То есть придётся сказать, что у меня был гость...
Этим никого не удивить, но ловить на себе подозрительные взгляды - нет уж, увольте.
Я паталогически скромна в амурных делах и совершенно ничего не смыслю в курортных
романах длинной в одну ночь.
Можно изобразить невозмутимость, но это не про меня. Буду мяться, заикаться, как дура, а потом ещё две недели сгорать со стыда.
А впрочем, чего это я?
Антонио сбежал? Сбежал. Поступил некрасиво? Поступил. Вот пусть поносится по отелю, посуетится, поищет своё украшение.
Антонио сбежал? Сбежал. Поступил некрасиво? Поступил. Вот пусть поносится по отелю, посуетится, поищет своё украшение.
Если вообще вспомнит о нём...
Оставляю медальон на тумбе, закрываю дверь балкона, пока ветер не унёс последние
бумажки с моего стола. Берусь за ручку чемодана, закидываю сумочку на плечо и выхожу
из номера.
ЕЩЁ раз оглядываю его печальным взглядом, точно зная, что эту поездку я никогда не
забуду, и с тоской спускаюсь к ресепшену, чтобы сдать ключ-карту.
Автобус пребывает через пятнадцать минут, я качу свой чемодан, передаю его водителю, чтобы тот погрузил его в багажное отделение. Ставлю ногу на ступень, держусь рукой за
дверцу и с какой-то нелепой надеждой смотрю на дорогу.
Вдруг придёт?
Вдруг вернётся?
Почему для меня это важно?
Тоскливо опускаю голову, понимая, что нет, не вернётся, и больше мы никогда не
увидимся...
Забираюсь в автобус и слышу крик:
— Сеньорита! Сеньорита!
Ко мне подбегает администратор и протягивает тот самый медальон, который я
специально оставила в номере.
— Вы забыли, сеньорита.
— Нет! Это не моё! — машу руками. — Этот медальон принадлежит мужчине.
— Ваше-ваше.
— Нет!
Пассажиры в автобусе на меня уже волком смотрят, а водитель заводит двигатель. Мы
опаздываем в аэропорт.
— Это медальон Антонио! Верните ему, пожалуйста, если зайдёт! — впопыхах объясняю
администратору. — Высокий такой, в белой рубашке.
— Ваше-ваше, — повторяет она, как болванчик, и надевает чужое украшение мне на шею.
— Счастливого пути! Приезжайте к нам ещё!
— Это медальон Антонио! Верните ему, пожалуйста, если зайдёт! — впопыхах объясняю
администратору. — Высокий такой, в белой рубашке.
— Ваше-ваше, — повторяет она, как болванчик, и надевает чужое украшение мне на шею.
— Счастливого пути! Приезжайте к нам ещё!
— Что вы делаете?! — пищу, но двери под моим носом закрываются.
Прохожу к свободному месту, сажусь и смотрю в окно. Администратор машет рукой, а
мне выть хочется.
Прикладываю ладонь к медальону на груди. Горячий, как и его хозяин.
Кусаю губу, чувствуя себя не просто униженной, но ещё и воровкой.
Люди привозят с собой разные сувениры, которые напоминают им о путешествии. Вот и я
везу домой неожиданный подарок.
Пусть моё путешествие и оборачивается разочарованием, страшно было другое.
Я пытаюсь выкинуть из головы шикарного кубинца, но из раза в раз терплю фиаско.
5.
Антон
Такси останавливается около узкой улицы, выбегаю и мчусь к городской больнице.
Мимо меня проезжает велосипедист, я чуть его не сбиваю.
Несусь, как спринтер, перепрыгиваю ящик с недозревшими помидорами и чуть не
огребаю от уличного торговца.
Подлетаю к высотному зданию госпиталя, в приёмном отделении вижу брата.
— Как она? — бросаюсь к нему.
— Уже лучше. Лежит в палате.
Хосе провожает меня к Росе. Сердце чуть не ушло в пятки, когда я услышал, что ей стало
плохо.
Вбегаю в палату и смотрю на н
— 0, малыш.. — страдальчески тянет Роса.
— Как ты? — подбегаю к больничной кровати, беру её за руку.
— Получше, милый, получше.
— Что с тобой произошло?
— Давление подскочило.
Ну да. Следовало ожидать.
— Может быть, если бы ты курила поменьше, и давление было бы в норме? — завожу
старую пластинку.
Сколько лет борюсь с её вредной привычкой — бестолку. Роса дымит как паровоз.
Стоило мне только заикнуться по поводу её любимых сигар, она резво садится в кровати, упирает руки в боки, чтобы смерить меня испепеляющим взглядом.
— Моё давление было бы в норме, если бы я была лет на двадцать моложе! —
импульсивно выдаёт и, вскинув бровь, дополняет: — Ну и на тридцать килограмм легче.
Роса — самая невыносимая, самая упрямая, самая громкая и самая любимая моя
женщина в мире. Говорит то, что думает, никогда не лицемерит, правда, деликатностью и
чувством такта так же не обладает. Но у Росы огромное любящее сердце, её жизнелюбию
можно только позавидовать и несмотря на трагедию, случившуюся в её жизни, она
остаётся невероятно позитивным человеком.
