Он подвергся нападкам хищных гиен. Обвинения, которые на него свалились —самая
гнусная ложь! Вы ничего не знаете об этом человеке! Вы не знаете, как он жил! Этот
мальчик не родился с золотой ложкой во рту! У него было такое детство, что вам в пору
радоваться, что, вы не испытали на своей шкуре ничего подобного!
Этот ребёнок жил в неведении многие годы. Он не знал, кто он! Кто его родители? Откуда
он родом? Он ничего про себя не знал!
Он сильно от других отличался. Не только внешне.
Он отличался от других своим огромным сердцем. Мастерил скворечники, верил в
лучшее. Он созидал, а не разрушал. За столько лет ни деньги, ни карьера, ни успех не
испортили Антона. Вы даже не представляете, что в душе у этого человека! Там
милосердие, умение прощать и любить, умение заботиться и защищать. Вам, гиенам, это
чуждо. Вам никогда его не понять!
Обвиняя Антона во лжи, вы судите по себе!
Антон только в двадцать лет узнал о своей родне. И нет, это не слезливая история, чтобы
задобрить горожан! Это правда, которую он не скрывал, но и не распространялся!
Потому что это его частная жизнь. Он не обязан с вами ею делиться.
Он помогает городу реставрирует памятники архитектуры, которые дороги горожанам, как память, как история.
Но гиенам на это плевать! Им нужно влезть под кожу и вонзить свои острые зубы.
А та девушка, что заступилась за Антона Маркеса, её зовут Ника! Запомните это имя! Вы и
перед ней обязаны извиниться! Она не смогла вытерпеть нападки, потому что для неё
справедливость и честь не пустые слова.
Знаю, что гиены никогда не напишут опровержение, но, надеюсь, что моё письмо
поможет раскрыть глаза на случившееся и позволит обычным людям получше узнать
Антона Маркеса».
36.
Антон
Кладу телефон на стол, смотрю в одну точку.
— У тебя удивительная бабушка, — шепчет Ника.
Протягиваю ей руку, она садится ко мне на колени. Обнимаю, прижимаюсь виском к её
виску.
Нет слов.
Они все испарились.
— Как же она тебя любит, — гладит любимая по волосам. — И никакой Сильвии она
ничего не писала.
Догадливо киваю. Ночью моя бабушка, которая еле-еле освоила компьютер, писала
письмо в редакцию.
Ини слова не сказала.
Это Роса... Она такая...
— В этом письме она назвала меня мужчиной, — произношу, удивившись.
— Да, почему тебя это удивляет?
Ника не понимает важности этого открытия.
А это открытие.
Поднимаю на неё глаза, смотрю на любимое лицо.
— Роса всегда говорит: мужчина становится мужчиной только тогда, когда у него
появляются дети. Поэтому мы с моим братом Хосе всё ещё малыши.
Ника цепенеет.
А у меня в голове запускаются шестерёнки.
Роса вела себя слишком странно. Сентиментальность Ники я списывал на стресс. Вчера
она удивила меня своими аппетитами в постели.
— Ника!
— Что?
Я не профи в этих делах, можно сказать — вообще дилетант, но где-то слышал, что
беременные женщины очень охочие.
Не буду утверждать, что все. Но… мало ли..
— Детка, а ты.
— Что? — не даёт договорить и целует, обнимая за шею. — Что, любимый?
— Ника, ты ждёшь ребёнка?
Любимая, опешив, прикладывает ладони к животу.
— Ника?..
Молчит, прислушивается к ощущениям. Я резко вскакиваю, наспех накидываю куртку.
— Ты куда?
— Как куда? В аптеку.
Ищу в смартфоне адрес ближайшей аптеки, оказываюсь там уже через десять минут и
беру несколько разных тестов.
Возвращаюсь, Ника переминается с ноги на ногу и заламывает пальцы, передаю ей тесты, а сам жду. Вышагиваю по кабинету туда-сюда, сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
А что, если она и вправду беременна?
Неожиданно. Я стану отцом? Что я об этом знаю? В моём случае придётся учиться по
учебникам, ведь иного я не видел.
Малыш. Хочу ли? Хочу. Страшно. Очень. Но хочу.
Хотел ли раньше? Не знаю. Не думал. И не было той, с кем готов был жизнь разделить, семью создать.
А сейчас что-то трепетное в душе зарождается. Как искорка, способная разжечь пламя.
Ника возвращается, пряча в руках тест.
— Что там?
— Ещё не знаю... — её голос дрожит. — Надо подождать.
Клянусь, это были самые долгие минуты ожидания в моей жизни.
Тик-так, тик-так, каждая секунда как вечность. Время тупо остановилось.
Смотрим на тест, что-то проявляется.
— Две полоски. — выдыхает любимая.
Я медленно оседаю на пол. Смотрю в одну точку, не моргая.
Две полоски.
Под сердцем моей девушки растёт маленький Антошка. Или крохотная Вероничка.
Две полоски.
Хлопаю глазами. Шок... Шок.. Это самый настоящий шок...
Шок...
Две полоски.
Под сердцем моей девушки растёт маленький Антошка. Или крохотная Вероничка.
