Я напрягаю ладонь с безумным желанием почувствовать хоть что-то, толкаю колыбель снова и снова в надежде, что она качнётся, я пою своему малышу, моля, чтобы он услышал меня, где бы он ни был. Пою, пою, пою….
И закашливаюсь, выдавливая себя из сна. Снова эта комната, здесь так светло, что слепит глаза. Зажмуриваюсь, открываю веки снова.
- Тихо, тихо, не дёргайся. – Чья-то сильная рука сжимает мою ладонь. – Лежи спокойно, девочка. Всё хорошо.
Но у меня есть и вторая рука. Я с усилием поднимаю её и подношу к лицу.
- Поля!
Он перехватывает её, но я успеваю нащупать что-то грубое, шершавое на своей щеке. Не понимаю, что это могло бы быть. Мои глаза отчаянно вертятся, скользя по стенам комнаты. Наконец, останавливаются на его лице и пытаются сфокусироваться.
- Тише, Поль, всё хорошо, ты в безопасном месте.
Я пытаюсь издать звук, но выходит лишь бульканье.
- Не торопись, не всё сразу. – Предупреждает Александр Фёдорович.
- Он нас убил! Убил! – Хриплю я.
- Ты жива, девочка, ты жива. – Кивает он.
И я успокаиваюсь.
Не знаю, сколько проходит времени прежде, чем меня снова будят их голоса. Я не сразу понимаю, что обращаются ко мне.
- Это Анатолий… - отчество съедает шум в моих ушах. – Мой хороший друг, он полевой хирург…
Вступает незнакомый голос, и я вижу над собой высокого худого пожилого мужчину в медицинской маске. Он что-то говорит про пули, извлечённые из моего тела.
- Сейчас у вас лихорадка, но мы ждём, когда подействуют лекарства. – Он наклоняется ниже, и я определенно вижу его чётче. – Зрение в норме. – Сухо констатирует этот Анатолий. – Не пугайтесь, сейчас у вас на лице бинты. Дело в том, что лицевая и носовая кости частично раздроблены, задеты кости черепа.
Мои руки инстинктивно вздымаются вверх, но дядя Саша перехватывает их. Тощий хирург недовольно морщится.
- Как раньше выглядеть, к сожалению, не получится. – Говорит он. – Нужны хорошие специалисты, которые сделают вам пластику, но это уже не ко мне. Вам и так очень повезло выжить, так что будьте благодарны хотя бы за это.
- Пластика? – Каркаю я.
Мне очень хочется потрогать свои нос и щёки.
- Новое лицо – новый человек. – Хмурится доктор. Мне почему-то кажется, что там, под маской, он пытается мне улыбнуться. – На воссоздание облика и восстановление уйдёт несколько месяцев, но у вас сильный, молодой организм, думаю, вы справитесь.
- Спасибо, - благодарит за меня дядя Саша.
Он жмёт ему руку.
Моё сердце бьётся, как сумасшедшее, виски давит скрипучей болью, горло саднит, но я упрямо жду, когда медик покинет помещение.
- Всё хорошо, Поля, скоро я заберу тебя домой. – Шепчет Александр Фёдорович, когда хлопает дверь.
У меня нет никакого дома, о чём он?
- Куда? – Спрашиваю я.
- К себе, Поля, к себе. Никто не должен знать, что ты жива.
- Никто не знает?
- Нет. – Он мотает головой.
Я пытаюсь приподняться, но резкая боль укладывает меня обратно. Всё правильно: если бы кто-то знал, что я выжила, то за мной давно бы пришли.
- Где мой ребёнок? – Задаю самый главный вопрос.
Но дядя Саша меня будто не слышит.
- Я ехал следом, увидел, как машина рухнула в обрыв. Затаился за деревьями, там была такая суматоха, потом взрыв. Я хотел бежать, но вдруг мне показалось, что что-то шевелится внизу, на уступе. Осторожно спустился и обнаружил тебя. Тебе очень повезло, Поля, что ты зацепилась тканью одежды за камни.
- Где Ярослав?
Александр Фёдорович вздыхает.
- Он у него. Марк никого к нему не подпускает. Сказал мне: «Не лезь, старик, не в своё дело, если хочешь жить». Потому я и не повёз тебя в больницу, Поля. Я и в морге договорился, я им заплатил. Он не должен знать, что ты жива, иначе сама знаешь… - Мужчина виновато отвёл взгляд. – Полина умерла, и пусть это так и остаётся. Вчера он скорбил на ваших похоронах, сегодня уже переехал в ваш дом.
- В наш дом? – Я почти ничего больше не вижу от слёз. – А разве наследовать его должны не вы и Ярослав? Разве не вам должны были отдать ребенка?
- Таким, как Загорский, закон не писан. Да что я тебе объясняю? Явись я туда с любым намерением, и некому было бы тебя выхаживать, Полечка.
Я молчу, пытаясь переварить услышанное. Меня больше нет, я мертва. Истерзана. Но беспокоят меня больше не те шрамы, что на лице, а те, что на сердце. Единственное, что не даёт мне умереть окончательно, это мысли о моём ребёнке. Я должна встать на ноги, прийти и забрать его.
- Мы со всем справимся, Полечка, мы что-нибудь придумаем, - причитает дядя Саша. – Ты только держись…
- Молокоотсос. – Обрываю его я, открывая опухшие веки.
- Что? – Не понимает мужчина.
- Раздобудь мне молокоотсос. Срочно. Я сама буду кормить своего сына.
- Поль, ты что такое говоришь? – Затрясся он. – У тебя сложнейшие операции были, а сколько ещё предстоит. Ты не в состоянии, у тебя уже нет никакого молока, ты его уже потеряла, не нужно себя истязать! Пожалуйста! Ты не должна думать сейчас об этом…
- Принеси мне его. – Твёрдо говорю я.
Когда умирает тот, кого ты знаешь, остаются воспоминания: голос, запах, ваши разговоры, его любимые занятия.
Когда у тебя отнимают новорождённого, то ничего этого нет. В памяти остаётся лишь его плач.
Ты слышишь этот крик, и у тебя необратимо срабатывает инстинкт.
9
- Мне понравился твой дядя. – Сказала я.
Мы сидели за столом в просторной кухне друг напротив друга. Вик ел пирог, закатав до локтя рукава рубашки, а я воображала, что буду встречать его с работы вот так каждый вечер. Интересное, надо признаться, ощущение.
- Он не особо разговорчивый и довольно замкнутый, если честно. По молодости был разгильдяем, потом ушёл в армию, стал серьёзнее. После службы дядя Саша долгое время работал инструктором по подготовке бойцов элитных подразделений, потом рассчитался и поселился в уединении. Кроме моего отца мало кто находил с ним общий язык. Он – одиночка.
- Поэтому ты его и пригласил работать к себе?
Вик посмотрел на меня и пожал плечами:
- Он толковый, а нам нужен был кто-то, кому можно доверять.
- Я всё никак не пойму, а чем именно ты занимаешься?
- Всем, что приносит деньги. Торговля, производство, сдача помещений в аренду. Иногда мы скупаем акции компаний и их долги у кредиторов, чтобы потом через суд получить право на активы.
- А… Разве это законно? – Встревожилась я. – Это ведь рейдерство, правильно говорю?
- Конечно, законно, Полин. Никаких силовых методов, всё это осталось в девяностых. У нас с Марком всё чисто. Да, владельцы компаний не всегда согласны с тем, что управление их капиталами переходит в наши руки, но, если разобраться, без нашего участия их предприятия вряд ли бы выплыли. Недовольных и обиженных хватает, но в целом наше вмешательство я рассматриваю, как помощь их бизнесу. Не нужно использовать хитрые схемы, чтобы обмануть государство, а так, считай, они делают хуже только себе. Используя эти схемы и ошибки в документах, к ним проще подобраться.
- Ты меня пугаешь, Вик.
- Ты чего? – Улыбнулся он. – Тебе не о чем переживать. – Он встал, вымыл руки, вытер их полотенцем, подошёл сзади, наклонился и обнял меня за плечи. – Я обещаю, что не буду больше рисковать. – Его губы коснулись моей шеи. – К тому же, сейчас одно из наших новых предприятий начнёт производство уникальных комплектующих, за которым выстроится очередь из желающих заключить контракт на поставку. Это станет большим рывком для нас.
- Тебе что, недостаточно денег? – Я повернулась и посмотрела на него.
- Мне достаточно, но Марку трудно остановиться. Он чувствует азарт и постоянно бросает вызов самому себе – смогу, не смогу. А мы с ним всегда поддерживаем друг друга. Мы как братья, понимаешь?
Тихий океан его глаз немного успокоил меня.
- Понимаю. – Кивнула я.
- Он ревнует меня к тебе. – Улыбнулся Вик. – Ни одна девушка никогда не занимала такого важного места в моей жизни. Я знаю Марка сто лет. Уверен, он перебесится и поймёт, что наши с тобой отношения никак не отразятся на моей с ним дружбе. Но если он ещё будет тебе грубить, обязательно скажи мне, ладно?
- Угу. – Я поцеловала Вика, чтобы не смотреть ему в глаза. – Твоя дядя считает Марка озлобленным волчонком. Так он мне сегодня сказал.
- Таким он и был, когда поселился здесь много лет назад.
- Он жил в этом доме?
- Да, около полугода. Поэтому дядя Саша и запомнил его таким. Но Марк изменился. Он вырос, стал увереннее в себе, обрёл силу. Ему больше не нужно ничего никому доказывать, не нужно отвоёвывать у жизни свой кусок хлеба. Он делает это скорее по инерции.
- Похоже, ты очень дорог ему. – Сдержанно сказала я.
Внутри у меня всё сжалось.
- Да. – Кивнул Вик и оставил на моей шее след от ещё одного поцелуя. – И тебя он тоже полюбит, я уверен в этом на сто процентов.
Я сжала его руки и закрыла глаза. Нужно было сказать всё прямо сейчас, но у меня не хватало духу.
- Послезавтра мы идём на презентацию нашего нового продукта, Загорский устраивает шикарный банкет. Думаю, это будет отличной возможностью для вас с ним пообщаться и найти общий язык. Как тебе идея?
- Если ты хочешь, я это сделаю. – Тихо сказала я.
- Если не хочешь, мы никуда не пойдём. – Вик обнял меня крепче, наклонился и поцеловал в нос.
- Это ведь твоя работа.
- Но я не хочу тебя заставлять. – Он погладил мои плечи. - Если тебе не комфортно…
- Всё в порядке, - улыбнулась я.
Встала и нырнула в его объятия, чтобы хоть на миг, но заглушить жалобный писк внутреннего голоса, призывающего меня бежать, куда глаза глядят. Бежать, пока еще не поздно.
10
***
- Ну, как? – Я остановилась на нижней ступени лестницы. – Не слишком?
Вик, который за секунду до этого разговаривал с бригадиром строителей, чуть не потерял челюсть.