Кто такая Роса и почему я так много о ней говорю? Всё просто.
Роса — моя любимая кубинская бабушка. Вот только она терпеть не может, когда я так её
называю.
ЕЁ темпераментную натуру может вынести только человек с железными нервами и
королевским терпением.
И этот человек - я. Остальные члены нашей семьи перед ней откровенно пасуют.
— Между прочим давление у меня поднялось, потому что вы... — указывает на нас с
братом и с претензией кидает: — никак не подарите мне правнуков! Вот у Сильвии —
соседки напротив — уже четверо! А вы меня подводите!
У-у-у, теперь она заводит старую пластинку. Вот так мы с ней и живём: я пилю по поводу
курева, она — по поводу правнуков.
Мы с братом переглядываемся, поджимаем губы и решаем оставить это замечание без
комментариев.
Роса прикладывает пальцы к кисти, проверяет пульс и сама определяет, что ей полегчало.
— Всё, я здорова. Пойдёмте, проводите меня с братом домой.
— Ты уверена? Может быть, подождём врача? Вдруг он не отпустит?
Роса снова заводится:
— На всём земном шаре нет такого человека, который остановит Росу Маркес, если она
намерена приготовить на обед ахиако!
Железобетонный аргумент.
Даже я против него бессилен.
— Ладно, идём.
Роса берёт меня и брата под руки, и мы выходим на улицу.
— Малыш, — обращается ко мне. — Загляни на ахиако, ты же знаешь, у меня лучший
ахиако во всей Гаване. Как там у вас говорят? Пальчики оближешь?
Роса с каждым годом совершенствуется в знании русского языка — это была её
инициатива. В те года, когда я узнал о своих кубинских родственниках, сразу же начал
учить испанский. Бабуля не осталась в стороне и начала подтягивать мой родной язык, тем самым проявив солидарность.
— Спасибо, но я…не договариваю и зеваю. — Прости. Мне завтра улетать, а я ещё даже
дома не был.
Я произношу это легко и непринуждённо, но, заметив подозрительный взгляд Росы, жалею.
— Малыш, сейчас только утро. И где же ты ночевал? Только не говори, что опять работал!
— Э-э-э..
Соври, Антон. Соври. Соври, соври, соври!
— А это что такое? — тянется к моей шее и касается пальцами.
— С-с-с! — шиплю, чувствуя боль.
Поцарапался что ли? Вот только где?
— Это... — щурится Роса. — Это следы от зубов? Антонио, кто тебя покусал?
Поцарапался.. 06 зубки Ники во время очередного её оргазма.
— это …— прикладываю ладонь к укусу, прячу след преступления. — Эм. Роса, я был с
девушкой.
Врать этой женщине себе дороже. Всё равно с её проницательностью она видит любого
человека, как рентген. Бабушка экспрессивно взвизгивает, да так, что половина
улицыоборачивается.
— Санта Мария! Мой мальчик вырос! — улыбается и хлопает меня по щеке.
А теперь уже другая половина улицы смотрит на нас.
— Роса, — перехватываю её руку и легонько сжимаю. — Ты даже не представляешь, как
ДАВНО я вырос.
— Поумничай мне ещё! — тут же вспыхивает. — Если бы ты был взрослым, давно бы
порадовал меня правнуком! А так — всего лишь мальчишка. Мужчина становится
мужчиной не тогда, когда начинает зарабатывать миллиарды, а когда у него появляются
дети!
Думаю, теперь не нужно объяснять, почему Роса так упрямо и небезосновательно
называет меня малышом. Меня — тридцатилетнего детину в почти два метра ростом.
Бабуля не сводит глаз с моего укуса, снова щурится и деловито заявляет:
— Хорошие зубы.
Я, прифигев, выгибаю брови.
— Женись на этой девушке, — тычет в меня пальцем. — Хорошие зубы — показатель
крепкого здоровья. А женщина, если хочет родить, должна быть здорова.
— Роса, давай не будем это обсуждать? — торможу, пока она не начала читать мне
лекцию.
— Надеюсь, таз у неё широкий?
Поздно. Кажется, начала.
Дело в том, что Роса сорок лет проработала акушером-гинекологом. Оригинальным
таким, со своеобразным подходом и совершенно не поддающемся логике мнением, но
она приняла сотни родов, спасла уйму женщин и их малышей, поэтому не верить ей
оснований у меня нет.
Есть основания не прислушиваться, так как я не выбираю девушек в качестве будущей
матери своих детей.
По крайней мере сейчас.
— Женись на ней‚ — упрямо повторяет бабушка, а я терпеливо улыбаюсь. — Она хоть
красавица?
— Роса, ты думаешь, я переспал бы с крокодилом?
— НУ, знаешь ли, у всех свои предпочтения! — ухмыляется. — Зато у крокодилов зубы
хорошие.
— Но таз — узкий!
Она довольно улыбается и одобрительно кивает.
— Если внешностью ты пошёл в своего отца, то остроумием точно в меня!