— Теперь ты спасена, — без всякого выражения сказал Дантан.
— Да. Я могу вернуться.
— И ты сделаешь это?
— Конечно.
— Мы похожи больше, чем ты предполагала.
Она перевела взгляд на многоцветную завесу экрана.
— Это правда, хотя и не совсем, Дантан.
— Я люблю тебя… Квиана, — впервые он назвал ее по имени.
Они замерли. Минута за минутой в тишине ускользали прочь.
— Твои преследователи близко, — заговорила Квиана таким тоном, словно не слышала его последних слов. — Я уже некоторое время прислушиваюсь к ним. Они пытаются пробиться в шахту.
Он сжал ее руку.
— Останься. Или позволь мне уйти в твой мир с тобой.
— Ты не сможешь жить там без защитного костюма.
— Тогда останься ты.
Квиана отвернулась, пытаясь спрятать боль во взгляде. Дантан хотел снять шлем, но она снова остановила его движением руки.
— Не делай этого.
— Почему?
Вместо ответа она поманила его за собой, шагнула в шахту и начала быстро подниматься по колышкам к поверхности, где Красноголовые продолжали колотить в дверь. Дантан последовал за ней.
Она бросила через плечо:
— Мы принадлежим к двум разным мирам. Смотри… но будь осторожен.
Она дотронулась до замка, и дверь скользнула вниз и в сторону.
Красноголовые мгновенно отскочили на безопасное расстояние. Они, конечно, не знали, что Дантан безоружен. Он попытался втащить Квиану обратно, но она ускользнула и легко выбралась из шахты в прохладу серого марсианского утра.
Забыв о ее предостережении, он подтянулся, собираясь последовать за ней. И замер, едва просунув наружу голову и плечи. Потому что Красноголовые валились на землю один за другим; никаких ран или отметин на них не было, но они падали…
Вот и последний из них замер навсегда, а Квиана так и не сделала ни малейшего движения. Дантан вылез наружу, не оглядываясь на девушку, подошел к ближайшему телу и перевернул его. Так и есть — никаких следов. Но тем не менее Красноголовый был мертв.
— Вот почему ты должен носить защитный костюм, — сказала она. — Мы принадлежим к разным мирам, ты и я.
Он обнял ее… но жесткий защитный костюм не позволил ощутить мягкую упругость ее тела. И эта преграда всегда будет стоять между ними. Дантан не мог даже поцеловать ее… снова. Последний раз он целовал губы, так похожие на губы Квианы, много лет назад, и больше этому не бывать никогда.
— Ты не можешь снова уйти, — сказал он хриплым, срывающимся голосом. — Мы принадлежим к одному миру… неважно какому… неважно как… Ты не чужая для меня, Квиана!
Когда она подняла на него взгляд, ее глаза были полны тревоги. Она покачала головой и спросила, с сожалением в голосе:
— Думаешь, я не знаю, почему ты сражался за меня, Дантан? И тебе не приходило в голову задуматься, почему Санфел пошел на такой большой риск ради меня?
Он смотрел на нее, мысли вихрем проносились в голове. Он почти боялся услышать то, что она скажет дальше. Он не хотел этого слышать. Однако она неумолимо продолжала:
— Я обманула тебя, Дантан. И обманула Санфела вчера… тысячу лет назад. Мне крайне нужна была помощь, видишь ли. Но я понимала, что ни один человек не станет сражаться за совершенно чужое ему существо.
Обтянутыми перчатками руками он крепко прижимал ее к себе, однако чувствовал лишь, что обнимает нечто твердое, а не то, каким на самом деле было ее тело. Он хотел прервать ее, но она торопливо говорила:
— У меня нет возможности понять, какой ты воспринимаешь меня, Дантан. Не знала я и кем видит меня Санфел. Для каждого из вас я приняла тот облик, который непременно заставил бы вас откликнуться на призыв о помощи. Я могу достаточно глубоко проникнуть в твое сознание… и извлечь оттуда образ, прочнее всего врезавшийся в твою память. Однако настоящая я… совсем другая. Ты никогда не узнаешь, как я выгляжу. — Квиана вздохнула. — Ты храбрый человек, Дантан. Я даже и представить себе не могла, что чужеземец может быть таким храбрым, таким сильным. Хотелось бы мне… Я спрашиваю себя… Ох, позволь мне уйти! Позволь мне уйти!
С внезапной горячностью она вырвалась из его объятий и отвернулась, чтобы он не мог видеть ее глаз. Не оглядываясь, склонилась над шахтой, ступила на верхние колышки и спустя мгновение исчезла.
Дантан замер в ожидании. Услышал приглушенное звяканье колокольчика, донесшееся как будто из другого мира, и понял, что в древней лаборатории у него под ногами больше никого нет.
Он тщательно закрыл дверь и забросал ее землей, но не стал помечать место. Над обрывистым склоном ущелья всходило тусклое красное солнце. Дантан зашагал в направлении далекой пещеры, где спрятал свой корабль. Она находилась на расстоянии многих миль, но он знал, что никого, кто мог бы его остановить, не осталось.
Он ни разу не оглянулся назад.
ПРОМАШКА ВЫШЛАПеревод Б. Жужунавы
У нас, в городке Гуаймас, есть свое чудо. Правда, лишь те, кто видел его собственными глазами, верят, что это действительно чудо. Вот почему ни в одной газете пока не появилось ни словечка. К фотографиям отнеслись скептически. Решили, что это подделка. Никто за пределами Гуаймаса — и Пуэбло Пекуэньо — не воспринял их как доказательство.
