Бося вознамерился было послушать, а может и посмотреть ход и результат диспута, но навязчивый и непобедимый зов мочеиспускания вынудил его поторопиться. При этом шаг больничного таланта стал короче, но заметно чаще и в целом скорость движения осталась прежней. Однако случилась странная вещь: чем больше приближался Бося к санузлу, тем слабее становились позывы к мочеиспусканию. К тому моменту, когда он начал спускаться в подвал, то уже и не помнил, зачем сюда так спешил.
Медленным шагом он одолевал одну за другой ступени и с каждым шагом воздух становился всё более влажным и тяжёлым. Вентиляции в подвале не было, поэтому, хотя душевые использовались редко, тёплая сырость служила комфортной средой для всякого рода живности – слизняков, мокриц и червей. Последние были белого цвета и больше напоминали аскарид. Стойкий запах мочи вынуждал одних членистоногих сбиваться в клубки по тёмным углам душевых кабинок, а других подвигал к путешествию вверх по стенам, в надежде обрести хотя бы толику свежего воздуха. Однако сил не хватало и они падали вниз, зачастую становясь жертвой безжалостных тапок обитателей лечебницы.
После яркого света наверху, темнота подвала ослепила Босю, и он двигался почти на ощупь. Не помогала даже тусклая лампочка под потолком. Постепенно глаза привыкли и временная слепота отступила.
Больничный феномен подошёл к одному из унитазов, имеющих романтичное название «чаша Генуя» и плотно встал ступнями в соответствующих местах. Приспустил штаны, и в этот момент вдруг услышал строгий возглас: «Алексей Савельевич!» От неожиданности Бося пустил струю. В первый момент он даже не понял, что обращаются именно к нему. Благо, для мочеиспускания уже были сделаны необходимые приготовления, и всё случилось как должно. Непонятно почему, но маска «Тэнгу» – небесной собаки разлилась по его лицу, сменив Тюдзё.
Не имея сил прервать процесс, мужчина насколько смог повернул голову через плечо сначала влево, затем вправо, но никого не увидел. Немедленно после завершения процесса торопливо привёл себя в порядок, шагнул с унитаза и только теперь убедился, что в помещении действительно никого нет. Тем не менее, строгий голос вновь зазвучал с ещё более угрожающими нотками: «Господин Боссель, я к вам сейчас обращаюсь».
От страха Бося присел и вновь метнулся к чаше Генуя теперь уже с намерениями, превосходящими предыдущее действо. Маска Тэнгу мгновенно слетела с его лица, обнажив обычное состояние – панический страх.
Едва он успел вскочить на унитаз, сбросить штаны, как результат превзошёл все ожидания. Причём настолько, что струя воды не смогла справиться со своей задачей, и вмиг потерявшему в весе мужчине, даже пришлось помогать ржавым ершиком. После этой процедуры Бося рванулся к выходу, пытаясь улизнуть, но властный голос вновь нарушил тишину санузла…
9
9 апреля 1917 год (по новому стилю), земля Баден-Вюртемберг, Германия
Поезд резво набирал ход, постукивая колёсами по рельсам. За окном вагона открывалась чудесная пасторальная картина провинциальной жизни Германии, нисколько не напоминающая о том, что где-то далеко ещё бушевала опустошительная мировая война. Паровозик, дымя трубой, натужно вытягивал вагоны на пригорок. Только что состав тронулся от пограничной станции Готтматинген и теперь направлялся транзитом через Франкфурт, Ганновер Берлин к портовому городку Засниц с дальнейшим следованием на пароме в Швецию. Если быть совсем точным, то этот маршрут распространялся только на один неприметный вагон в конце состава, в который только что вошли два офицера германского Генерального штаба – капитан фон Планец и лейтенант Буринг, которые расположились в крайнем к входным дверям, купе. Однако недовольный их присутствием Ульянов провёл поперёк прохода меловую черту, определив её как разграничительную линию между немецкой и российской юрисдикциями. Удивительно, но это установленное правило неукоснительно соблюдалось на протяжении всего пути по территории Германии.
Задача немецких офицеров была достаточно простой, но ответственной – сопровождение тридцати двух человек. Особенность состояла в том, что это были подданные Российской империи, которая в настоящий момент находилась в состоянии войны с Германией. За исключением двоих, которые являлись разведчиками – нелегалами германской разведки. Майор Андрес принял русскую фамилию Рубаков, а майор Эрих стал Егоровым. Присутствие германских офицеров определялось особой ценностью пассажиров противоборствующей стороны для самой Германии.
Для этого официальному представителю революционно настроенной делегации Францу Платтену пришлось составить расписку следующего содержания:
1. Я, Фриц Платтен, сопровождаю за полной своей ответственностью и на свой риск вагон с политическими эмигрантами и беженцами, возвращающимися через Германию в Россию.
2. Сношения с германскими властями и чиновниками ведутся исключительно и только Платтеном. Без его разрешения никто не вправе входить в вагон.
3. За вагоном признается право экстерриториальности. Ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее никакого контроля паспортов или пассажиров не должно производиться.
