- Но мы фактически дали им предварительное согласие. – Ярость затопила мой разум, пальцы сжались в кулаки. – Я поставил на кон свою репутацию!
- Ты забыл посовещаться со мной, Загорский. – Спокойно сказал Вик. – А я против этой сделки, и не стану ничего подписывать.
- Я думал, мы с тобой уже всё обсудили? Зачем ты сейчас упираешься? Хочешь выставить меня треплом? Такими деньгами не шутят, нельзя дать слово, а потом просто взять его обратно.
- Я передумал. – Улыбнулся он. – Правильно сказала Полька, пора нам с тобой расходиться.
- Вот так, значит? – У меня дыхание застряло в горле.
- Да. – Развёл руками Воскресенский.
- Отлично.
Полина
- Мы договорились, что я лично посмотрю товар. – Сообщил Вик.
- В каком смысле лично? – Мои ногти до боли впились в ладони.
- Загорский дал им своё слово, поэтому нужно убедиться, что станки надлежащего качества.
- То есть, ты полетишь в Испанию? Но ты же говорил…
Вик обнял меня.
- Мы несколько дней обсуждали сложившуюся ситуацию. Я против сделки, но Марк не отступает. Возможность убедиться в качестве товара это для меня повод отказаться от сделки, а для Загорского – сохранить своё лицо перед испанцами. Он и так ужасно взбесился, когда я сказал ему, что не против разойтись в разные стороны.
- А как же я? Если ты улетишь…
- До родов еще месяц, Поль. Я вернусь через три дня.
- Мне на следующей неделе ложиться в патологию.
- Хочешь, ляжем вместе? – Улыбнулся он.
- Не смеши. – Я уткнулась лбом в его грудь.
- Попрошу дядю Сашу приехать завтра, присмотреть за тобой.
- Хорошо.
Проводив Вика в командировку, я всё никак не могла успокоиться. Бродила по дому, переставляла вещи с места на место, вытирала пыль, мыла посуду. Впервые ко мне пришло осознание того, что осталось недолго, и совсем скоро я стану мамой. Все мысли до этого были сосредоточены лишь на том, как выносить срок, а ведь через месяц у меня на руках уже будет мой малыш! Стану ли я уязвимее или, наконец, обрету силу, чтобы сопротивляться своим чувствам?
Только рождение сына могло расставить всё по своим местам.
Я приподнялась на носочки, услышав шум подъезжающего автомобиля, и посмотрела в окно. С замиранием сердца разглядела в вечерних сумерках очертания иномарки Загорского.
Он что, не улетел вместе с Виком? Дождался, когда тот покинет страну, и приехал ко мне? Но зачем?
Пока я осторожно спускалась по лестнице вниз, в дверь уже раздавался нетерпеливый звон.
- Что тебе нужно? – Спросила я, замерев у стены.
- Открывай.
У меня едва ноги не подкосились от звука его голоса.
- Уходи, Марк. – Попросила я.
И в голове тут же всплыли подробности той ночи, когда мне не хватило сил отказать ему.
- Открывай грёбаную дверь, или я вынесу её! – рявкнул он.
- Зачем? – Я наклонилась на косяк и упёрлась в него лбом.
- Мне нужно посмотреть в твоё лицо. Я не уйду, пока не сделаю этого.
- Что ты хочешь там увидеть?
- Не знаю… – Он ударил в дверь кулаком. – Не знаю! Хочу знать, ошибся или нет.
- Ты сделал свой выбор, Загорский. – Перед глазами снова встала та блондинка в простыне. – Пожалуйста, уходи.
- Я долго думал, что сделал не так, и теперь знаю!
- И что же? – Всхлипнула я.
- Я должен был посмотреть в твоё лицо, когда ты мне говорила, что это не мой ребёнок, и чтобы я больше не лез в твою жизнь. Я должен был увидеть твои глаза! Тогда бы я точно знал.
- Я не открою тебе, Загорский. Тебе придётся поверить мне на слово. – Произнесла я, зажмуриваясь, чтобы не дать волю слезам. Низ живота неприятно потянуло, и мне пришлось погладить его ладонью. – Не говори так, как будто забыл, что я – жена твоего друга.
На дверь обрушился грохот новых ударов.
- Да мне плевать! Плевать на него, поняла?! Если бы ты сказала… если бы ты только дала мне понять, что хочешь быть со мной, я бы перешагнул через него, не задумываясь!
Я с силой втянула носом воздух. Нужно собраться с мыслями. Нужно сделать это прямо сейчас.
- С самого начала это всё было ошибкой. – Проговорила я, впиваясь пальцами в стену, чтобы устоять на ногах. – В какой-то момент я тебе поверила, и это тоже стало моей ошибкой. Я видела! Видела ту девушку у тебя дома, когда приходила, чтобы поговорить. Ты не способен на чувства, Загорский. Ты просто играешь людьми, поэтому я никогда не буду с тобой!
- Я убью! – Дверь в очередной раз содрогнулась от ударов его кулаков. – Убью его, слышишь?! – С той стороны раздался вой раненого зверя, и, кажется, даже стены задрожали. – И тебя убью… если не будешь со мной…
- Ох… - Я согнулась пополам от боли и задышала часто и тяжело. – О-ох… - Невероятной силы спазм заставил меня сжать зубы и привалиться к стене. – Чёрт.
Я услышала, как удаляются его шаги, нащупала дрожащей рукой засов, отворила дверь и тихо пискнула:
- Марк…
Видела только, как он обернулся, изменился в лице и быстро метнулся ко мне. Этих пары секунд хватило, чтобы рухнуть не на пол, а ему на руки.