И все же однажды наступит день, когда корреспондент журнала «Лайф» сумеет убедить свое нью-йоркское начальство, что он не пьян. Однажды наступит день, когда какой-нибудь адмирал, или физик, или конгрессмен окажется в нужное время в нужном месте. Тогда вы услышите о том, что за чудеса творятся в Гуаймасе — и, конечно, в Пуэбло Пекуэньо. Однако что бы ни появилось в печати, там никогда не напишут, как все началось. Бессовестный делец Том Диллон вряд ли станет рассказывать об этом, а Тио Игнасио, хоть и болтун, порой не прочь приврать.
Все началось одним солнечным утром в Нижней Калифорнии…
— Эти креветки полетят отсюда прямо на рынок, — уверенно заявил Диллон, обращаясь к brujo.
Brujo, то есть колдун, перевел взгляд на восток, где искрился в лучах солнца Калифорнийский залив. Никаких летающих креветок в воздухе не наблюдалось. Несколько жителей деревни бродили с сетями по берегу, без особой надежды разыскивая креветок, благодаря которым крошечная деревушка Пуэбло Пекуэньо приобрела некоторую, пусть и скромную, известность. Вот вроде бы летучая рыба на мгновение выскочила из родной стихии и тут же ушла обратно в воду… А может, показалось — уж больно далеко…
— Мне не терпится взглянуть на это, — отозвался Тио Игнасио. — Даже такой старый чародей, как я, дрожит от возбуждения, как мальчишка, когда выпадает редкий случай быть свидетелем волшебства, какого мир еще не видел.
Диллон подавил желание хорошенько пнуть старого колдуна, чтобы тот сам полетел — с утеса прямиком в залив. Вместо этого он вежливо произнес:
— Должно быть, я недостаточно ясно выразился.
— Что ты, что ты, это у меня с мозгами плохо, — сказал Тио Игнасио. — Я подумал — конечно, я подумал неправильно, — что ты собираешься доставлять los camarónes grandes по воздуху.
— Нет, все правильно, — ответил Диллон. — Вот почему мой самолет — моя летающая машина — ожидает вон там, на той столовой горе. Завтра, если все пойдет хорошо, мы погрузим недельный улов креветок в этот самолет, и они полетят в Гуаймас.
— Воистину настало время чудес, — отозвался Тио Игнасио. — Можно предложить тебе глоток вина?
— Спасибо… Так вот, есть лишь одна маленькая трудность. Жители Пуэбло Пекуэньо отказываются продавать мне креветок. Говорят, что в базарный день Фелипе Ортега всегда отвозит их улов в Санта-Росалию, что на другом берегу полуострова. А завтра как раз базарный день. Нужно сделать так, чтобы Фелипе не смог добраться до Санта-Росалии.
Оба задумчиво посмотрели туда, где дорога, на которой в дождливую погоду свиньи утопали в грязи по уши, тянулась на север от Пуэбло Пекуэньо к Санта-Росалии.
Тио Игнасио ждал.
— Как я понимаю, ты обладаешь магической силой, — продолжал Том Диллон. — Если бы мне удалось уговорить тебя наслать Ьгщепа на Фелипе Ортегу…
— Ты хочешь, чтобы я наложил заклятие на собственного племянника?
— Я надеялся, что ты окажешь мне любезность и примешь небольшой подарок.
Тио Игнасио вздохнул.
— Очень жаль. Попроси ты о чем-нибудь другом, сеньор, я охотно исполнил бы твое желание. Но тут я ничего поделать не могу. К несчастью, мой племянник невосприимчив к заклятиям.
— Говоря о маленьком подарке, я имел в виду…
— Ох, да я не об этом, — перебил его колдун. — Я не торгуюсь. По крайней мере, пока. Тут такое дело. В детстве Фелипе был очень противным мальчишкой. И однажды я его наказал — уж не помню, за что именно, — я наложил на него заклятие. Может, меня раздражало его вечное нытье. Он был такой маленький, хилый… Не то что сейчас — большой, сильный молодой мужчина. И все из-за меня.
Диллон смотрел на него с вежливым недоумением.
— Да заклятие оказалось слишком слабым, — пояснил Тио Игнасио. — Такое иногда случается. Совсем слабенькое заклятие, не страшное. Фелипе был маленьким заморышем, а потом вдруг — раз! — и стал большим и здоровым парнем. Ну, не таким большим, как сейчас, конечно. Ему тогда было всего шесть лет. Однако из болезненного, вечно хныкающего малыша он неожиданно превратился в крупного, орущего благим матом детину. И потом никакое мое заклятие его не брало. Что-то вроде того, когда приходит доктор и царапает детей. Они как бы слегка заболевают, а потом у них не бывает оспы.
— Понятно, — сказал Диллон. — Мы называем это прививкой.
На этом разговор прервался. Мужчины сидели, обдумывая, как бы объегорить друг друга. Диллон восхищался изворотливостью колдуна: надо же, какую байку сочинил, лишь бы набить себе цену. У Диллона, однако, была своя гордость. Еще никому не удавалось надуть его в денежных делах. Однако, по правде говоря, до сегодняшнего дня он и не попадал в подобные истории. Временами Том Диллон почти жалел, что ему довелось услышать о camarones grandes, редких, восхитительно вкусных креветках, которые прекрасно чувствуют себя лишь в одном месте в мире и представляют собой единственную продукцию, поставляемую на рынок захудалой деревушкой Пуэбло Пекуэньо.