4. Пассажиры будут приняты в вагон независимо от их взглядов и отношений к вопросу о войне или мире.
5. Платтен берет на себя снабжение пассажиров железнодорожными билетами по ценам нормального тарифа.
6. По возможности, проезд должен быть совершен без перерыва. Никто не должен ни по собственному желанию, ни по приказу покидать вагона. Никаких задержек в пути не должно быть без технической к тому необходимости.
7. Разрешение на проезд дается на основе обмена на германских или австрийских военнопленных или интернированных в России.
8. Посредник и пассажиры принимают на себя обязательство персонально и в частном порядке добиваться у рабочего класса выполнения пункта 7-го.
9. Наивозможно скорое совершение переезда от Швейцарской границы к Шведской, насколько это технически выполнимо.
Берн – Цюрих. 4 апреля (22 марта. Н. М.) 1917 г.
(Подписал) Фриц Платтен
Секретарь Швейцарской Социалистической Партии.
Были также составлены правила проезда по территории Германии, под которыми подписи поставили все пассажиры. Этот документ до сих пор хранится в архивах Германии.
Кроме того, прилагался поимённый список пассажиров
1. Ленин (Ульянов) В.И.
2. Ленина (Крупская) Н.К.
3. Арманд И. Ф.
4. Зиновьев (Радомысльский) Г.Е.
5. Радомысльская (Лилина) З.И. (с сыном 5-ти лет)
6. Поговская Б. Н. (с сыном 4-х лет)
7. Бойцов Н. (Радек К. Б.)
8. Сафаров Г. И.
9. Сафарова-Мартошкина B. C.
10. Усиевич Г. А.
11. Усиевич (Кон) Е.Ф.
12. Гребельская Ф.
13. Константинович А. Е.
14. Мирингоф Е.
15. Мирингоф М.
16. Сковно А. А.
17. Слюсарев Д.
18. Ельчанинов Б.
19. Бриллиант (Сокольников) Г.Я.
20. Харитонов М. М.
21. Розенблюм Д. С.
22. Абрамович А. Е.
23. Шейнесон
24. Цхакая М. Г.
25. Гоберман М. Л.
26. Линде И. А.
27. Айзенхуд
28. Сулиашвили Д. С.
29. Равич С. Н.
30. Рубаков (Андерс)
31. Егоров (Эрих)
Фри́дрих (Фриц) Пла́ттен (нем. Fritz Platten, 8 июля 1883 – 22 апреля 1942) – швейцарский деятель международного социалистического и коммунистического движения. Друг В. И. Ленина. Погиб в лагерях 22 апреля 1942 при невыясненных обстоятельствах. Место захоронения неизвестно. После смерти Сталина был посмертно реабилитирован.
Германские офицеры просмотрели список, поданный им Платтеном, и направились по плацкартам. По пути капитан Планец отдал распоряжение Платтену, чтобы тот утихомирил пассажиров и запретил им подниматься с места до конца проверки. Впрочем, всё ограничилось пересчётом людей. Контроля паспортов и досмотра багажа не было. Более тщательная проверка также была проведена на станции Шафхаузен – месте посадки в поезд. После этого щепетильные офицеры проверили пломбы на трёх дверях вагона. Четвёртую заперли под ответственность старшего команды Платтена, который должен был действовать в соответствии с обязательствами, зафиксированными в расписке.
Меньше часа назад социалисты шумно погрузились в вагон и расселись по местам. После непродолжительной и беззлобной перепалки с Радеком Ленин согласился обосноваться в особом купе, где ему было бы комфортнее работать. Однако это удобство было весьма условным – шутки и смех пассажиров были слышны по всему вагону. Не обошлось и без штофа водочки. Последнее сильно разозлило Владимира Ильича, и только Инессе Арманд удалось утихомирить его гнев. Тем не менее, Ульянов продолжил настаивать, чтобы Ольга Равич, которую он посчитал заводилой, покинула плацкарту, но общими усилиями удалось отстоять и её.
Владимир Ильич вернулся в своё купе. Надежда Константиновна спала. Шум на неё не действовал, она всегда сохраняла спокойствие. Ульянов сел за стол взял перо и попытался писать, но в поезде это оказалось совершенно невозможным делом. Тогда будущий вождь мирового пролетариата прилёг на мягкий диван, взял пачку свежих газет и принялся их просматривать. Наскоро перелистал, бросил их на пол, затем поднял и аккуратно положил на столик. Ему нужны были российские новости. Ульянов давно не был в России.
С изрядной долей справедливости его можно было назвать иностранцем. Из своих сорока семи лет Владимир Ильич семнадцать лет прожил за границей. Иными словами, больше половины сознательной жизни России он не видел. Ленин уже смирился с мыслью, что проживёт всю оставшуюся жизнь в тихой Швейцарии с кружкой пива в одной руке и газетёнкой в другой.
Всем было известно, что претендовавший на первые роли в российском революционном движении, Ульянов первую революцию прозевал. Это сильно раздражало Владимира Ильича, однако, увы, конфуз едва не повторился и в этот раз, и тогда, обозлённый, он был готов на всё лишь бы встать во главе революционных масс.