Загорский всё что-то говорил, говорил, пока вёз меня в больницу. Что-то причитал. Орал в трубку на кого-то. А перед моими глазами мелькали огни домов, витрин, маячил белый диск луны, и я всё думала: «Зачем же он так медленно едет? Ведь нужно спасти моего малыша!» Кусала губы до крови и крепко вцеплялась в кожаную обивку сидения.
Когда автомобиль затормозил у больницы, я уже ничего не соображала от боли. Марк матерился на персонал клиники, вытаскивая меня из салона. Я слышала, как он шептал, что всё будет хорошо, и держалась за эти его обещания изо всех сил. Терпела и старалась оставаться в сознании. Было очень мокро, холодно, и низ живота буквально выламывало от боли.
Кажется, оказавшись в большом белом зале, я просила застрелить меня, чтобы больше не мучиться, но кто-то из медиков заверил, что это не лучший вариант. Потом они окружили меня, долго совещались и заставляли тужиться, а я пыталась что-то говорить в ответ, вкладывала все последние силы в бесплодные попытки вытолкнуть ребёнка, а потом… все звуки исчезли. Я испугалась: почему такая тишина? Я умерла? Мне так легко, и боль словно ушла куда-то.
И в этот момент тишину разорвал громкий детский крик.
- Поздравляем, у вас сын. – Раздался голос врача.
И через пару секунд я увидела смешное, отёкшее, сморщенное лицо своего малыша. И мой мир стал совершенно другим.
35
- Ну, как? – Спрашиваю я, оборачиваясь, когда Александр Фёдорович выходит на веранду.
Я часто сижу здесь вечерами.
От реки тянет влагой и прохладой, а в верхушках деревьев гулко шумит ветер. Природа в это время года совсем не ласкова, но меня подкупает её суровость. Я чувствую себя такой же: циничной, злой, беспощадной. И безумно одинокой.
Иногда курю, чтобы успокоиться. И, прищурившись, смотрю, как поток воздуха подхватывает дым и уносит в темно-синее небо. Я не чувствую себя здесь, как дома. Этот домишко, стоящий обособленно, лишь конура, в которую мне пришлось временно забиться, чтобы дать затянуться кровоточащим ранам. Я здесь, чтобы выждать, чтобы выжить, а потом нанести решающий удар.
У меня больше нет дома, меня самой больше нет.
Я сворачиваюсь клубком в кресле и подтягиваю ноги к животу, чтобы согреться. Первые месяцы у меня не получалось расслабиться. Я сидела на этой веранде, вся в бинтах, глядя вдаль, и всё ждала, что на подъездной дорожке появится автомобиль Загорского. Боялась, что он придёт за мной. Боялась, что он заявится к дяде Саше и, точно зверь, учует мой запах. Найдёт и растерзает.
Но после того, как Марк откупился от Александра Фёдоровича, немного успокоилась. Теперь чудовище думало, что никто из родственников не явится за ребёнком или наследством, никто уже не встанет у него на пути. Он думал, что опять всех купил и остался безнаказанным. Но так случилось только потому, что это я позволила ему так думать. Просто его час ещё не настал.
- Поля… - Оседает на стул дядя Саша.
- Как? – Спрашиваю. – Нравится?
Трясу головой.
- Непривычно. – Признается он.
Тянет пачку сигарет и зажигалку со столика, «незаметно» прячет их в карман. Думает, это удержит меня от того, чтобы добровольно гробить остатки своего здоровья. Он не знает, что у меня в комнате лежит ещё пара таких пачек. Я выкуриваю по одной каждый день, пока брожу вокруг усадьбы Загорского, прислушиваюсь, принюхиваюсь, приглядываюсь и изучаю распорядок дня всех, кто служит в доме.
- Хотела рыжий. – Улыбаюсь я. – Думала, на светлых волосах он будет почти красным, а получился ореховый.
- Мне нравится. – Скрипит его голос. – Но раньше было лучше.
- Раньше всё было лучше. – Горько усмехаюсь я. – Только мне это было невдомёк. Все проблемы казались какими-то глобальными, неразрешимыми, а дело было лишь в том, что я не слышала себя и не хотела слышать других.
- Ты любила Вика? – Хмурится мужчина.
Вижу, как он нервно трёт друг о дружку сухие ладони.
- Конечно. – Передо мной опять встаёт испуганное лицо мужа перед выстрелом. – Он был такой… мальчишка.
- Глупый. – По-отечески ласково говорит дядя Саша.
- Да, но мы не рождаемся умными. – Я стряхиваю пепел с сигареты, затягиваюсь и выпускаю дым. – Мудрость приходит с опытом. Иногда через боль.
- Верно. – Кивает он.
- Вик говорил, что ты любил его мать.
Александр Фёдорович на секунду меняется в лице, затем берёт себя в руки.
- Да. Неудивительно, что все вокруг об этом знали. – Он улыбается. – Хотя я и не говорил ей. Никогда. Не хотел влезать меж ними, пытался строить свою жизнь: сначала одни отношения, затем другие, потом менял женщин, как перчатки… Наверное, просто нужно было сказать ей. Ну… чтобы знала. Хотя, вряд ли, это что-то изменило бы…
- Жалеешь?
- Может быть. – Мужчина пожимает плечами. – Наверное. – Он хмыкает. – Не знаю. А чего жалеть-то? Ничего не изменишь, жизнь уже прошла.