Он подключил флешку к ноутбуку, предварительно отсоединив его от сети для безопасности.
— Нейро, — позвал он, и голограмма ИИ материализовалась рядом. — Просканируй содержимое, но не запускай ничего. Проверь на вирусы и трекеры.
— Сканирую, — отозвался Нейро. — Что вы обнаружили на заводе?
— Человека, который либо гений, либо безумец, — ответил Альберт, доставая контейнер с нанокровью. — Возможно, и то, и другое.
Он осторожно поместил контейнер в портативный анализатор, который собрал сам из деталей списанного больничного оборудования. Устройство мигнуло и начало процесс сканирования.
— Файлы чистые, — сообщил Нейро через минуту. — Трекеров не обнаружено. Содержимое… впечатляющее. Научные данные, схемы, формулы, протоколы экспериментов. Всё выглядит профессионально и действительно инновационно.
Альберт кивнул, наблюдая за результатами анализа нанокрови на экране.
— Это невероятно, — пробормотал он, изучая данные. — Если это не подделка, то мы смотрим на настоящий прорыв. Наномашины, интегрированные с органическими структурами, способные адаптироваться к тканям хозяина без отторжения. Технология регенерации на клеточном уровне…
— Военное применение очевидно, — заметил Нейро.
— Как и медицинское, — парировал Альберт. — Представь возможность восстанавливать поврежденные сердечные ткани. Лечить инфаркты, не оставляя рубцов на миокарде. Регенерировать клапаны вместо их замены.
Его глаза блестели от возбуждения, которого он не испытывал уже много лет. Это была чистая, незамутненная научная страсть — то, что когда-то привело его в медицину.
— Доктор Харистов, — голос Нейро прервал его размышления. — В файлах есть предупреждение о побочных эффектах. Нестабильность наномашин при определенных условиях. Риск неконтролируемой репликации.
Альберт кивнул, возвращаясь к реальности.
— Конечно. Ничто не бывает идеальным, особенно технологии на таком раннем этапе разработки. — Он задумался. — Нам нужно провести собственные тесты. В контролируемых условиях.
— Вы рассматриваете предложение Тайгаева? — спросил Нейро.
— Я рассматриваю научные факты, — ответил Альберт. — Если эта технология действительно работает, она может изменить всё. Не только кардиологию — всю медицину.
Он откинулся в кресле, массируя виски. Головная боль, его верная спутница, возвращалась, несмотря на нейромодулятор.
— Но Тайгаев прав в одном — ГКМБ не прекратит поиски. Если они узнают, что технология у нас…
— Они придут за вами, — закончил Нейро. — И за мной.
Альберт кивнул, глядя на мерцающую голограмму своего цифрового помощника. Нейро был гораздо больше, чем просто ИИ — он был партнером, коллегой, возможно, даже другом, если можно было так назвать отношения человека и искусственного интеллекта.
— Нам нужно подготовиться, — сказал Альберт, принимая решение. — Если мы собираемся исследовать эту технологию, мы должны сделать это правильно. Безопасно. Нужна лаборатория, оборудование, защищенная коммуникация.
— У вас есть план? — спросил Нейро.
— Начало плана, — Альберт встал и подошел к старому медицинскому шкафу в углу комнаты. Открыв скрипящую дверцу, он извлек из потайного ящика небольшую записную книжку. — У меня есть контакты. Люди, которые помогали мне доставать лекарства и оборудование. Некоторые из них имеют доступ к заброшенным медицинским объектам.
Он листал страницы, пока не нашел нужное имя.
— Дмитрий Хазин. Журналист-расследователь, специализируется на коррупции в медицине. У него есть доступ к заброшенному исследовательскому центру в пригороде. Мы помогли его дочери два года назад, когда никто другой не взялся.
— Вы доверяете ему? — в голосе Нейро слышалось сомнение.
— Достаточно, чтобы начать, — ответил Альберт. — В этом мире полное доверие — роскошь, которую никто не может себе позволить.
Он закрыл записную книжку и положил ее в карман халата.
— Завтра я свяжусь с ним. А сегодня… — он бросил взгляд на контейнер с нанокровью. — Сегодня мы проведем первичный анализ. Я хочу знать всё о составе этой жидкости, прежде чем решать, стоит ли она риска.
Нейро кивнул, его голограмма слегка пульсировала, словно от предвкушения.
— Подготовить протоколы тестирования?
— Да. И проверь базы данных на наличие любой информации о проекте «Феникс». Но осторожно — никаких следов, которые могли бы привести ГКМБ к нам.
Альберт подошел к окну. Ночной город мерцал редкими огнями, большинство районов погружено во тьму из-за экономии электроэнергии. Неоновые вывески элитных кварталов контрастировали с темнотой бедных районов — наглядная иллюстрация расслоения общества.
Где-то там, в этой тьме, люди умирали от болезней, которые можно было бы вылечить, имей они доступ к нормальной медицине. Люди, подобные пациентам, которых он видел каждый день в своей больнице. Люди, списанные системой со счетов.
