В 23 часа большевики начали орудийный обстрел дворца из Петропавловской крепости. Из 35 выстрелов только два попали в цель и лишь едва повредили карниз здания. Отряды солдат рабочих и матросов беспрепятственно проникли через тыльные входы и толпой задавили сопротивление, однако, как выяснилось впоследствии, что из числа защитников правительства Керенского погибших было шесть человек. По непроверенным данным три ударницы женского батальона были изнасилованы приверженцами всеобщего равенства, и одна покончила жизнь самоубийством. Среди захватчиков потерь не было.
Вопреки расхожему мнению, Ульянов был настолько возбуждён и охвачен ожиданием известий, что даже не посчитал необходимым появиться на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, который открылся одновременно с выступлением вооружённых отрядов.
Наконец-то, около трёх часов ночи в кабинет ворвался Подвойский и радостно крикнул: «Всё! Зимний наш!». Все, кто был в кабинете вскочили и с ликованием кинулись обниматься. Ленин устало бухнулся на диван, размотал платок, сбросил парик и свои дурацкие очки. Подвойский подскочил к нему и повторил известие: «Ильич, ты слышал? Мы победили!» Ульянов вместо ответа достал из кармана платок и вытер вспотевшую лысину.
Прямо сразу и все вместе революционеры пошли в кабинет, где ожидал известия Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Только после этого Бонч-Бруевич потащил Ульянова к себе на квартиру, отдыхать.
Здесь рушится легенда о пламенном выступлении Ленина на II Всероссийском съезде депутатов. О свержении Временного правительства и захвате власти большевиками объявил Каменев, по иронии судьбы накануне активно возражавший против вооруженного переворота.
После краткого выступления Ульянова в Петросовете, новый глава государства в сопровождении Бонч- Бруевича поздно ночью отправился отдыхать. Соратники уже без особой боязни ехали на фаэтоне «Тюрка- Мери» и сырая погода теперь не казалась им унылой.
Влади́мир Дми́триевич Бонч-Бруе́вич (28 июня [10 июля] 1873, Москва – 14 июля 1955, там же) – российский революционер, большевик, советский партийный и государственный деятель, этнограф, публицист. Ближайший помощник и фактический секретарь В. И. Ленина. Доктор исторических наук.
Авто остановилось возле парадной доходного дома купца Гордеева по Херсонской улице, дом пять, и пассажиры вышли. Через несколько минут они вошли в апартаменты Бонч- Бруевича. Время уже было позднее, и семья будущего управляющего делами Совета народных Комисаров уже спала. Здесь же ночевала и Крупская. Владимир Дмитриевич сразу предложил Ульянову свою комнату.
– Ни в коем случае, – наотрез отказался Владимир Ильич, – Вот здесь будет хорошо, – показал он на узкий диван. Однако Бонч- Бруевич продолжал настаивать:
– Дорогой вы наш, давай-ка, я покажу тебе свои «апартаменты».
После недолгих уговоров Ленин согласился, и Владимир Дмитриевич распахнул дверь в маленькую узкую комнатку больше похожую на келью. Вдоль одной стены стояла аккуратно заправленная кровать, а всю ширину окна занимал письменный стол. Если не считать двух книжных полок на стене, мебели больше не было.
Ульянов сделал пару шагов, погладил рукой письменный стол и хитро посмотрел на хозяина квартиры.
– Я согласен, – произнёс он.
– Ну, вот и ладно, – резюмировал Бонч-Бруевич и продолжил. – Теперь давайте перекусим. День тяжёлый получился.
После короткого ужина Владимир Ильич удалился в хозяйскую келью, а Владимир Дмитриевич прилёг на диван. Ему не спалось. Возбуждение от достигнутой победы не спадало. Бонч-Бруевич встал, проверил все замки и крючки, накинул дверную цепочку. Потом достал два револьвера и поставил их на боевой взвод. Один револьвер положил под подушку, а второй на пол возле дивана.
Эта была лишь первая ночь после триумфа, и всякое могло случиться. Владимир Дмитриевич крупными цифрами написал на листке бумаги все номера телефонов товарищей, Смольного и районных Советов депутатов, чтобы в случае чего, не забыть впопыхах. Благо в квартире стоял телефонный аппарат. Наконец погасил лампочку и лёг.
Ленин ещё раньше выключил лампочку в своей комнате. Бонч-Бруевич уже начал было засыпать, как под дверью комнаты Ульянова вдруг блеснул свет. Ему тоже не спалось.
Владимир Ильич еле слышно на цыпочках подошел к столу и сел. Потом зажёг, в последствии, знаменитую зелёную лампу, придвинул к себе чистый листок бумаги, макнул перо в чернильницу и начал писать.
Писал он долго. Что-то перечёркивал, делал выписки, правил и наконец принялся переписывать набело. Потушил лампу, встал из-за стола, неслышно прошёл к кровати и лег. За окном серело ранее и хмурое петроградское утро.
