Мимо нас прошли две девочки лет двенадцати — видимо, подружки. Оценивающе посмотрели сначала на Пашку, а потом на меня и зашептались о чем-то.
А когда мы были с Ником… мы ведь привлекали куда больше внимания, за счет Ника, естественно, но я отчего-то так быстро привыкла к этому вниманию, будто купалась в нём самого рождения.
Интересно, а если он вдруг будет проедет мимо на своём мотоцикле, узнаю ли я его?..
— Можно было бы просто поздороваться — и все. Представлять тебя нет смысла, про тебя и так знают… Но они уезжают на дачу, прямо сейчас. И вернутся только завтра утром.
— А ты не поехал? — И я даже ахнула.
— На дачу я еще успею съездить. А вот добиться встречи с тобой — испытание не из простых, Ника. У тебя вечно дела…
— Ну да… у меня друзья, родители…
— Ну да.
На сегодняшней встрече я задавала раз в пять больше вопросов, чем обычно; тем не менее, мне удалось выяснить, что идем мы в супермаркет в десяти минутах отсюда, поскольку сайт указывает на наличие в нем выбранной Пашкой краски; а краску Пашка выбирал два дня подряд, перечитав всевозможные форумы об окрашивании волос в красный цвет, а потом еще отзывы на проверенных ресурсах.
Почему-то меня это уже не удивило.
Если бы мне пришла в голову мысль покраситься, пожалуй, я бы зашла в первый попавшийся магазинчик, взяла краску, что попадется мне на глаза раньше остальных и не вызовет слишком большого количества вопросов, и наляпала её на свои волосы как попало. Даже Илья говорит, что в некоторых вопросах я проявляю прямо-таки чудеса безответственности.
Впрочем, у меня все равно слишком темные волосы. А обесцвечивание — это уже задачка серьезнее, не знаю, хватило бы на неё моего авантюризма.
Возник очередной вопрос.
Пашка сказал, что ему обесцвечивать волосы не нужно. Что концы у него весьма светлые, потому что выгорели на солнце. И что его основная цель — получить оттенок, внести разнообразие. Хотя, конечно, удивительно, что он вообще решился на нечто подобное.
В супермаркете краска обнаружилась.
Это, пожалуй, было хорошо, потому что было бы не очень прикольно оббегать весь город под таким солнцем, пытаясь ее отыскать.
При нас недовольная консультантка вскрыла коробку, чтобы Пашка удостоверился, что номер на коробке соответствует номеру на тюбике с красителем. Далее, помимо краски, Пашка взял кисточку и даже дополнительные перчатки. Я все это время молчаливо наблюдала за ним. Я к поступлению в институт отнеслась с меньшей серьезностью, чем Пашка к покраске волос. Уже предвкушаю, что будет, если я вдруг не прокрашу ему какую-нибудь прядку…
А потом мы встряли в длинную шумную очередь. На кассе разразился скандал — как я поняла по обрывкам криков, причиной стало несоответствие цен на этикетке и на кассе; а очередь оказалась достаточно воодушевленной, чтобы его поддержать.
Во время хаоса во внешнем мире проще всего замкнуться в собственном, внутреннем. Так что у меня появилось немного времени, и я впервые с момента нашей прогулки разблокировала телефон.
Ник не позволял о себе забывать — я думала о нем, даже когда совсем этого не планировала.
Неотвеченное сообщение маячило белым флажком. Причем без ответа ведь остался Ник, а унизительный флаг лелеял будто бы с моей стороны.
«не имею понятия. вроде даже поспал восемь часов…..»
Ну вот и что мне ему отвечать? Посоветовать спать по девять часов? десять? двенадцать? Посочувствовать? Что-то мне подсказывает, что и без бесполезных советов, и без сочувствия с моей стороны Ник прекрасно обходится.
Решила поделиться занимательным фактом.
И нет, не тем, что я влипла в скандал, хотя всего лишь стояла в очереди на кассу.
«сегодня полнолуние ещё».
Это мне мама рассказала сегодня утром. Она с недавних пор себе покупает лунные календари с гороскопами на день. Последний из купленных даже мне отправила. Я его полистала, пока ехала до Оли, но особо не вчитывалась. Да и не верю я, что какая-то там фаза луны может одинаково влиять на каждого человека. Так бы мы все жили одинаково, по одному и тому же шаблону.
Ник ответил мгновенно. Не удивлюсь, если он тоже некоторое время наблюдал за этим белым флагом с мачты своего победоносного корабля.
«надо идти смотреть на луну, да?»
Это звучало как предложение — сходить и посмотреть. Вместе. Если бы оно прозвучало чуть более открыто… или если бы я была смелее… и все-таки — если бы не было рядом Пашки, то, наверное, я все же согласилась бы.
А так — пришлось выкручиваться.
«это было к тому, что оно тоже как-то не очень хорошо на состояние влияет.
но если тебе хочется, то, конечно, сходи и посмотри».
В какой-то момент открыли кассу напротив, и Пашка мгновенно метнулся в другую очередь, куда более спокойную. Он был вторым, вот-вот расплатится, и мы пойдем, а я подумала — сейчас придется убирать телефон… Подумала почему-то с тоской.
«…….
ладно, Вероника. спасибо за разрешение».
