, объездившему много стран председателю КарЦИКа было что сказать крестьянам.
С Х. Г. Дорошиным я был знаком лично. Горячий, нередко возбужденный, он приходил в редакцию с идеями, предложениями. Особенно заботился о том, чтобы молодежь лучше знала революцию и ее героев. Это был человек больной. Страдал алкоголизмом. Тяжелой чертой его характера была крайняя подозрительность. В 1937 году довольно активно разоблачал «врагов народа».
С И. А. Даниловым мы близко познакомились осенью 1945 года. Я находился в Москве, готовился к отъезду на Нюрнбергский судебный процесс. Как-то вечером зашел в постоянное представительство Карелии, которое занимало две комнатки в здании ГУМа. Возглавлял представительство И. А. Данилов. Мы проговорили с ним до глубокой ночи — удивительно интересным собеседником оказался он. Умный, умеющий учиться у жизни, всегда спокойный, И. А. Данилов много знал, обо всем судил основательно и логично.
Первым редактором, обладавшим опытом газетной работы, стал у нас приехавший из Ленинграда журналист П. Никифоров. При нем газета обрела более привлекательный внешний вид, повысился литературный уровень публикуемых в ней материалов. Никифоров работал сравнительно долго — не один год. Но с некоторых пор стал злоупотреблять выпивками, и обкому в конце концов пришлось с ним расстаться.
В 1932 году из аппарата обкома партии в газету пришел И. Стерлин — идеолог до мозга костей, образованный, способный, владел словом, любил сочинять длинные передовые статьи. У меня первая передовая получилась коротенькой. Стерлин забраковал ее как аполитичную. По его мнению, передовая без «политической головы» — не передовая. Под «политической головой» подразумевался довольно длинный набор общих фраз. Тогда было повальное увлечение ими.
Стерлин работал в газете недолго. Уже в июле 1934 года редактором «Красной Карелии» был назначен А. Аксеновский, тоже работавший до этого в отделе пропаганды обкома партии. Это был молодой, энергичный, полный сил человек. Изысканно, со вкусом одевался. Горячо взялся за дело, однако уже через 8 месяцев, в конце февраля 1935 года, без видимых мотивов был освобожден от работы.