Две полоски.
Хлопаю глазами. Шок... Шок... Это самый настоящий шок.
Шок.
Две полоски...
Антошка или Вероничка...
Кажется, я брежу.
Провожу рукой по лицу и тут до меня, долбанного тугодума, доходит!
ДВЕ ПОЛОСКИ!
Вскакиваю на ноги, подхватываю любимую и кружу. Искорка — маленькая и чуть
заметная — распаляет сердце, превращая мои чувства в пожар.
ДВЕ ПЛОСКИ!
Ника смеётся, улыбается, вижу, что тоже не сразу осознала, но, осознав, становится самой
прекрасной, самой удивительной и восхитительной женщиной на свете!
— Я люблю тебя, малыш! — говорю и целую.
Не могу насмотреться, не могу налюбоваться, рука сама тянется к её животику.
— Люблю...
Эпилог
Антон
— Вот так, сейчас подогнём и... готово.
Ювелир отдаёт мне мой обновлённый медальон. Теперь в нём две фотографии. Две
самые дорогие женщины, которые всегда будут в моём сердце.
Роса и Ника. Такие непохожие, но они — лучшее, что случилось в моей жизни.
— Спасибо, — передаю деньги за работу и выхожу.
Надеваю медальон, он приятно нагревается от жара кожи.
Сердце стучит как сумасшедшее. Несколько дней назад врач подтвердил беременность
любимой, и как только я позвонил бабуле, Роса огорошила меня новостью, что уже знала.
Почему промолчала?
Потому что хотела, чтобы мы сами обо всём догадались.
С каждым днём мысль о том, что мы с Никой станем родителями, делала нас только
счастливее.
Возвращаюсь на работу, готовлюсь сделать заявление в офисе, что час назад получил
последнее согласование от властей и мы можем приступать к реставрации нашего
объекта.
Как бы желтушники и конкуренты не старались, как бы Таис не подгадила, победа
осталась за нами. Потому что по-другому и быть не могло.
— Коллеги! — выхожу в центр опен-спейса. — Мы получили последнее согласование!
Радостные аплодисменты и крики «Ура» наполнили всё пространство. Вижу счастливые
лица, но смотрю в основном на очаровательную улыбку моей любимой.
— В честь этого события я организую корпоратив. В эту пятницу. Приходите, берите с
собой жён, мужей. Банкет, разумеется, за мой счёт.
В ответ летят возгласы:
— Ого!
— Спасибо!
— Здорово!
Улыбаюсь, даю последнее распоряжение:
— Мне нужно знать точное количество приглашённых, поэтому прошу всех, кто придёт со
своими вторыми половинками, передать эту информацию в кадры. Договорились?
Радостно кивают. А я оборачиваюсь к Екатерине, нашей главной кадровичке.
— Мне нужно знать точное количество приглашённых, поэтому прошу всех, кто придёт со
своими вторыми половинками, передать эту информацию в кадры. Договорились?
Радостно кивают. А я оборачиваюсь к Екатерине, нашей главной кадровичке.
— Катя, меня запишите первым. Я буду не один.
—А.. — замирает она.
И все замирают, глядя на меня.
А я перевожу взгляд на Нику.
— Вы будете с девушкой? Так и записать? — мямлит Екатерина.
— Нет, Кать. Я буду не с девушкой. Я буду со своей будущей женой.
Челюсти у коллег поотваливались. Щёки Ники покрываются румянцем, а на глазах
появляются слёзы.
Подхожу, запускаю руку в карман.
Да, к ювелиру я ездил не только ради медальона...
Вынимаю бархатную коробочку и открываю, демонстрируя кольцо.
— Ведь так? — спрашиваю, глядя любимой в глаза. — Ты будешь моей женой?
Слезинка скатывается по её щеке, я улыбаюсь, а у самого сердце заходится в бешеном
стуке.
— Да, — выдыхает. — Да!
И это лучшее, что я слышал.
Она сказала: «Да».
Семь лет спустя
Ника
— Мама! — зовёт меня Маша. — Мама, этот мальчик толкается!
Что?! Как толкается?
Подрываюсь к дочери, вижу вредного мальчишку, старше её года на четыре, он
сталкивает мою трехлетнюю дочку с качелей.
— Почему ты себя так ведёшь? — строго спрашиваю задиру.
Качаемся по очереди. Ты только что качался, дай теперь другим.
— Ни фига! — хамит малявка.
— Что? — обалдеваю. — Почему ты так выражаешься?
Кручу головой, и где его родители? Слышат они это? Беру дочку за руку, увожу подальше
от задиры. Дочка расстраивается.
— Машенька, не надо, не плачь.
Глажу её по золотистым волосикам, вытираю слёзки.
— Но я хочу на качели! — потирает глазки кулачками.
— Плакса-плакса! — дразнится мелкий поганец. — Бе-бе-бе! Плакса-плакса!
— Так, Маша, стой тут. А я сейчас ему устрою.
Только собираюсь утроить задире взбучку, как вижу стремглав летящего к нам Сашку.
Старший сын налетает на задиру, толкает, и как закричит: