Раздался требовательный стук в дверь. К этому моменту Меркуров уже был готов. Достаточно оставалось только застегнуть полушубок. На улице его ждал незнакомец в кожаной тужурке. Автомобиля Сергей Дмитриевич не увидел, но не успел задать вопрос, как мужчина пояснил, что проехать не удалось. Пришлось идти по заметённой дороге, прикрывая мерлушковым воротником лицо от пронизывающего ветра. Несколько минут шагали, увязая в сугробах. Наконец за поворотом Меркуров увидел свет фар.
В автомобиле тоже было холодно. Ночные улицы столицы встретили скульптора и его сопровождающего неласково. Лишь в двух окнах здания Моссовета горел свет. Пустынные коридоры, мёртвые комнаты, тусклые дежурные лампочки, тишина производили тягостное впечатление. Сергей Дмитриевич невольно поёжился.
Меркурова провели в большую и ярко освещенную комнату. В дальнем углу за столом сидели два, вооружённых револьверами, человека. Увидев гостя, они одновременно поднялись со стульев и пошли ему навстречу. Поочередно протянули руки для приветствия.
Сопровождавший скульптора мужчина в кожанке указал на них пальцем и строго произнёс:
– Поедешь с ними.
– Куда? – взволнованно спросил Меркуров и покосился на револьверы. Сопровождавший незнакомец мрачно осклабился и сказал:
– А туда, куда надо. Приедешь и узнаешь. Автомобиль подан. Я прощаюсь.
– Итак, до завтра? – вопросительным тоном едва вымолвил Сергей Дмитриевич, но ответа не последовало. Тем же путём вернулись обратно, но уселись уже в другой автомобиль. Меркуров оказался посредине, а по бокам уселись двое в кожанках. То ли от ужаса, то ли от непогоды, Сергей Дмитриевич окончательно продрог. Машина ехала по Замоскворечью. Томясь в тревожных предчувствиях, скульптор внимательно следил за дорогой.
Авто остановилось возле Павелецкого вокзала. Их встретили человек десять в штатском. Под пальто сопровождавших Меркуров заметил военную форму. Мелькнула мысль: «Если бы дело касалось лично моей персоны, то хватило бы двух – трёх человек». На душе сразу стало легче и спокойнее, но мысли продолжали путаться в догадках.
Один из незнакомцев подошёл к Меркурову и накинул поверх полушубка ещё и шинель. Заботливо поправил и пояснил: «Вам довольно долго придётся ехать в автодрезине, можете замёрзнуть».
Потом все спустились с платформы и долго шли по путям. Наконец появился чёрный силуэт автодрезины. Первым поднялся один из сопровождавших и протянул Сергею Дмитриевичу руку. Скульптор с его помощью взобрался внутрь и сел на жесткое коленкоровое сиденье. По бокам вновь оказались вооружённые незнакомцы.
Заурчал дизель, и дрезина резко тронулась с места. По сторонам мелькали огни, полуосвещенные полустанки, зелёные огни семафоров. Мелкая пороша билась в стекла. Тьма и холод. Перестук колёс, тарахтенье двигателя, запах солярки. Примерно через час дребезжащее транспортное средство со скрежетом затормозило и остановилось.
Мужчины с трудом выбрались из дрезины. На завывающем ветру раскачивалась тусклая лампочка, чуть освещая небольшой пятачок дощатого настила платформы, едва запорошенного снегом. Сопровождающие незнакомцы принялись ходить туда и сюда, пытаясь согреться. Меркуров стоял, уткнув нос в воротник полушубка и закутавшись в шинель. В конце концов, он не выдержал:
– Товарищи, а дальше что?
– Не знаю, – отозвался один из них и, постукивая нога о ногу, пояснил, – нам приказано доставить вас сюда. Больше ничего не знаем.
Первый испуг прошел, и Сергей Дмитриевич постепенно начал успокаиваться. Со стороны леса раздалось фырканье лошади и скрип полозьев. Внезапно из темноты выскользнули сани.
– Эй, товарищи! – послышался крик извозчика: – Давайте сюда вашего скульптора!
Меркуров сбросил шинель на руки ближайшего мужчины в кожанке, неловко спрыгнул с платформы, потом кое-как уселся в розвальни. «Но!» – взмахнул вожжами извозчик, и лошадь резво тронулась с места. «Попонкой там прикройтесь, господин-товарищ-барин! – пытаясь перекричать шум ветра, крикнул мужик и ещё раз взмахнул вожжами.
Долго ехали по тёмной заметённой снегом дороге. Шумели деревья, свистел ветер. Мглистое небо. Размытая луна. Чёрные силуэты кустарника, по обеим сторонам занесенного пути, склонялись к саням. Сергей Дмитриевич озирался вокруг и, чтобы заглушить страх начал декламировать: «Мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна освещает снег колючий; мутно небо, ночь мутна».
Вдали стали видны освещённые ворота. «Мчатся бесы, рой за роем в беспредельной вышине…», – недоговорил Меркуров и умолк. Возле будки топтался часовой в длинном тулупе. Не задавая излишних вопросов, едва не наступая на полы, он открыл ворота. Сани плавно въехали на главную аллею. Впереди темнел мрачный силуэт большого дома с колоннадой. Только теперь Меркуров узнал усадьбу Горки, где в последнее время жил Ленин.
