Альберт работал с поразительной точностью и скоростью, его руки двигались уверенно, как будто он проводил эту операцию тысячи раз. Для удаления гематомы он использовал технику, которую в этой больнице никто, кроме него, не практиковал — минимально инвазивную, с применением специального отсоса, который он сам модифицировал для таких случаев.
— Давление стабилизируется, — сообщила Елена через полчаса. — Пульс нормализуется.
— Хорошо, — Альберт начал закрывать доступ. — Мельников, ты видишь, что я делаю? Это называется «спасение жизни». В следующий раз, когда ты решишь поиграть в нейрохирурга, вспомни этот момент и вызови кого-нибудь, кто знает, где в голове находится мозг.
Мельников молчал, его лицо было красным от унижения и гнева.
Операция закончилась успешно. Пациента перевели в реанимацию, и Альберт, сняв перчатки, вышел в коридор. Головная боль вернулась с удвоенной силой. Он прислонился к стене, закрыл глаза и нажал на имплантат за ухом, активируя его на максимальную мощность.
— Спасибо, — раздался голос Елены. Она стояла рядом, тоже сняв операционную маску. — Ты спас ему жизнь.
— Это моя работа, — просто ответил Альберт, не открывая глаз. — Хотя бы кто-то в этой больнице должен ее выполнять.
— Импланта́т снова барахлит? — спросила она, заметив его жест.
— Он работает на пределе возможностей, — Альберт открыл глаза и посмотрел на нее. — Как и все мы здесь.
Елена кивнула, понимая без слов.
— Я слышала, к тебе приходил ГКМБ.
— Новости быстро разносятся, — усмехнулся Альберт. — Да, инспектор Строгов решил лично предупредить меня о последствиях моего «нестандартного подхода» к лечению. Видимо, спасать людей теперь считается преступлением.
— Они становятся все агрессивнее, — задумчиво сказала Елена. — В прошлом месяце закрыли три подпольные клиники в пригороде. Говорят, там использовали какие-то экспериментальные методы регенерации тканей.
Альберт напрягся, но постарался не показать своего интереса.
— Тебя это волнует? — спросил он как можно небрежнее.
— Меня волнует, что люди не могут получить нормальное лечение без разрешения бюрократов из ГКМБ, — ответила она. — И меня волнует, что однажды они придут и за тобой, Альберт. Ты не слишком осторожен.
— Осторожность — привилегия тех, кто может себе позволить смотреть, как умирают люди, — он оттолкнулся от стены. — Мне пора.
— Куда ты? — спросила Елена. — Тебе нужно отдохнуть после такой операции.
— У меня обход, — ответил он. — Кто-то должен убедиться, что мои дорогие коллеги не убили еще кого-нибудь, пока я занимался Мельниковским пациентом.
Елена покачала головой, но не стала его останавливать. Она знала Альберта достаточно хорошо, чтобы понимать: спорить бесполезно.
Обход по отделениям Городской больницы № 4 был похож на прогулку по кругам Дантова ада. Каждый этаж представлял свою версию медицинского кошмара.
Терапевтическое отделение на втором этаже было переполнено. Койки стояли даже в коридорах, а пациенты с хроническими заболеваниями получали лишь минимальное облегчение симптомов из-за «дефицита» лекарств, который на самом деле был следствием коррупции и черного рынка.
— Пациенту Соколову нужен дигоксин, а не эти плацебо, которые вы ему даете, — бросил Альберт заведующей отделением, докторy Надежде Ильиничне, пожилой женщине, давно сдавшейся перед системой. — Его сердечная недостаточность прогрессирует.
— Где я возьму дигоксин, Харистов? — устало ответила она. — Он в списке дефицитных препаратов уже третий месяц.
Альберт молча достал из кармана халата небольшой пузырек и передал ей.
— Только не спрашивайте, откуда, — сказал он. — И не говорите Зоркину.
Надежда Ильинична удивленно посмотрела на пузырек, затем на Альберта.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Не думала, что ты…
— Что я способен на человеческий жест? — усмехнулся Альберт. — Не обольщайтесь. Просто мне надоело видеть, как Соколов мучается. Это раздражает.
На третьем этаже, в хирургическом отделении, ситуация была не лучше. Пациенты после операций лежали в палатах по 8-10 человек, антисептиков не хватало, медсестры были перегружены.
Альберт проверил нескольких послеоперационных пациентов, внес коррективы в назначения и отчитал молодого хирурга за небрежно наложенные швы.
— Если ты не можешь сшить кожу ровно, как ты собираешься шить сосуды, Петров? — спросил он, осматривая шов на животе пожилой женщины. — Это не вышивка бл… крестиком, это хирургия!
На четвертом этаже располагалась педиатрия — самое тяжелое для Альберта отделение. Дети всегда были его слабостью, хотя он никогда бы в этом не признался. Здесь он задержался дольше всего, проверяя каждого маленького пациента, корректируя лечение, давая указания персоналу.
— У малыша Демина симптомы энцефалита, а не простого менингита, — сказал он педиатру, докторy Ольге Семеновне. — Нужно провести люмбальную пункцию и начать противовирусную терапию.
