орожек, - будете гулять здесь с ребёнком.
- Если меня наймут. – Напоминаю я.
- Насчёт этого не волнуйтесь.
- И всё же.
- Здесь зона барбекю, беседка и прудик. С ним будьте осторожнее, он неглубокий, но для детей всё равно опасно.
- Пруд? – Я останавливаюсь, точно вкопанная.
Пруд?!
Будто налетаю на какое-то препятствие. Стою и с глупым видом разглядываю зеленоватую гладь воды, обросшую по краям зеленью.
- Да, осенью вырыли. Хозяину дома приспичило иметь здесь пруд. Ирина говорит это с каким-то презрением. - Не знаю, какой в этом толк. Лично я бы лучше оборудовала бассейн. – Она смеётся.
А я заставляю себя сдвинуться с места и последовать за ней. Мои ноги не слушаются. Когда-то я очень просила о прудике, но Вик упёрся и ни за что не захотел рыть яму посреди участка, он посчитал моё желание блажью, а теперь мой самый лютый враг захватил этот дом и присвоил себе эту мою мечту.
- А там псарня. – Машет рукой Ирина, остановившись на крыльце. – Ну, как псарня… Так, пока одна будка с щенком, но Марк зачем-то хочет иметь несколько собак на территории двора.
- Марк? Так зовут отца ребёнка?
Ирина улыбается.
- Да. Я же вам ещё ничего не рассказала. – Она отступает на шаг и пропускает меня в дом. – Проходите.
- Спасибо. – Под её вежливым взглядом я вхожу внутрь.
- Итак. – Продолжает разглагольствовать она. – Хозяина зовут Марк Григорьевич Загорский, он очень влиятельный человек.
- А вы… вы его невеста?
- Ой, я… - Ирина разыгрывает смущение. – Я – его личный помощник, скажем так. Самое близкое доверенное лицо.
- Ясно.
- Я в курсе всех его дел, и часто буду бывать в доме, так что если будут вопросы, сразу звоните мне.
- Обувь снимать?
- Нет, проходите так. – Она указывает на диван в гостиной. – Присаживайтесь. – Дожидается, когда я сяду, и устраивается в кресле напротив, закидывает ногу на ногу. Девушка явно чувствует себя здесь, как дома. – Итак, смотрите. Дом достаточно большой. Вы будете жить здесь, у вас будет своя комната рядом с детской. У Загорского огромный перечень требований к няне, и в этом вопросе он крайне щепетилен, поэтому мы с вами подпишем серьёзный контракт, в котором прописаны разные мелочи: начиная от того, как разговаривать с ребёнком, заканчивая тем, где с ним можно гулять и чем кормить.
- Хорошо.
Ирина придвигает ко мне контракт:
- Пока ознакомьтесь. Подпишем, когда вашу кандидатуру одобрит сам Марк Григорьич, но, думаю, это формальности. Мне он доверяет.
- Замечательно.
- Тогда пока читайте, а потом я покажу вам весь дом и всё объясню подробно. – Она вежливо улыбается, но выходит у неё как-то фальшиво. – Здесь не очень-то уютно, всё как-то по-деревенски, и, если честно, я бы тут всё переделала, но хозяин уважает память старых хозяев.
У меня в груди больно щемит.
- Старых хозяев?
- Да, родителей пацана. Они погибли, это было ужасно. – Девушка ёжится. – Загорский не любит этого вспоминать, так что не задавайте ему об этом лишних вопросов. Он принял мальчика, как своего. – Ирина чертит хаотичные линии в воздухе перед своим лицом, вроде как крестится. – Светлая память погибшим, хорошие были люди.
Я киваю.
- Можно ваши рекомендации? – Улыбается она.
- Конечно. – Достаю их из сумки и передаю.
- Прекрасно. – Говорит она, едва проглядев их глазами.
Девице плевать на ребёнка, лишь бы не возиться с поисками нормальной няни. Ирину явно больше интересует опекун Ярослава - Загорский.
- Ярослав - мальчик капризный, если честно. – Морщится она, поглядывая на меня из-под ресниц. – Но, думаю, такой профессионал, как вы, справится с этим.
- О, да, у меня богатый опыт. – Бормочу я, водя глазами по строчкам контракта.
«Время сна и кормления необходимо отмечать в предоставленном ежедневнике… докладывать работодателю обо всех нюансах поведения… не разглашать никакой информации о работодателе третьим лицам… внимательно изучить привычки и особенности характера ребёнка… проявлять терпение, последовательность, твёрдость и уверенность в общении с ребёнком… стараться меньше держать ребёнка на руках, предоставлять ему максимальную свободу действий, основное – не допустить травматизма, но в целом не ограничивать, только страховать».
- Всё устраивает? – Интересуется Ирина.
- Марк… как его?
- Григорьевич. – Подсказывает она.
- Марк Григорьевич серьёзно подошёл к составлению документа.
- Ох, да. – Девушка закатывает глаза. – Мне пришлось побегать в поисках первой няни.
- Она… уволилась?
- Да, но ничего такого, не волнуйтесь. Ей пришлось уйти по личным обстоятельствам, такое бывает. В целом, работать с Загорским одно удовольствие: всё строго, чётко, но понятно для персонала. Кстати, в доме, кроме вас, повар, горничная, садовник и штат охраны на территории. Скромно, но Марк отказывается нанять больше прислуги. Ой, простите... – Спохватывается она. – Вы, всё-таки, на ранг выше, чем остальной обслуживающий персонал, а я вас так…
- Нет, всё нормально. – Криво улыбаюсь я.
