Несмотря на то, что Уншлихт говорил довольно быстро, Ульянов успевал все записывать.
– Это вы ловко придумали, что они соглашаются за свой счёт уезжать, – восторженно произнес Владимир Ильич. На это Иосиф Станиславович самодовольно заметил:
– Так после Бутырки они готовы даже приплачивать, лишь бы спасти свою шкуру. Этих мерзавцев расстреливать надо.
Уншлихт знал отношение Председателя совнаркома к работникам умственного труда и не стеснялся в выражениях, стараясь угодить начальнику.
Ио́сиф (Юзеф) Станисла́вович У́ншлихт (19 (31) декабря 1879, Млава, Плоцкая губерния – 29 июля 1938, полигон «Коммунарка», Московская область) – партийный деятель СДКПиЛ и ВКП(б), один из создателей советских органов государственной безопасности.
В ответ Ленин заразительно рассмеялся и, вежливо распрощавшись, положил трубку. Как вспоминали современники Ульянова, смех его действительно был заразительным, но иногда он казался не веселым, а скорее, сатанинским и злорадным. Особенно когда шутка казалась смешной только ему.
По мере того, как Ульянов втягивался в работу, тревожные мысли о собственном здоровье покидали его, и настроение становилось бодрее. Владимир Ильич начал писать. Временами он останавливался, грыз перьевую ручку и что-то напряжённо обдумывал. Затем продолжал писать. Он готовился к разговору с Председателем ГПУ Дзержинским, появление которого ожидалось с минуты на минуту.
Лишь однажды Крупская отвлекла его от работы. Она неслышно появилась со стопкой заказанных Лениным книг, положила их на дальний край стола, накрытого красной скатертью с кистями и предназначенного для посетителей, и внимательно посмотрела на мужа. Тот глянул на неё отсутствующим взглядом, рассеянно кивнул головой и вновь углубился в работу.
Надежда Константиновна ещё несколько мгновений пристально понаблюдала за мужем, потом поднесла книги поближе и, убедившись, что супруг чувствует себя вполне нормально, так же тихо, как и вошла, покинула кабинет.
Наконец Ульянов выпрямился, аккуратно положил перо на малахитовый прибор, поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по кабинету. Рассеянно переложил книги на своём столе и подошёл к окну.
Предложения по активизации высылки были готовы. На фронте очищения рядов интеллигенции предстояло ещё много работы. По мнению вождя пролетариата, работа в этом направлении велась медленно, а он был сторонником более жёстких и решительных мер.
Коротко брякнул аппарат внутренней связи, Ульянов быстро поднял трубку и услышал голос Надежды Константиновны:
– Феликс приехал.
– Очень хорошо. Немедленно проси.
В ожидании руководителя ГПУ Ленин ходил по кабинету, энергично потирая руки. Дверь без стука отворилась, и вошел Дзержинский. Владимир Ильич бросился к нему, подхватил под руку и энергично потянул к столу. Потом, сделав широкий жест, с поклоном указал ладонью на большое кожаное кресло для посетителей, а сам уселся в точно такое же напротив.
Фе́ликс Эдму́ндович Дзержи́нский (польск. Feliks Dzierżyński) Желе́зный Фе́ликс, ФД, подпольные псевдонимы: Я́цек, Я́куб, Переплётчик, Фра́нек, Астроно́м, Ю́зеф, Дома́нский; 30 августа [11 сентября] 1877 год, родовое имение Дзержиново, Ошмянский уезд, Виленская губерния, Россия – 20 июля 1926 года, Москва, СССР) – российский революционер польского происхождения, советский политический деятель, глава ряда наркоматов, основатель и глава ВЧК.
Пока Председатель ГПУ выкладывал из папки бумаги, Ленин приподнялся и взял со своего стола листок, на котором только что записывал данные продиктованные ему Уншлихтом.
– Нуте-с, докладывайте, – нетерпеливо произнёс Владимир Ильич. Дзержинский знал тему разговора и без предисловий начал зачитывать фамилии задержанных. Ленин хитро посмотрел на Феликса Эдмундовича, подхватил свой листок, поднялся с кресла и принялся быстро расхаживать по кабинету.
Начальник ГПУ читал фамилии, иногда комментировал или давал характеристику личности некоторых запланированных к высылке литераторов, историков, философов. Ульянов остановился, потом подошёл к посетителю, наклонился над ним и, заложив одну руку за спину, другой потряс своим листком перед носом Дзержинского и громко произнёс:
– Не трудитесь! У меня эти данные давно есть!
Бросил листок на стол и захохотал. В этот раз его смех не был ни сатанинским, ни весёлым, но в нём явно прослеживались издевательские нотки.
Феликс Эдмундович сконфузился и, чтобы скрыть своё состояние, закашлялся. Постепенно его натужный кашель усилился и стал неконтролируемым. Дзержинский потянулся за платком, затем прижав его к губам, едва справился с приступом.
Владимир Ильич, тем временем, схватил телефонную трубку и велел телефонистке немедленно принести два стакана крепкого чая с лимоном. Когда Феликс Эдмундович поборол приступ кашля, Ленин дружески потрепал его по плечу и произнёс примирительным тоном:
– Ну-ну, батенька, ваши данные мне очень нужны, ведь у меня нет пофамильных списков, а мне бы хотелось подумать над каждой кандидатурой отщепенцев. Кстати, как идёт работа комиссии по пересмотру? Вы ведь там председательствуете?