— У нас нет противовирусных для детей такого возраста, — ответила она с отчаянием в голосе.
Альберт потер шрам на лице, затем достал из внутреннего кармана флакон.
— Вот, разведите согласно инструкции. Дозу рассчитаем по весу.
— Но это…
— Да, это препарат, который не зарегистрирован в нашей прекрасной стране, потому что чиновники считают, что он слишком дорогой. В Европе его используют уже пять лет. И да, я контрабандист, сообщите об этом ГКМБ, если хотите. Но сначала спасите ребенка.
Ольга Семеновна молча взяла флакон, понимая, что спорить бесполезно.
По мере прохождения обхода Альберт все больше убеждался в том, что система здравоохранения не просто сломана — она активно убивает пациентов. И самое страшное, что большинство его коллег либо смирились с этим, либо, как Мельников, компенсировали некомпетентность самоуверенностью.
В конце обхода Альберт заглянул в отделение неотложной помощи на первом этаже. Там всегда было худшее сочетание хаоса и безнадежности. Сегодня не стало исключением — переполненный зал ожидания, стоны пациентов, измученный персонал.
— Доктор Харистов! — окликнула его Маргарита Светлова, которая, вопреки всем правилам трудового распорядка, после операции не ушла домой, а спустилась помогать в приемное отделение. — Можно вас на минуту?
Альберт подошел к ней, удивляясь энергии этой молодой медсестры.
— В чем дело, Светлова? Еще один пьяный хирург решил поиграть в бога?
— Нет, — она понизила голос. — У нас поступил пациент с необычными симптомами. Никто не может поставить диагноз. Думаю, вам стоит взглянуть.
— Почему ты решила, что меня это заинтересует? — Альберт поднял бровь, но в его глазах мелькнул интерес.
— Потому что это что-то новое, — просто ответила она. — А вы любите загадки.
Альберт секунду смотрел на нее, затем кивнул.
— Веди.
Маргарита привела его к смотровой кабинке в дальнем углу отделения. На кушетке лежал мужчина средних лет, бледный и покрытый потом. Его грудь часто поднималась и опускалась, как будто ему не хватало воздуха.
— Марат Калинин, — представила пациента Маргарита. — 33 года. Поступил час назад с жалобами на боли в груди и затрудненное дыхание. ЭКГ в норме, анализ крови не показывает маркеров инфаркта, рентген легких чистый.
Альберт подошел к пациенту и начал осмотр. Пульс учащенный, но ритмичный. Легкие чистые. Сердечные тоны ясные. Но что-то было не так, и Альберт это чувствовал.
— Когда начались симптомы? — спросил он пациента.
— Вчера вечером, — ответил Марат, с трудом выговаривая слова. — Сначала была просто тяжесть в груди. Потом стало трудно дышать. И этот странный металлический привкус во рту…
— Металлический привкус? — Альберт напрягся. — Где вы работаете, Марат?
— Я водитель… грузовика… дальнобойщик.
— Какие грузы возите?
— Разные… Последний был… химикаты какие-то… для завода на юге города.
— Вы контактировали с грузом? Была утечка? Разлив?
Марат попытался вспомнить.
— Была небольшая авария… Один контейнер поврежден… Но я в кабине был, ничего не попало…
Альберт обернулся к Маргарите.
— Токсикологический скрининг делали?
— Нет, — она покачала головой. — Аппарат сломан уже месяц.
Альберт выругался сквозь зубы.
— Похоже на острое отравление тяжелыми металлами, — сказал он. — Возможно, через дыхательные пути. Нам нужен антидот, но сначала надо узнать, что это за химикаты.
Он поставил Маргариту более подробно расспросить пациента о грузе, а сам отправился искать что-нибудь, что могло бы помочь в диагностике. В подсобном помещении он активировал связь с Нейро.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал он, когда появилась голограмма ИИ. — Есть доступ к транспортным накладным за последние 24 часа? Ищу химический груз, доставленный на южный промышленный район. Водитель — Марат Калинин.
— Ищу, — отозвался Нейро. — Но системы защищены. Это займет некоторое время.
— У нас его нет, — Альберт нетерпеливо постукивал пальцами по стене. — Пациент умирает.
— Есть, — сказал Нейро через минуту. — Накладная на имя Калинина Марата Джамшутовича. Груз — промышленный раствор трихлорэтилена и соединений кадмия. Высокотоксичный. Пункт назначения — химический завод «Южный полимер».
— Черт, кадмий! — Альберт побледнел. — Этому идиоту нужен хелатный агент, иначе он не протянет и суток.
Он быстро вернулся к пациенту, который уже начал синеть.
— ЭДТА! — крикнул он Маргарите. — Найдите этилендиаминтетрауксусную кислоту! Должна быть в аварийном наборе при химических отравлениях!
Маргарита бросилась выполнять приказ, а Альберт начал готовить пациента к детоксикационной терапии.
— Держитесь, Марат, — сказал он. — Вы отравились парами кадмия. Мы сейчас вытащим эту дрянь из вашей крови.
Марат слабо кивнул, его глаза были полны страха и доверия одновременно.
Маргарита вернулась с ампулами ЭДТА, и Альберт быстро рассчитал дозировку.