Потом в партийной организации было много дебатов, выборов, перевыборов — и мало дела. Это болезненно сказалось на экономике. Стали рушиться складывавшиеся десятилетиями хозяйственные связи между предприятиями, отраслями, регионами страны. Разваливалась дисциплина. Производственные коллективы лишались последних остатков заинтересованности в работе. Продолжало ухудшаться и без того бедственное состояние сельского хозяйства. Половинчатые нерешительные реформы не давали желаемых результатов. Итог печальный: в 1991 году экономика была в глубоком кризисе, полученном по наследству от прошлого. Каждый из нас чувствовал это на себе, видел своими глазами. Полки магазинов пустовали. Людям осточертели талоны, очереди и дефициты. Где выход? Общество дает на этот вопрос однозначный ответ: выход — в коренных реформах, в переводе экономики на рыночные отношения. Переход этот был начат, но шел трудно, встречал упорное сопротивление административно-командной бюрократической системы.
19 августа 1991 года противники реформ пошли на крайнюю меру — государственный переворот. Выступление их не случайно состоялось 19 августа. На 20 августа было намечено подписание союзного договора, который не устраивал заговорщиков. Ослепленные великодержавными амбициями, они считали, что договор предоставляет слишком широкие права союзным республикам и не может быть принят, он приведет к хаосу. В стране должен быть установлен другой (прежний) порядок.
Надолго запомнится утро того злосчастного понедельника. Мы дома, как всегда в это время, собрались у телевизора, чтобы послушать очередные известия, а услышали внеочередные зловещие новости! Президент СССР М. С. Горбачев отстранен от своих обязанностей; власть захватил государственный комитет по чрезвычайному положению во главе с вице-президентом Янаевым. Диктор читает обращение заговорщиков к народу. Сухие приказные слова, выдержанные в духе худших сталинских времен, режут слух, зовут к прошлому, к казарме, к дисциплине в оковах.
Откровенно скажу, меня зазнобило от неожиданности и тревоги: люди сделали только первое движение, чтобы выпрямиться, и уже их бьют по голове! Сразу сказал всполошившимся домашним, соседям: это попытка переворота.
Слава Богу, их быстро остановили. Мы все помним, как это было. Против заговорщиков поднялась Москва. На улицы столицы вышли сотни тысяч людей, чтобы защитить Верховный Совет РСФСР, президента России Б. Н. Ельцина, которые возглавили борьбу против хунты. Москву поддержали Ленинград и другие города. Не остался в стороне и наш Петрозаводск. Уже днем 19 августа народный депутат РСФСР И. И. Чухин принял из Москвы по телефону обращение Ельцина, Руцкого, Силаева и Хасбулатова «К гражданам России». Текст обращения был распечатан на машинке и расклеен на афишных тумбах, на стенах домов, телеграфных столбах, автомашинах. Я прочитал впервые обращение на оконном стекле в автобусе, перевозившем дачников. Автобус ожидал пассажиров на отведенной ему стоянке. Люди подходили, читали обращение. Раздавались возгласы: «Я за Ельцина», «Держитесь Ельцина!», «Подождите, не спешите!», «Поживем — увидим».
Вечером 19 августа Президиум Петрозаводского горсовета во главе с его председателем Колесовым принял решение, в котором осудил неконституционные действия ГКЧП и объявил, что на территории столицы Карелии действуют законы России.
Через сутки, вечером 20 августа, в Петрозаводске на площади Кирова состоялся многолюдный митинг, который прошел в обстановке такого подъема, единодушия и такой решимости, каких не бывало у нас никогда раньше. Участники митинга твердо заявили: «Не отдадим свободы никому!»
Путч поддержали по указанию сверху обкомы, крайкомы, рескомы партии. По всем данным, эту же позицию занимал и наш карельский реском. Справедливо то, что деятельность партии после этого была приостановлена. Но возникал вопрос, как же быть в этой обстановке рядовым коммунистам? Мне моя совесть подсказывала решительно отмежеваться от изолгавшейся верхушки игроков, которые ради своих корыстных интересов готовы на любое преступление. Но я был за то, чтобы не терять связи с товарищами по партии, рядовыми коммунистами, а вместе идти вперед дорогой демократии.
Конституционный суд, на протяжении нескольких месяцев разбиравший дело КПСС, признал, что деятельность первичных партийных организаций была незаконно запрещена указом Президента РСФСР, первичные организации могли и могут беспрепятственно вести работу. Но, как считали тогда многие, он не до конца выполнил задачу, ушел от оценки основного вопроса: была ли конституционной деятельность КПСС.