Председатель Совнаркома вновь лукавил: часть списков он уже получил, но это были данные трёхнедельной давности.
– Да, Владимир Ильич, последнее заседание третьего дня было, то есть тридцать первого августа.
– И что решили?
– Всего девятнадцать человек пока решено оставить. Девять по Питеру, десять по Москве. Из особо значимых – управделами академии наук Савич.
– Так-так-так. – скороговоркой произнёс Ульянов, вытащил из-под руки Дзержинского список, быстро просмотрел его и положил уже себе на стол.
– Я его себе оставляю.
– Так я всё вам приготовил, – подтвердил Феликс Эдмундович, аккуратно сложил оставшиеся листки вместе и передал Ленину. Владимир Ильич принял документы, не глядя, положил их на стол, поднялся и принялся шагать по кабинету. Левой рукой он ухватил себя за бороду, а правая плетью висела вдоль тела. Некоторое время Ульянов расхаживал молча, пытаясь сосредоточиться. Затем начал говорить:
– Во-первых, у нас здесь творится полный хаос с людьми. Надо найти хорошего и жесткого руководителя этому делу. Второе. Разберите весь этот интеллигентский материал по группам: литераторы – беллетристы, публицисты и так далее; экономисты – финансисты, топливники, транспортники, торговля и так далее; профессора и преподаватели. Техники отдельной группой. Далее сами сообразите.
Чем дольше Ленин говорил, тем энергичнее становились его движения. Теперь он уже яростно жестикулировал и левой, и правой рукой, ускоряя шаг. Дзержинский быстро записывал основные тезисы речи председателя Совнаркома. Несмотря на то, что всё, что озвучивал Владимир Ильич, у него было записано на листке, Ульянов это точно воспроизводил по памяти.
– Сведения должны собираться всеми отделами и стекаться в одно место. К тем, кто работает по интеллигенции. Подберите руководителя, – повторился Ульянов и горячо продолжил. – На каждого должно быть заведено дело. Создайте точную картотеку. Каждый подвид должны прорабатывать компетентные люди, специалисты соответственно квалификации изучаемого человека. Необходимо сделать так, чтобы заключение было точное и безошибочное.
Активно подключайте своих работников. Некоторые спецы могут понадобиться…до поры. Имейте ввиду, что высылка не самоцель, а лишь устранение уязвимых мест советской власти. Всё, что угрожает рабоче-крестьянскому государству должно быть либо уничтожено, либо выдворено за пределы.
Врачи это отдельный и архиважный вопрос. Этих высылать только в крайнем случае, а лучше вразумлять всеми доступными способами. Они должны принять участие в купировании эпидемий. Пусть пишут добровольные заявления для отправки их в опасные места, голодающие регионы.
Тех, кто не пожелает – в Бутырку. Пусть там пишут заявления. Эта интеллигентская каловая масса должна принести практическую пользу. Это вам не философы. Философствовать мы и сами сумеем. Ведь так? – переспросил Ульянов собеседника и засмеялся. Дзержинский, не отрываясь от письма, кивнул головой.
Владимир Ильич закончил говорить, уселся на кожаный диван, вытащил платок и вытер вспотевшую от напряжения лысину. Тихо вошла Крупская с подносом, на котором стояли два стакана чая в серебряных подстаканниках. Один из них сразу подала Ленину, а другой поставила перед Дзержинским, который всё ещё продолжал писать.
Надежда Константиновна забрала полупустой стакан с остывшим чаем, принесённым давеча, и тихо удалилась.
Ульянов по-прежнему сидел на диване нога на ногу и шумно прихлёбывал чай, ожидая пока Феликс Эдмундович окончит писать. Наконец тот положил перо и с удовольствием враз отпил почти половину стакана чая, вытащил ложкой дольку лимона и с наслаждением впился в сырую мякоть. Отправил её в рот целиком и, не прожевав до конца, невнятно спросил:
– Владимир Ильич, а может нам их расстреливать?
– Ни в коем случае, – уверенно возразил Ленин, хотя не более часа назад изъявлял то же самое желание в разговоре с Зиновьевым.
– Зато не будет проблем с отправкой, – аргументировал председатель ГПУ.
– Во-первых, мы должны соблюсти лицо советской власти – у нас же инокорреспонденты работают. Да и вроде пока не за что…теперь вот ещё что…как идет борьба с поповством? Вот кого вешать надо, причём показательно и, чем больше, тем лучше, – допивая чай, спокойно произнёс Ульянов и поднялся с дивана, чтобы пересесть за свой рабочий стол.
– Люди сопротивляются, Владимир Ильич. Бунты устраивают возле храмов при изъятии. В Богоявленском Дорогомиловского района драка была. Весной ещё…
– Я почему не знаю?
– Вы болели, Владимир Ильич, – ответил Дзержинский
– И часто так?
– Особенно в провинциях продолжают бунтовать.
– Где? В каких? Кто именно организует? Попы?
– Владимир Ильич, я сейчас не готов к такому разговору, – извинился Дзержинский и пояснил, – документы остались в кабинете. К тому же не совсем свежие данные. Я приготовлюсь и вам телефонирую.