– Я вам уже объясняла, что люди моря не отвечают за сказанные в вашем мире слова, – напомнила русалка.
Вскоре они подошли к небольшому коралловому мостику, перекинутому через тихий и глубокий ручей.
– Но если мы сейчас в воде, что же тогда там? – спросил Бернард, показав на ручей под мостом.
– Вот теперь ты задаешь слишком глубокие для меня вопросы, – сказала русалка. – Во всяком случае, если бы я ответила, ответ показался бы тебе слишком глубоким. Идемте, иначе опоздаем на банкет.
– А что у вас подают на банкете? – спросил Бернард, и русалка любезно ответила:
– Всякую всячину, чтобы есть.
– И пить?
– Бесполезно, – сказала она. – Так вы ничего не поймете. Мы пьем… Нет, вам все равно не понять.
Травянистая дорога расширилась, и они вышли на перламутровую террасу, очень гладкую и блестящую. Жемчужные ступени вели вниз, в самый прекрасный сад, какой только можно вообразить. Вы сможете представить такой сад, только если будете пытаться это сделать целый год и еще один день, сверяясь с самыми прекрасными картинками и самыми учеными книгами по садоводству. Но вот что самое странное: когда дети позже пытались его обсудить, они ни разу не смогли сойтись во мнениях, какой формы там были клумбы, в каких направлениях тянулись дорожки, каких видов и расцветок там были цветы – вообще ни в чем. Но каждому из них сад показался, и всегда будет казаться, самым прекрасным садом, когда-либо придуманным или созданным. И все увидели вдали за деревьями сияющие купола и башни очень красивых зданий, и далеко-далеко послышалась музыка, настолько далеко, что сначала нельзя было уловить мелодию. Но вскоре стало ясно, что это самая красивая мелодия в мире.
– Вот так ну! – внезапно сказал Рубен, впервые подав голос. – Не пойму, чего играет. Только не арфа, – решительно добавил он.
– А теперь, – заявила русалка, когда они приблизились к полосе деревьев, – вы кое-что получите.
– О, спасибо, – сказали все, и никто не захотел добавить: «Что?», хотя это простое слово вертелось у всех на языке. Наконец, оно соскользнуло с языка Рубена, и русалка ответила:
– Овацию.
– Это как-то связано с яйцами, я знаю, – сказала Кэтлин. – Отец говорил мне об этом на днях[19].
– Там не будет яиц, – ответила русалка, – и, может, вам это покажется чуточку театральным. Но когда все закончится, начнется самое интересное. Не бойся, Кэтлин… Мавис, не тереби волосы. Выглядеть неопрятной сейчас нельзя, поскольку сейчас вас публично поблагодарит сама наша королева. А вы бы предпочли обойтись без благодарностей? Тогда следовало бы подумать об этом раньше. Если вы и дальше будете совершать благородные поступки, вам стоит привыкнуть к благодарностям. Да, и не забудьте поклониться. А бояться вовсе нечего.
Они прошли под деревьями и оказались на открытом дворе перед дворцом из сверкающего жемчуга и золота. На серебряном троне восседала самая прекрасная в мире дама в короне со звездами, в зеленом платье и золотых туфельках. Она улыбалась так ласково, что дети позабыли о своем страхе. Музыка оборвалась на пронзительно-сладкой ноте, и в наступившей тишине гости почувствовали, что их осторожно подталкивают к подножию трона. Их окружила огромная толпа, собравшаяся на жемчужном тротуаре.
Королева встала и вытянула к детям тот конец скипетра, на котором сияла звезда, похожая на звезды в ее короне.
– Добро пожаловать, – сказала она голосом слаще музыки, – добро пожаловать в наш Дом. Вы были добры, вы были храбры, вы были бескорыстны, и все мои подданные преклоняются перед вами.
При этих словах вся огромная толпа склонилась в их сторону, как тростник на ветру, и сама королева спустилась по ступеням трона и протянула к детям руки. У них так перехватило дыхание, что они едва могли дышать, когда ее нежные руки стали опускаться на головы каждого из них по очереди.
Затем толпа выпрямилась, и кто-то закричал трубным гласом:
– Дети спасли одну из нас! Мы умираем в неволе. Славьте детей. Славьте!
Рев, подобный реву диких волн, разбивающихся о скалы, вознесся над огромной толпой, окружившей гостей. Замахали флаги или шейные платки – дети не разобрали, что именно, – а потом раздался голос их русалки:
– Ну вот и все. А теперь устроим пир. Не правда ли, мама?
– Да, дочь моя, – ответила королева.
Значит, русалка, которую они спасли, – дочь королевы!
– Я и не знала, что ты принцесса, – удивилась Мавис, когда они последовали за королевой по коридору.
– Наверное, поэтому все подняли такой шум, – сказал Бернард.
– О нет, мы должны встречать овацией всех, кто спас из плена любого из нас. Мы любим овации. Только нам так редко выпадает возможность их устроить, тут даже обычный праздник попробуй-ка устрой. Люди полны предрассудков. Нам крайне редко удается убедить кого-нибудь из них явиться к нам с визитом. Я бы и вас не заполучила, если бы вы случайно не нашли ту пещеру. Невозможно так крепко обнять Кэтлин на мелководье. Вода в пещере гораздо лучше держит на поверхности, чем вода в море. Полагаю, вы это заметили.
Да, они заметили.
– Можно, на банкете мы сядем рядом с тобой? – вдруг спросила Кэтлин. – Потому что тут все такое незнакомое, понимаешь.