Путч нанес последний и решающий удар по уже расшатанному единству Советского Союза. Литва, Латвия и Эстония вышли из состава СССР. Высшие руководители остальных двенадцати союзных республик заявили о полной независимости. Они и Президент СССР образовали высший Государственный Совет. Предпринимались большие усилия, чтобы принять новый Союзный договор. Переговоры шли, а дело не двигалось с места. Завороженные декларациями о суверенитете, люди забыли о том, что сами по себе эти декларации ничего не стоят, суверенитет на голом месте, без опоры на хозяйственные связи, взаимопомощь обречен на неудачу. Хозяйственные связи катастрофически разрывались. Экономика скатывалась к полному упадку, обострялись трудности в обеспечении населения продуктами питания.
Страна жила в ожидании перемен.
Мы узнали о них 8 декабря 1991 года. Газеты, радио, телевидение сообщили, что 7 и 8 декабря в Беловежской пуще неподалеку от Минска состоялась встреча глав трех государств — Беларуси, России, Украины. Они решили образовать Содружество Независимых Государств. В принятых на встрече документах подчеркивалось, что к решению трех может присоединиться любая из советских союзных республик. Отклик последовал немедленно. Республиканские парламенты с поразительной быстротой и редким единодушием поддержали Беларусь, Россию и Украину. Советский Союз перестал существовать. М. С. Горбачев сложил с себя президентские полномочия.
Это были исторические события. Но прошли они на наших глазах без шума, внешне спокойно, даже обыденно. По крайней мере, так казалось нам, жителям провинции.
Руководство России в новых условиях без промедления приступило к проведению реформ. Уже 2 января 1992 года были объявлены свободные цены на продовольствие и промышленные товары. Россия взяла на свои плечи бремя шоковой терапии. Не по дням, а прямо-таки по часам обесценивался рубль. Всё более широкий размах приобрела инфляция. Дефицит государственного бюджета стал исчисляться уже триллионами рублей.
Экономический кризис переплетался с политическим. Они подпитывали друг друга. В стране была какая-то малодейственная расплывчатая власть, вразнобой действовали законодательные и исполнительные органы. У высших руководителей возникали постоянные разногласия. Парламент, в котором сколотилось довольно крепкое консервативное большинство, так называемая непримиримая оппозиция, притормаживал реформы, вел упорную борьбу против президента и правительства.
Эта борьба обострялась. С 1 декабря 1992 года по 30 марта 1993 года — за четыре месяца — состоялись три съезда народных депутатов России — седьмой, восьмой, девятый, и каждый был отмечен яростным противоборством президента и парламента, исполнительной и законодательной властей.
Верховный Совет, особенно его спикер, открыто вели линию на разрыв с президентом, старались всячески принизить его, дискредитировать. Нарастало противостояние. Оно всё больше выплескивалось на улицы. Особенно шумно вела себя так называемая «трудовая Москва» во главе с неуправляемым Анпиловым. Наверное, не перечесть тех грязных ругательств в адрес правительства, властей, президента, которые выкрикивали на своих сборищах анпиловцы, ставшие главной массовой опорой парламента.
Такое настроение было заметно и в провинции. Чем, например, отличается от анпиловцев человек, с которым я неожиданно столкнулся в те дни в Петрозаводске? Работает в одном из городских учреждений, не приемлет ничего, что делается в стране. Настроен злобно. Как только мы заговорили, начал поносить власть и главным образом президента самыми последними бранными словами. Я заметил: надо же знать меру. Ругань оскорбляет не только президента, но и миллионы граждан России, которые его избрали на высокий пост. Мой оппонент не хотел ничего слушать, продолжал изрекать ругательства. Я знал моего агрессивного собеседника раньше: партийный функционер, тихий, аккуратный в работе, старательно выполнявший указания начальства. Откуда — такая озлобленность, такая разнузданность? Как я понимаю, мой знакомый принадлежит к числу тех твердолобых догматиков-коммунистов, которые ничего не поняли в переменах последних лет. Новое они восприняли с ненавистью.
Конечно, было за что критиковать президента, его команду, правительство. Они допускали досадные ошибки при проведении реформ, порой запаздывали с проведением неотложных мер, не уделяли достаточно пристального внимания социальным вопросам. Им бы помочь. Но провокационные выпады оппозиции, которая злорадно созерцала всё, что происходит, и подливала масла в огонь, лишь усугубляли положение в стране. На заседаниях Верховного Совета отвергались указы президента и постановления правительства по самым жизненно важным вопросам. Законы, в которых остро нуждалось государство, не принимались годами.
Двоевластие обернулось безвластием. Страна оказалась на грани краха. Пришло время важных решений.
Я с хроникальной последовательностью пишу об этих событиях, в новом тысячелетии ставших уже, как это ни странно, такими далекими. Но кто так же напряженно следил за ними, меня поймут. Происходящее в Москве волновало, тревожило, не давало спокойно спать. Дело было нешуточным — решалось будущее России.
21 сентября 1993 года Борис Ельцин выступил по телевидению с обращением о поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации. Президент сообщил, что своим указом приостановил деятельность съезда народных депутатов и Верховного Совета России, назначил на 11—12 декабря выборы в двухпалатное Федеральное собрание.