— Знаешь, Нейро, — тихо сказал Альберт, не отрывая взгляда от города. — Возможно, пришло время подумать не только о лечении симптомов, но и о лечении самой системы.
— Звучит почти революционно, доктор, — заметил ИИ.
— Возможно, — Альберт повернулся, его глаза блестели решимостью. — Но иногда революция — единственный способ вылечить системную болезнь.
Нанокровь в контейнере мягко мерцала в свете настольной лампы, словно соглашаясь с его словами.
Глава 5: Чёрный дождь
Две недели пролетели как один день. Альберт полностью погрузился в изучение нанокрови — технологии, которая с каждым новым тестом казалась все более революционной и невероятной.
В заброшенном исследовательском центре на окраине города, куда их привел журналист Дмитрий Хазин, они с Саяном оборудовали временную лабораторию. Небритый, с вечно растрепанными волосами и настороженным взглядом, Дмитрий выглядел как человек, который слишком много знает о темной стороне системы.
— Это место официально не существует с 2039 года, — объяснил он, проводя их по полуразрушенному комплексу. — После Экономического коллапса правительство закрыло все «непрофильные» исследовательские центры. Этот занимался регенеративной медициной — слишком дорого для нашей прекрасной системы здравоохранения.
Дмитрий не задавал лишних вопросов о том, чем именно планируют заниматься Альберт и Саян. Его интересовала только одна вещь:
— Это поможет людям? — спросил он прямо. — Или это очередная военная игрушка, которая принесет еще больше страданий?
— Это может изменить медицину навсегда, — ответил Альберт. — Если мы сделаем все правильно.
Этого было достаточно для Дмитрия. Он дал им доступ к генераторам, системам безопасности и даже организовал тайную доставку части необходимого оборудования через свои журналистские каналы.
В лаборатории они работали посменно. Саян занимался стабилизацией формулы нанокрови, Альберт применял свои обширные знания в кардиологии для адаптации технологии к лечению сердечных заболеваний. Нейро помогал с анализами и моделированием, его вычислительные мощности оказались бесценны для проекта.
Первые эксперименты на тканевых культурах показали потрясающие результаты. Нанокровь действительно стимулировала регенерацию поврежденных клеток, причем в десятки раз быстрее, чем любые известные методы.
— Это невероятно, — Альберт смотрел на данные, выведенные на экран. — Регенерация миокарда на 74 % всего за 48 часов. Даже в теории такое считалось невозможным.
— И это только начало, — Саян работал над микроскопом, настраивая его для лучшего обзора наномашин. — Когда мы полностью стабилизируем формулу, показатели будут еще выше.
Однако не все шло гладко. Несколько раз наномашины демонстрировали нестабильность — начинали неконтролируемую репликацию или теряли свою функциональность.
— Это проблема интеграции, — объяснял Саян, анализируя неудачный образец. — Наномашины должны идеально синхронизироваться с биологическими процессами организма. Любой дисбаланс приводит к сбоям.
— А что насчет отторжения? — спросил Альберт. — Иммунная система должна реагировать на них как на чужеродные тела.
— Именно поэтому мы используем синтетическую кровь как основу, — ответил Саян. — Она создана по образцу крови хозяина, но с модификациями, которые делают ее «невидимой» для иммунной системы. Идеальная маскировка.
Параллельно с работой в тайной лаборатории Альберт продолжал свои обязанности в Городской больнице № 4. Это становилось все сложнее — он недосыпал, головные боли усиливались, нейромодулятор справлялся с ними всё хуже.
— Вы выглядите ужасно, доктор Харистов, — заметила Елена Воронина, столкнувшись с ним в коридоре после очередной смены. — Что-то случилось?
— Всего лишь очередной день в раю, который называется нашей медицинской системой, — отшутился он, но Елена не улыбнулась.
— Я серьезно, Альберт. Вы измотаны. У вас руки дрожат. Когда вы в последний раз нормально спали?
— Сон — это роскошь для тех, кому нечем заняться, — он попытался обойти ее, но Елена загородила дорогу.
— Так не может продолжаться. Вы рискуете не только своим здоровьем, но и здоровьем пациентов. Врач в вашем состоянии не должен оперировать.
Альберт собирался ответить резко, но что-то в ее глазах — искреннее беспокойство, а не просто профессиональное неодобрение — остановило его.
— Я… в порядке, — сказал он мягче. — Просто много работы.
— Какой работы? — Елена прищурилась. — Вы что-то скрываете, Альберт. Последние две недели вы исчезаете сразу после смены, не отвечаете на вызовы, приходите с красными глазами и запахом химикатов, которых нет в нашей больнице.
— Теперь вы за мной следите? — он поднял бровь.
— Нет, — она вздохнула. — Но я не слепая. И я не единственная, кто это заметил. Игнат Рязанцев приходил на проверку швов. Спрашивал о вас. И, что интересно, Марат Калинин тоже. Тот самый водитель с отравлением кадмием. Он полностью восстановился, кстати. Необычно быстро, по словам доктора Кравцевой.