– Конечно, дорогая, – ответила морская леди.
– Мне ужасно жаль, – вдруг заявил Бернард, – но, думаю, нам пора домой.
– Даже не заикайся об этом! – воскликнула русалка. – Вы же только что пришли.
Бернард пробормотал что-то насчет того, что надо вернуться домой вовремя и умыться к чаю.
– У нас будет куча времени, – нетерпеливо сказал Фрэнсис. – Не пори горячку и не порти веселье.
– Я не порю горячку, – сказал Бернард, невозмутимый, как всегда. – Я никогда не порю горячку. Но, по-моему, пора подумать о возвращении домой.
– Ну вот и думай, – оборвал Фрэнсис и повернулся, чтобы полюбоваться гроздьями алых цветов, свисающих с колонн галереи.
Пиршество было очень пышным, но потом дети так и не смогли вспомнить, что же они ели из серебряных блюд и пили из золотых чаш. Однако всем запомнились лакеи в облегающих костюмах из серебряной чешуи, серебряных перчатках без пальцев и в чем-то вроде шлемов, что, по словам Кэтлин, делало их похожими не столько на людей, сколько на рыб.
– Но это и есть рыбы, – сказала принцесса, широко открывая свои прекрасные глаза. – Это Лососеры, а тот, что стоит за креслом матери, Великий Лососер. Я слышала, в вашей стране есть великие лорды и пэры, а у нас есть Великие Лососеры.
– И все ваши слуги – рыбы? – спросила Мавис.
– Конечно, – кивнула принцесса, – но мы редко прибегаем к их услугам, разве что в торжественных случаях. Бомльшую часть работы у нас выполняют низшие сословия – в основном электрические угри. Они вырабатывают всю энергию для наших машин.
– И как вы ее получаете? – спросил Бернард. Перед его мысленным взором пронеслось видение: он становится великим человеком, открывшим коммерческую ценность электричества, вырабатываемого угрями.
– Мы держим их в баке, который подсоединен к нашим домам, – объяснила русалка. – Стоит повернуть выключатель, и энергия подается ткацким или токарным станкам, или на чем там вы работаете. При повороте выключателя запускается непрерывное течение, и угри плавают в его потоке все по кругу и по кругу, пока работа не прекращается. Это изумительно просто.
– Это просто изумительно, – тепло сказала Мавис. – Я имею в виду всё здесь.
Она махнула рукой в сторону ряда белых арок, сквозь которые ясно проглядывала зелень сада и синева того, что казалось небом.
– Значит, ты живешь тут и целый день только и делаешь, что играешь? Как мило.
– Игра скоро надоест, если не заниматься ничем другим, – мудро заметил Бернард. – По крайней мере мне бы точно надоела. Вы когда-нибудь мастерили паровую машину? – спросил он у принцессы. – Вот что я называю работой.
– Для меня это было бы работой, – ответила она, – но разве ты не знаешь, что работа – это когда тебе приходится делать то, что тебе не нравится? А игра – то, чем тебе хочется заниматься. Возьми еще ароматных эндрюсов.
Она сделала знак Лососеру, который приблизился с большим подносом фруктов. Пирующие сидели по четверо, пятеро и шестеро за маленькими столиками вроде тех, что бывают в ресторанах больших отелей, где едят люди, путешествующие на машинах. Эти маленькие столики хорошо подходят, чтобы за ними беседовать.
– Тогда чем же вы занимаетесь? – спросила Кэтлин.
– Во-первых, мы должны поддерживать течение всех рек – земных рек, я имею в виду – и следить за дождевыми и снежными кранами, и заботиться о приливах и водоворотах, и открывать сундуки, в которых заперты ветры. О, нелегко быть принцессой в нашей стране, скажу я вам, уж не знаю, как в вашей. А чем занимаются ваши принцессы? Тоже открывают сундуки с ветрами?
– Мы… мы не знаем, – ответили дети. – Мы думаем, они открывают только благотворительные ярмарки.
– Мама говорит, они ужасно много работают и навещают больных в больницах… – начала было Кэтлин, но в этот миг королева встала, и все остальные тоже.
– Пойдемте, – сказала принцесса, – моя очередь наполнять реки. Только принцессы могут выполнять сложнейшую работу.
– А какая самая трудная из твоих обязанностей? – спросил Фрэнсис, когда они вышли в сад.
– Не подпускать море к нашему королевству и сражаться с Глубинным Народом. Мы удерживаем море снаружи мысленно, стараясь сделать это обеими руками, изо всех сил. И, конечно, тут нам помогает небо.
– А как вы сражаетесь с Глубинным Народом… И кто они такие? – поинтересовался Бернард.
– Тупоголовые, злые твари, живущие в глубинах морей.
– Они не такие, как вы? – спросила Кэтлин.
– Ну знаешь, дорогая моя!
– Она хотела сказать: мы и не подозревали, что под водой кроме вас живут и другие люди, – объяснила Мавис.
– Вы знаете о нас гораздо меньше, чем мы о вас, – сказала принцесса. – Конечно, здесь, внизу, живут всякие народы и племена, у которых разные обычаи, разная одежда и все такое прочее. Но кроме нас, есть две великие нации – Тупоголовые и Тонкокожие, и нам приходится сражаться с ними обеими. Тонкокожие живут у поверхности воды: легкомысленные, глупые существа, похожие на наутилусов и летучих рыб, весьма симпатичные, но вероломные и легкомысленные. Они очень коварны. Тупоголовые живут в холодных глубоких темных водах. Это отчаянный народ.