Я могла бы не отвечать. Но мне хотелось ответить.
«пожалуйста. не забудь потом написать, красивая была или нет. Николай».
«обязательно, Вероника».
«жду, Николай».
И все-таки без ответа вновь осталась я. Сама стала этим несчастным белым флагом. Лепестком лилии, оторванным от венчика порывом беспощадного ветра и навсегда покинувшим родные края.
Или дымом.
Не настоящим огнем и даже не искоркой, у которой есть все перспективы стать таковым. А тенью, отголоском чего-то великого.
А Ник стал моим ветром.
Еще во время нашей первой встречи, когда мы мчались по залитой солнцем трассе, а настоящий, общий ветер трепал нашу одежду.
Куда ветер, туда дым.
Это дружба, в которой вы всегда рядом, но один из вас ведёт, а другой — ведётся, следует, как собачка на привязи за своим хозяином.
Это зависимость, ведь ветер распаляет огонь, а дым без огня невозможен.
Это просьба, которая прозвучит рано или поздно —
позволь
мне
— Ты идешь?
остаться.
— Да. Прости. Задумалась. — И мгновенно потушила экран. — Больше никуда не будем заходить?
— Ты голодна? Можем зайти в столовую, здесь неподалеку, возьмем что-нибудь с собой.
Я помотала головой:
— Можно просто попить чай. Художник… ну, то есть, колорист. Он ведь должен быть голодным.
— У меня есть печенье.
— Класс. Погнали.
Кажется, Пашка не особо поверил моим словам. Но препятствовать и навязывать свою волю не стал, так что ни в какой столовую мы не пошли, а сразу отправились к нему.
У Пашки был красивый дом.
Свеженький, этажей на двадцать, с большими затемненными балконами и всего одним подъездом. На входе нас встретила не только прохлада (как случалось всякий раз, когда я заходила в свой дом), но и консьержка — пожилая женщина в серой вязаной кофте, спрятанная в стеклянной будке.
Пашка сказал уверенное «здравствуйте». А я что-то промурлыкала вслед за ним.
Не то чтобы я людей боюсь, но все же мало прикольного в том, чтобы каждый раз, когда в дом входишь, с кем-то здороваться.
Бесшумный лифт поднял нас на восемнадцатый этаж, и, выходя, я на всякий случай поинтересовалась, как здесь дела обстоят с давлением и не закружится ли у меня голова. Пашка меня уверил, что все будет хорошо. Но прежде посмеялся. Хорошо ему смеяться, а я, между прочим, высоты опасаюсь. Мне бы с моими предпочтениями лучше подошел домик где-нибудь на отшибе деревеньки, чтобы я в нем была сама себе хозяйкой…
И вот мы наконец оказались внутри квартиры. Квартира под стать дому — белые обои на стенах, минималистичная мебель, и даже вещи не валялись повсюду. Не то чтобы у меня дома помойка, но мы живем в нём уже давным-давно и за это время успели порядочно накопить всякой всячины. Фотографии, статуэтки, наши с Ильей рукоделия, которыми мы осыпали маму, когда были маленькими. А здесь — все так аккуратно и функционально.
И в раковине грязная посуда почему-то.
Нас в детстве мама строго-настрого приучила убирать за собой, тем более в местах «общественного пользования», как она их называла. Илья со временем утратил этот навык, свинёнок он потому что, а вот у меня в голове он хранится до сих пор.
Пашка проследил за моим взглядом. И чуть-чуть смутился. Заметил:
— Уберу… — И тут же: — Ты какой чай будешь? Есть черный, есть зеленый. Без добавок. И, в общем, все.
Чаи стояли в магазинных коробках, на одной из верхних полок.
А у меня дома есть огромная стеклянная банка, в которую я ссыпаю все чайные пакетики, даже те, что без отдельных упаковок, на которых указан вкус. Скажем так, вношу элемент случайности в тщательно продуманную жизнь. Из-за этого на меня все вечно ругаются. Я так делаю уже года четыре, — а ругаться продолжают, до сих пор не осознав всю гениальность моей задумки.
— Давай черный. И печеньки.
Все-таки чувство голода оказалось выше моих моральных принципов.
Наше быстрое чаепитие растянулось минут на сорок — какое-то время я посмущалась, все-таки впервые оказалась у Пашки в гостях, но затем начала тщательно подъедать все запасы печенья, которые только нашлись на кухне. Пашка в это время рассказывал, что у него произошло нового.
Наверное, не стану оглашать все Пашкины секреты, но деньки у него, в принципе, шли неплохо. Пока я страдала от того, что мне абсолютно нечем заняться, Пашка успел написать штук в пять местных газет (я и не знала, что у нас в городе столько имеется). И в одной его, надо же, взяли в качестве нештатного сотрудника. Пообещали в ближайшее время отправить на какое-нибудь мероприятие, чтобы затем Пашка написал репортаж, и его напечатали.
Хмыкнув, он сказал, что мероприятие, скорее всего, будет совсем маленьким и незначительным. А плата за репортаж и того скромнее — чисто чтобы покрыть расходы на дорогу туда и обратно. Но это первый шаг к настоящей журналистике.
Мне будущая работа до сих пор кажется нереальной. А кто-то, вон, уже вовсю трудится. Это странно — с