Мой знакомый учитель — страница 22 из 22

— Почему опоздали?

— Но вы же понимаете… Трамваи…

— Не причина. Служба есть служба. Пусть хоть землетрясение, хоть ураган, а вы обязаны быть на своем месте.

— Но ведь, Алексей Трофимыч… — попыталась было оправдаться Нина Николаевна, думая между тем про себя с горечью: «Чего ему от меня надо? Что я ему сделала?»

— Вьюга началась с вечера. Надо было предвидеть, что с транспортом могут быть перебои и выйти из дому пораньше. Должен вам с сожалением заметить — дисциплинка у вас хромает. В тот раз газету читали в рабочее время, сейчас опоздали, а завтра и на работу не выйдете. Что ж у нас тогда получится: государственное учреждение или какая-нибудь контора? И пожалуйста, не оправдывайтесь. Учтите на будущее, можете идти.

Нина Николаевна вернулась в корректорскую до глубины души расстроенная и около часа не могла приступить к читке корректуры. Только начинала читать, как горячая расслабляющая волна обиды захлестывала ее, туманила глаза, парализовывала волю.

— Что я ему такое сделала? Что? Разве я одна опоздала? — спрашивала она подчитчицу, тоже обескураженную таким разворотом отношений Нины Николаевны с начальником, спрашивала шепотом, потому что боялась заплакать, если скажет громко. А девушка утешала:

— Да он всех вызывал. А тот лысый инженер, вчера к нам заходил который, вышел от начальника и давай его ругать, и давай ругать.

Но это слабо утешало Нину Николаевну. День она проработала кое-как, это был самый изнурительный в ее жизни день. Домой вернулась с головной болью, ночь спала дурно. Снилось злое, с синими тонкими губами лицо главного инженера, а очки у него вырастали до размеров чайных блюдец. И по цвету были такими же, как блюдца: непроницаемо белые и с голубыми каемками по краям. Утром страшно не хотелось идти в учреждение…

День, когда она держала корректуру в расстроенных чувствах, не исчез бесследно, оставил после себя отметку. В брошюре оказались грубые грамматические ошибки, которые в двух случаях совсем искажали смысл. Обнаружив это, Нина Николаевна упала духом. Будь начальником Василий Сергеевич, этого бы не случилось. А если бы и случились такие ошибки, то все обошлось бы по-хорошему. Она с ужасом ждала вызова к главному, была уверена, что вызовет.

Начальник вызвал ее на другой день. Она внутренне съежилась, уходя из корректорской, беспомощно и жалко оглянулась на подчитчицу, словно от нее ожидала поддержку. Однако в коридоре, сама того не ожидая, вдруг успокоилась, твердо решив постоять за себя и выговорить этому придире и педанту все, все. И ей сделалось неизмеримо легче.

Главный инженер возвышался за столом нахохлившийся, колючий, неприятный. На этот раз седые, всегда зачесанные гладко волосы на макушке спутались и топорщились. Он начал без предисловий:

— Вот видите, к чему ведет недисциплинированность? К халатности. А халатность — к ошибкам. Все это издание, — он с мрачной торжественностью потряс злосчастной брошюркой, — придется сдавать в утильсырье. Понимаете? Все это обойдется нам в кругленькую сумму…

У Нины Николаевны слова протеста застряли в горле, решимость ее куда-то подевалась снова. А ей хотелось крикнуть: «Да как вы смеете разговаривать со мной таким тоном! Вы же сами виноваты, сами, сами!» Но главный инженер формально был прав. И ей стало так обидно, так безысходно тоскливо, что она не выдержала и дала волю слезам. Она смотрела на начальника и не видела его — он расплывался в ее глазах, слушала его и не слышала. И не ожидая, когда он кончит пробирать ее, Нина Николаевна медленно повернулась и, ступая осторожно, словно боясь за что-нибудь споткнуться, вышла из кабинета. В корректорской заученно, механически одела пальто, шапочку и пошла домой, делая все это как во сне и словно бы подчиняясь какой-то неведомой, но твердой воле. Даже не заметила испуганного взгляда своей молоденькой помощницы и даже забыла, как обычно, прибрать со стола справочники и корректуру.

Назавтра она осталась дома. Подчитчица не знала, что делать. Звонили из типографии, требовали вернуть вычитанные гранки. Редакторы отдела нервничали — корректорская не работала, а дело не терпело отлагательств. Слаженный ритм работы нарушился.

Доложили об этом главному инженеру. Он деловито осведомился:

— Она что, заболела?

Но никто не знал, что случилось с Ниной Николаевной. Главный инженер сердито нахмурился, поправил правой рукой очки и сказал:

— Непорядок.

Срочно откомандировали подчитчицу домой к Нине Николаевне. Девушка обрадовалась такому поручению, а главное, она от всего сердца жалела свою славную начальницу и всей душой хотела ей помочь.

Нина Николаевна была одинокой женщиной. Сын служил в армии, а дочь несколько лет назад уехала на целину, прижилась там, вышла замуж и к матери приезжала только в гости. Муж умер три года назад.

Хотя и осталась она дома, но на ум ничего не шло, все валилось из рук. Подавленное настроение не проходило. Сгоряча было решила ехать к дочери — давно звала. Но подумала и отказалась от этого намерения. Конечно, у дочери угол для нее всегда найдется, и зять хороший, душевный человек. Но вот, что она будет там делать? Корректора в совхозе не нужны…

В длинную кошмарную ночь что только не передумала! Мужа вспомнила. Вспомнила, как один раз с ним поссорилась. Ждала-ждала его с работы, а он мало того что запоздал, сильно навеселе явился. Она рассердилась тогда, наговорила ему много обидных слов. А он слушал ее и улыбался. Как сейчас видит: сидит на стуле, опустив руки между колен и смотрит на нее веселыми глазами и улыбается. Тогда выпил он на именинах, а был непьющим.

Утром Нина Николаевна встала с головной болью, ходила из угла в угол и не знала, чем заняться. Потом села за письмо к сыну, увлеклась и очнулась, когда позвонила подчитчица. Она очень обрадовалась девушке, поставила согревать чай. Спросила:

— Тебя кто-нибудь послал? Впрочем, послал, не послал — мне все равно.

— Ох, Нина Николаевна, что делается! — принялась рассказывать подчитчица. — Из типографии звонят, ругаются. Редакторы злые, главный хотел заставить их читать гранки. Заведующий отделом шумит.

— Пусть шумит. Чуть что — корректор виноват. Пусть без корректора попробуют.

— Вы больны, Нина Николаевна? — девушка посмотрела на нее доверчиво, преданно.

Нина Николаевна не могла солгать. Устало закрыла глаза и покачала отрицательно головой.

— А я боялась…

— Что же ты боялась?

— Что вы заболели. Даже сам главный о вас справлялся. — Нина Николаевна ничего не ответила. Ей было сейчас и неудобно перед этой хорошей девушкой, и тепло на душе из-за того, что она нужна, о ней беспокоятся… Главный инженер, конечно, мелкий человек, это ей понятно, однако работа тут при чем? «Я же не автомат, — как бы спорила сама с собой Нина Николаевна. — Я же человек. Нельзя же со мной так обходиться! Я ведь не девчонка…»

Вскипел чайник. Они попили чаю и ни о чем больше не говорили. Когда девушка собралась уходить, Нина Николаевна потянулась за шубкой: решила идти на работу.

Как-то спустя некоторое время после этой истории Нину Николаевну позвали к телефону. Она думала, что спрашивают из типографии. Взяла трубку и обрадовалась: звонил Василий Сергеевич. Она узнала его по голосу сразу.

— Как живете? — спросил он.

— Ничего, — уклончиво ответила Нина Николаевна.

— Не буду вас мучить вопросами. Есть предложение. У меня здесь есть подходящая для вас работа. Подумайте. Буду рад.

— Спасибо.

— Как решите, позвоните, — он назвал ей номер телефона. Она еще раз машинально поблагодарила Василия Сергеевича и повесила трубку. Была очень рада, что Василий Сергеевич не забыл ее.

Она много думала, но не могла ни на что решиться. За четыре года свыклась со всеми, знала все, что ей полагалось знать. У нее была такая чудесная помощница, глядя на которую, Нина Николаевна и сама молодела душой. Потом она спохватилась: надо ж все равно позвонить Василию Сергеевичу. И тут обнаружила: не записала номер телефона, понадеялась на память, а память-то подвела. И это ее даже обрадовало: значит, и звонить не надо, зачем ей менять работу? Из-за главного инженера? Он не в счет, он один такой на весь коллектив. Да к тому же новый начальник принимает дела…

Нина Николаевна созналась своей юной подшефной:

— Я будто после болезни. Но уже выздоравливаю.

Но это было не совсем точно: Нина Николаевна осталась все такой же, какой была.