И Ирина довольно кивает.
Она рада, что нашла неприметную серую мышь на должность няни. Я не стану для неё конкуренткой в борьбе за место в постели Загорского, а мечтает она именно об этом. Наверное, об этом мечтает едва ли не каждая женщина, однажды увидевшая Марка и попавшая под его чёрное обаяние.
- Кажется, проснулся. – Вдруг напряженно вздыхает Ирина.
И теперь я тоже слышу. Из динамика радио-няни раздаётся слабое кряхтение и недовольное причмокивание малыша.
- Можно я? – Мне не удаётся усидеть на месте.
- Идите. – Отмахивается девушка. – Вверх по лестнице, направо вторая дверь.
Я встаю, снимаю куртку, бросаю на спинку дивана и поднимаюсь наверх. «Вдруг он испугается? У меня незнакомое лицо, страшные очки, дрожащие руки, вдруг заплачет?» Мне не терпится взять сына на руки и обнять, я практически не чувствую пола под ногами. Почти бегу. Замираю лишь у двери, выкрашенной в нежно-голубой, собираюсь с духом, затем толкаю её и вхожу.
Детская, которую я лично готовила к рождению ребёнка, залита солнечным светом. Кроватка стоит у стены. Медленно приближаюсь к ней и вижу, как сын резво сучит ножками. Он вздрагивает, заметив меня, и больше не двигается. Рассматривает с удивлением и интересом, но не плачет.
Мне давит грудь, у меня перехватывает дыхание. Я больше не могу дышать, столько чувств на меня навалилось.
- Привет. – Хрипло говорю я своим голосом.
Говорю тихо, потому что помню про включенную радио-няню.
- Привет, малыш…
Связь матери с ребёнком это что-то большее, чем просто связь. Нельзя разлучать их, это преступление. Это как отрезать у женщины руку или ногу, как вырезать её сердце и сказать: «Живи! Попробуй-ка выжить теперь».
Я смотрю на Ярослава, и в уголках моих глаз собираются слёзы.
- Иди ко мне. – Беру его на руки и нежно качаю.
Весь мир кружится вокруг нас, все звуки стихают. Мне так больно, и так хорошо, что душа буквально рвётся наружу.
Я качаю его, улыбаюсь ему, смотрю в его большие серо-голубые глаза и не могу насмотреться. Малыш царапает пальчиками одежду на моей груди и улыбается мне в ответ. Мы снова вместе.
А потом я останавливаюсь, потому что вижу своё фото на комоде. Снимок в деревянной раме, на нём у меня длинные светлые волосы, лучистые глаза и улыбка от уха до уха. На нём я такая, какой не буду больше никогда. И в моей груди щемит от тоски.
- Главное, что мы вместе. – Практически беззвучно шепчу я. – Главное, что с тобой мама. Я придумаю, как нам выбраться отсюда.
Ещё какое-то время мы кружимся, я прижимаю сына к сердцу, вдыхаю аромат его волос, а затем неохотно отрываю от себя, переодеваю и выношу из детской. Он ковыряет пальчиком моё ухо, и мне щекотно, я почти позволяю себе рассмеяться, как вдруг слышу голоса.
Застываю на верхней ступеньке от ужаса, потому что была не готова – не готова к тому, что голос Марка всё ещё производит на меня такое впечатление.
Меня практически парализует от осознания того, что муха снова в паутине. Что я снова в логове зверя, что он рядом и вот-вот заметит меня. Мне хочется раствориться в воздухе, исчезнуть, испариться, улететь.
Я вижу его в гостиной, он что-то говорит Ирине, а затем медленно оборачивается... Оборачивается, напряженно вглядывается и, кажется, теряет дар речи при виде меня.
38
Марк
На долю секунды меня поводит в сторону. Привычная реальность смещается, истерзанная душа оставляет тело, и я вдруг теряю равновесие. Кто-то одним мощным толчком будто вышибает меня из моей брони, моё дыхание обрывается, и только головокружение даёт мозгу сигнал, что тело всё ещё живо, и мне удаётся устоять на ногах.
Но стоит моргнуть, и… мираж рассеивается, - это не она.
Я делаю глубокий вдох, и сознание возвращается.
У незнакомки, которая почему-то держит на руках моего сына, мало общего с Полиной: другой нос, другие глаза, другой овал лица, короткие волосы. Абсолютно другой типаж, ничем не похожа. И я понимаю, что это очередное мимолётное видение.
Выдыхаю.
Я уже порядком устал от того, что она везде мне мерещится. Устал от того, что чувствую её постоянное присутствие, вижу её во сне, слышу её голос в шуме ветра. Мне хочется, чтобы этот голос упрекал меня, чтобы он винил меня в её смерти, но он всегда ласков со мной. «Что ты от меня хочешь?» - в сотый раз спрашивает она. «Взаимности хочу», - говорю я.
А потом она уходит, а я бегу за ней.
Полина ускоряет шаг, и у меня никак не получается догнать её. Она уходит навсегда, потому что это я её убил.
И я до сих пор вижу её окровавленное лицо и безжизненный взгляд, направленный в пустоту. Вижу, как машина срывается в обрыв, слышу скрежет металла, глухие удары, а затем небо озаряет яркая вспышка, и мои уши закладывает от громкого хлопка. Я склоняюсь над обрывом, пытаюсь рассмотреть хоть что-то, но в вечерней мгле видны лишь всполохи костра.