В какое-нибудь место, где они с девчонкой не вызовут подозрений.
В место, где никого не удивят человек в возрасте и его молодая компаньонка. В место достаточно коррумпированное, чтоб обеспечить себе прикрытие.
Разве не очевидно? Лос-Анджелес.
Гарнер сидел у себя на кухне, прикладывая лёд к гудящей голове и ожидая звонка полицейских. Но ему казалось, что толку от копов не будет вовсе.
Свободной рукой он ощупал повязку. Слишком тугая. И частично блокирует зрение правым глазом.
Он снова попытался припомнить подробности нападения. Он вспомнил, как открывал дверь. Потом — бам! — и следующим его воспоминанием было, как над ним хлопочут парамедики. Кто-то нашёл его в стоящем на парковке авто.
Телефон прозвонил, и он ответил ещё до того, как затих первый звонок.
— Да!
— Преподобный Гарнер? Это Брент из Аламедского госпиталя...
Гарнер испустил вздох. Он много помогал госпиталю, и в отделе неотложной терапии его знали. Он консультировал выздоравливающих после передоза и спидоносцев. Но сейчас у него не было времени на дела госпиталя, он хотел только очухаться и продолжить поиски Констанс.
— Брент, я сейчас правда очень-очень занят...
— Я знаю... Я слышал. Но тут девушка умирает и просит послать за вами. Она на грани комы. Передоз крэка. Очень крупная доза. Думаю, её старикан обчистил барыгу, и они смалили всю ночь. Девушку зовут... Беренсон.
— О чёрт.
На грани комы. С крэком это обычно значит, что дело швах, и Алевтия умирает.
Он заслышал голос Алевтин, как только ворвался в палату неотложки. Она умоляла, стонала.
Гарнер развернулся и увидел её в одном из альковов. Обложенная льдом, она покоилась на госпитальной койке. Он понимал, что означают эти пузыри льда. Последнее, отчаянное средство сбить температуру тела, вызванную передозом крэка и смертоносной лихорадкой. Она умирает. А ребёнок?..
Две медсестры и врач хлопотали над ней. Мягко гудела аппаратура, отслеживая жизненные признаки. Теперь девушка снова лежала неподвижно. Перестала вопить и дёргаться.
— Мы снова её теряем, — сказал врач без всякого выражения.
— Где чёртова акушерка? — надрывным голосом, на грани истерики, вопросила одна из медсестёр.
Гарнеру хотелось подойти к Алевтии, потянуться к ней, взять за руку. Но уже слишком поздно; она лишилась чувств и что-то лопотала в приступе делирия.
Боясь что-то предпринять, он стоял и молча молился.
Проползла минута. Он стоял и смотрел. На мониторе, показывавшем сердечный ритм, появилась ровная линия. Устройство издало однократный ровный писк, жалобно возопив в никуда. Синий код. Сердце остановилось.
Они попробовали прямой массаж сердца и ничего не добились. Попытались запустить сердце разрядами дефибриллятора. Это вообще редко получалось, не сработало и для Алевтин. Она умерла.
— Что там насчёт кесарева? — спросила медсестра.
— Ребёнка тоже потеряли, — ответил хирург.
Гарнер подумал горько: Я молюсь в пустоту.
Копы. Надо идти к копам. Рассказать им про Констанс. Найти её.
С пересохшим ртом, слушая, как сердце бухает в груди, Гарнер на негнущихся ногах побрёл к выходу. Ему ничего не хотелось. Только отыскать Констанс.
Ребёнка тоже потеряли.
— Как и я, — вслух сказал Гарнер. — Я тоже потерял ребёнка.
Он не обращался ни к кому в особенности. Может быть, разве что к Богу.
Комната для посетителей была выкрашена белой краской, ярко освещена и уставлена дешёвыми оранжевыми пластиковыми стульями, по большей части такими кривобокими, что садиться страшно. Кроме них, комнату несколько оживляла только отретушированная фотография: осенний пейзаж в Новой Англии. Фотография была не повешена, а посажена на цемент.
Какой-то ребёнок разрисовал её фломастером, накалякав над лесным озером, утопавшим в оранжевом свете заката, комиксовое облачко со словами: Выпусти меня отсюда! Я тону в оранжевом дерьме!
Прентис и Джефф сидели одни в углу, ожидая Лонни. Надзиратель сказал, что Лонни был соседом Митча и дружил с ним ещё до ареста.
— Его друг? — озадачился Джефф. — Странно, что мы никогда не встречались.
— Нет, — сказал надзиратель, — не странно.
В другом углу комнаты мальчишка-чикано весело болтал на испанском с матерью. Мальчишка был толстенький, рябощёкий, с замысловатой причёской: Прентису казалось, что в голове у него кто-то пробил дырку. Вокруг шеи у мальчугана висела золотая цепь, разумеется, фальшивая.
Джефф неловко пошевелился в кресле.
— Думаешь, тот доктор наврал? Доктор Драндху?
— Иисусе, ну что за имечко — будто у злодея из сериалов про Флэша Гордона. Не знаю, Джефф... — Прентис пожал плечами. — Надо расспросить Лонни. Если Митч сам себя изуродовал...
— Это совсем на Митча не похоже. Он всё что угодно может выкинуть, но боль Митч ненавидит. Он вообще ненавидит любой дискомфорт, не то что ты со своим спартанским характером. И если бы он задумал себя увечить, то перед этим по крайней мере забрался бы в душевую. Я хочу сказать, что он никогда себя не запускал.