Когда Бонч-Бруевич проснулся, его домашние и Крупская уже бодрствовали. Владимир Дмитриевич предупредил всех, чтобы вели себя потише, однако Ленин, хоть его ещё никто не ждал, появился на кухне; бодрый и весёлый он радостно поздравлял всех «с первым днём социалистической революции».
Завтракали скромно: крепкий чай, кусковой сахар, свежий сыр, французская булка с маслом и домашнее варенье. Надежда Константиновна приняла на себя роль хозяйки и взялась разливать по стаканам кипяток.
Владимир Ильич воспользовался паузой и достал из кармана сложенный вчетверо листок. Развернул его и стал читать: «Самое справедливое разрешение земельного вопроса должно быть таково: Первое. Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду, либо в залог, ни каким либо другим способом отчуждаема. Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т. д. отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней. За пострадавшими от имущественного переворота признаётся лишь право на общественную поддержку на время необходимое для приспособления к новым условиям…»
Надежда Константиновна осторожно поставила чайник и присела рядом Владимиром Ильичом. К завтраку никто не приступал – все внимательно слушали первый документ Советского государства.
«Вся земля, по её отчуждении, поступает в общенародный земельный фонд. Распределением её между трудящимися заведуют местные и центральные самоуправления», – продолжал читать Ленин в полной тишине. Только Надежда Константиновна позволила себе неслышно нарезать сыр тонкими ломтиками и поставить тарелку на середину стола.
«…Если в отдельных местностях наличный земельный фонд окажется недостаточен для удовлетворения всего местного населения, то избыток населения подлежит переселению. Организацию переселения, равно как и расходы по переселению и снабжению инвентарем и проч. должно взять на себя государство.
Переселение производится в следующем порядке: желающие безземельные крестьяне, затем порочные члены общин, дезертиры и прочие. И наконец по жребию или по соглашению… – Ульянов прочитал ещё несколько положений декрета и завершил чтение особо чеканя каждое слово, – И последнее: земли рядов крестьян и рядовых казаков не конфискуются».
За столом раздались жидкие аплодисменты. Окружающим хотелось поддержать автора, но прокомментировать декрет они не могли, поэтому выразили своё отношение именно так.
В эту первую же, революционную, ночь была ликвидирована частная собственность на землю, а фактически её распорядителем, опосредованно становился новый глава государства – Владимир Ильич Ленин.
15
Кабинет главного врача
Алексей Савельевич сидел за письменным столом, глубоко откинувшись в кожаном кресле, и улыбался. Глаза его были закрыты. Этот миг блаженства от наконец достигнутой цели являлся всего лишь перерывом в работе. До утра Босселю предстояло сделать много дел.
Несколько часов назад его внесли сюда на руках больниционеры, оказав ему доверие – управлять лечебницей. Алексей Савельевич первый раз оказался на третьем этаже, куда вход больным был строго запрещён.
Светлые коридоры были добротно, но без роскоши отделаны и покрашены в персиковые тона, а пол – выложен лакированным паркетом, идеально чистые окна открывали взору руководства красивый вид на сосновый бор и чистые пруды вдалеке. Часть окон выходила во внутренний дворик, и аромат сирени врывался сквозь распахнутые форточки. Со вкусом подобранные шторы добавляли уюта коридорам и холлам. Удобная мебель и обилие цветов благоволили спокойствию и комфорту. Время от времени едва слышно работали кондиционеры, поддерживая приятную температуру. Несколько огромных аквариумов с декоративными акулами радовали глаз.
Теперь на входе дежурили вооружённые больниционеры – самые преданные и надёжные. Третий этаж стал для посторонних совсем недосягаемым. Начальник охраны остался при своей должности, но теперь с ним постоянно находился Полковник. Куроедов оказался у него в прямом подчинении.
Боссель вдруг встрепенулся, открыл глаза и приподнялся, но только для того, чтобы нажать кнопку вызова дежурного в приёмной. Он с трудом сориентировался в пульте, ткнул в него пальцем и расслабленно упал обратно в кресло. Едва Алексей Савельевич успел надеть маску «Эбису» – бога счастья, как дверь распахнулась, и вошёл незнакомый ему больниционер.
Новый хозяин кабинета, поднялся с места, вышел из-за стола, порывисто пошёл навстречу к вошедшему. По-приятельски протянул ему руку и, проявляя крайнюю заинтересованность, участливо спросил:
– Ну что, товарищ? Как дела у вас? Всё в порядке? – и получив положительный ответ, продолжил: – Любезный, пригласите ко мне сию же минуту Сергея Ильича.
После того, как посыльный удалился, Боссель распахнул сейф и с шумом вывалил на пол всё содержимое. То, что он искал, в куче чужих вещей не оказалось, и Алексей Савельевич сдвинул её башмаком в проход между письменным столом и книжным шкафом. С недовольным бурчанием Боссель продолжил поиски.
Затем Верховый целитель повернулся к письменному столу Новый хозяин поочередно выдвигал ящики и высыпал содержимое на пол. Через минуту в опрятном и аккуратном помещении воцарился полный беспорядок: ручки, карандаши раскатились по полу, исписанные листки бумаги разлетелись по углам, канцелярские принадлежности и медицинские брошюры валялись под столом.