Ужасная догадка осенила Сергея Дмитриевича, но он тут же постарался от неё избавиться. Ведь только вчера скульптор справлялся о здоровье Ильича у Склянского, заместителя Троцкого. Ответ был более чем оптимистичный: «Возили на охоту».
Сани остановились у самого входа. Ветер внезапно стих. Меркуров с трудом вылез и направился к парадному. Внутри было темно, тепло и совершенно тихо. Если, кто и говорил, то вполголоса.
Пока Сергей Дмитриевич снимал верхнюю одежду, охранник крутанул ручку телефонного аппарата и, прикрыв микрофон рукой, негромко сказал: «Меркуров прибыл». Внимательно выслушал ответ, повесил трубку и обратился к скульптору: «Пройдемте со мной».
Охранник провёл Меркурова в полутёмную комнату, предложил присесть в мягкое кресло. Скульптор уютно расположился в нём и с наслаждением прикрыл глаза. Ждать долго не пришлось. Дверь открылась, и яркий свет ударил в глаза. В проёме Меркуров увидел два женских силуэта. «Сергей Дмитриевич, пройдите сюда», – услышал он знакомый голос Надежды Константиновны, быстро поднялся и вошёл в зал.
То, что он там увидел, повергло его в шок. На двух придвинутых друг к другу столах, покрытых клеёнкой, лежал мертвый Ульянов. В изголовье стояла задавленная горем Крупская. Она пыталась крепиться, но это давалось ей с трудом. У противоположной стены, в тёмном проёме дверей, стояла окаменевшая Мария Ильинична.
Надежда Константиновна тихо произнесла, едва сдерживая слёзы: «Да, вы собирались лепить бюст Владимира Ильича…ему всё некогда было позировать…вот теперь…маску».
Меркурова бросило в жар. Он, как заворожённый, неотрывно смотрел на мёртвое тело. Охранник взял его за плечи и повернул к стене, где на столе лежало всё необходимое для работы. «Да-да, я сейчас», – промолвил скульптор и приступил к работе.
Чтобы было лучше снять маску, Сергей Дмитриевич решил поправить голову Ленина. Он осторожно просунул пальцы под уши к затылку, чтобы удобнее взять за шею. Затылок и шея были ещё тёплыми. Вдруг Меркуров резко отдёрнул руки. Артерия пульсировала!
– Что? – встревожено спросил охранник.
– Уведите, Надежду Константиновну, – испуганно попросил скульптор. Это немедленно было исполнено.
– Так что? – опять спросил начальник охраны Пакалн.
– Кто констатировал смерть? – спросил скульптор.
– Врачи.
– А сейчас есть здесь кто-нибудь из них?
– Да, а что случилось? – не выдержав, воскликнул охранник.
– Позовите кого-нибудь, – чужим голосом произнес Меркуров. Тут же пригласили врача. Вошёл профессор Осипов.
– Что случилось? – спросил он.
– Товарищ, у Владимира Ильича пульсирует артерия, – с ужасом констатировал Сергей Дмитриевич, указал пальцем и пояснил: – Вот здесь, ниже уха.
Профессор хладнокровно пощупал пульс. Затем откинул край тюфяка, взял за руку Меркурова и прижал его пальцы к холодной поверхности стола.
– Товарищ, нельзя так волноваться. Пульсирует не сонная артерия, а ваши пальцы. Будьте спокойны. Вам предстоит очень ответственная работа, – ровно произнёс Осипов и несколько раз кивнул головой. Эти слова привели скульптора в чувство, и он продолжил работу.
Мария Ильинична, казалось, безучастно наблюдала за происходящим. Она по-прежнему неподвижно стояла в тёмном проеме и лишь плечом прислонилась к косяку. Крупскую решили больше не приглашать.
Вначале Сергей Дмитриевич тщательно обмазал лицо покойника стеариновой смазкой, а затем гипсом, стараясь захватить как можно большую поверхность. Это ему почти удалось. Не зафиксированной осталась только часть затылка, лежащая на подушке. Теперь зрелище стало ещё более ужасным – вместо лица бесформенный кусок серого гипса. Мария Ильинична за время работы ни разу не вздрогнула. Лишь застывший взгляд выдавал сильное психическое напряжение сестры Ленина.
К четырём часам утра работа была закончена. Меркуров сделал также и слепки рук. Такое он практиковал нечасто, но это был, несомненно, особый случай. В комнату вошла группа врачей. На том столе, что раньше отводился для гипса, начали раскладывать медицинские инструменты для вскрытия. Доктора деловито готовились к неприятной, но столь необходимой процедуре.
Пакалн поторопил скульптора и тот, бросив прощальный взгляд на тело вождя мирового пролетариата, вышел. Марию Ильиничну тоже увели. Однако приготовления врачей заняли достаточно продолжительное время. Собственно вскрытие, согласно документу, по неизвестным причинам началось только 11–15 утра и закончилось в четвёртом часу пополудни.
В истории от этого человека остались только кадры короткой кинохроники, субъективные портреты, множество монументов, одинаковых памятников, и лишь всего один, истинный и объективный образ – посмертная маска. Холодный гипс на века запечатлел мученическое выражение лица Ульянова. Если считать, что момент смерти есть начало загробной жизни, то для Ленина таковая должна была стать очень печальной.
Главная трагедия Ульянова, как личности мирового масштаба и лидера государства, заключалась не только в том, что он, подчиняясь обстоятельствам, принимал жестокие решения, но и в том, что на него легла полная ответственность за все кровавые поступки его ближайших соратников, которые остались в тени ист