— Ну да. Эми тоже была с сумасшедшинкой, но я мог бы поклясться, что ей и в голову не придёт себя увечить. Но она же это сделала?
Он умолк, смутившись. Чикано и его мать свели головы теснее и стали вместе молиться по-испански.
Надзиратель сообщил:
— Почти каждый мальчишка тут из банды. Митч был среди них исключением.
Мальчик-чикано молился, слёзы текли по его щекам. Юные бандиты представлялись Прентису немного иначе. С другой стороны, здесь же нет companeros[22] мальчишки, чтобы увидеть это зрелище.
— Знаешь, — шепнул Джефф, — говорят, что девчоночьи банды хуже всех. Они теперь держат девчонок в особом месте. Они прямо как воительницы апачей. Пытают пленных. Нет, серьёзно. Если они кого-то поймали, нассали на него и пинают ногами — всё, ему не жить. Некоторые мальчишечьи банды удовлетворяются подобным унижением и отпускают жертву. С девками не так.
— Я рад, что в этом местечке раздельное обучение.
Запертая ранее дверь скрипнула и отворилась. Вошёл мальчишка. Кровей в нём было намешано вдосталь: немного восточной, может быть, вьетнамской, немного испанской, немного европеоидной. Длинные тёмные волосы ниспадали на плечи. Он носил футболку с эмблемой «Металлики», джинсы и чёрные высокие кроссовки «Адидас». Входя, он едва заметно склонил голову. Мускулистые руки его были покрыты самодельными татуировками: змеи и мультяшные девушки. За ним следовал чернокожий охранник с изрядным брюхом, в униформе цвета хаки, предусмотрительно расстёгнутой там, где выпирал живот, держа руку на кобуре.
— У тебя десять минут, Лонни, — сообщил охранник, — потом в Группу.
— Меня с этой Группы тошнит, — пробормотал Лонни, опасливо озираясь.
— Ты сам сделал свой выбор, дружок, — сказал охранник сипло. Вытащив сигарету из кармана рубашки, он разжёг её старой «Зиппо» и удалился.
Джефф и Прентис придвинулись к Лонни. Пожали его неожиданно мягкую руку. Представились.
— Превед-кагдила, — ответил Лонни спокойно, без всяких эмоций. Он полез свободной рукой в карман джинсов и выудил оттуда папироску. Осмотрел по очереди Прентиса с Джеффом, опустил глаза на пол, вернулся взглядом к посетителям.
— Чё надо, парни?
— Я брат Митча Тейтель...
— Я знаю, вы мне об этом уже говорили. В чём дело, я спрашиваю? Не хочу зря трепаться. Давайте быренько перетрём и разойдёмся. Митч мне тоже как брат, поняли?
— Лады, — кивнул Джефф. — Давай так договоримся: если ты сообщишь нам что-нибудь полезное, мы подмахнём нужные твоему адвокату бумаги. Типа, ты нам помог. Это тебе пригодится, когда настанет время выйти отсюда. Мы пытаемся понять, куда подевался Митч. Я не собираюсь делиться с копами тем, что ты мне расскажешь. Я сам его найду, мне копы для этого не нужны. Есть идеи?
Лонни затянулся сигаретой и посмотрел на них.
Прентис подумал, не предложить ли ему денег. Но почувствовал, что это против какого-то табу: утверждение Лонни о близкой дружбе с Митчем казалось безусловно искренним.
— В госпитале, — продолжал Джефф, — видели, как кто-то увозит его на коляске. Такой смешной человек, уже в возрасте... Есть у тебя идеи, кто он?
Лонни пожал плечами.
— Наверное, Больше Чем Человек.
Прентис уставился на него. Разве не было что-то в бумагах Эми, переданных ему в госпитале, про Больше Чем Человека? Кажется, и она сама говорила... не один раз...
— Понятия не имею, кто такой этот грёбаный Больше Чем Человек, — сказал Лонни, — но Митч так его прозвал. Он сказал, что кто-то из Дабл-Ки поможет ему прорваться в мир рекординговых лейблов. Митч хотел писать песни и всё такое прочее. Я ничего не знаю про этого Больше Чем Человека, кроме того, что он неебически богат.
— Что такое Дабл-Ки? — спросил Джефф.
— А ранчо такое. Где-то в окрестностях Малибу. Там часто вечеринки устраивают, с девушками, наркотой и прочим дерьмом. Я слышал про него и раньше, прежде чем Митч мне все уши прожужжал.
— Ты копам про это рассказал? — спросил Прентис.
— Да нет, канеш. — Мальчишка аж фыркнул. Переместился к стулу, на подлокотнике которого стояла оловянная пепельница, взял её одной рукой, а другой стряхнул туда пепел от папироски. Было в его движениях что-то неожиданно женское.
— Ты видел, как Митч... э-э... — Джефф поколебался. — Как он себя увечит?
Лонни скорчил гримасу омерзения, но такую же мимолётную, как при виде пролетающей мимо навозной мухи. Затем лицо его снова стало равнодушным.
— А то. Я ему велел вытащить заточку, иначе так отдубашу, что не встанет.
Прентис ждал, что мальчишка уловит иронию в собственных словах. Прекрати себя уродовать, а не то я тебя отдубашу. Но он этого не сделал. И, может статься, не случайно.