— Я... — Посмотрела вдаль, где на приличном расстоянии, но всегда в поле зрения стояли почерневшие, похожие на кости руины Дабл-Ки.
— Там ничего, — сказал Прентис и уверенно кивнул, подкрепляя слова. — Там ничего. Оттуда ничего не выползало. Там ничего нет.
Девушка облегчённо улыбнулась и залезла обратно в машину.
— Ты уверен, — сказал Лонни, — что тебе ничего больше не нужно?
Прентис покачал головой.
— He-а. У меня теперь даже электричество есть. Я в порядке. Я в полном порядке. — Он покосился на «Датсан». — Слышь, Лон, половина денег — её.
Лонни усмехнулся.
— Не вопрос.
Он полез в карман за ключами от машины.
— Ну...
— Конечно, — улыбнулся Прентис. — Ещё увидимся.
Он молча махнул рукой Эвридике и пошёл в хижину. Пёс поднялся и потрусил за ним.
Лонни вернулся в машину и поехал обратно той же дорогой. Эври подняла стёкла, чтобы пыль не летела в салон.
Когда Лонни выехал на хайвей, Эвридика нарушила молчание:
— Что это был за чек?
— Деньги за сценарий. Фильм уже начали снимать, так что ему ещё будет. А с почтой ему связываться неохота.
— А зачем он его подписал для тебя?
— Он и с банками не хочет связываться. Он мне доверяет. Я не взял ни центом больше оговорённого. Мы договорились, что я выполняю его поручения и так далее.
— Он что, фильм сторговал кому-то?
— Фильм ужасов. Я так думаю, у него серьёзный прилив вдохновения. Не знаю, откуда.
Девушка рассмеялась, оценив шутку, и он порадовался. Но потом сказала:
— Лучше бы меня на главную роль взяли. Я бы стала звездой фильмов ужасов. Меня даже гримировать не надо.
— Да ладно, пустое.
У неё искривился рот, и ему показалось, что Эвридика сейчас расплачется, но она не стала плакать. Ну, разве чуть-чуть. Сменила тему:
— Он собирается тут дом строить. Откуда у него деньги?
— Не знаю. Наверное, оттуда же, откуда у Дракса. Он много денег получил за тот фильм ужасов. Они уверены, там, в городе, что это будет хит. Знаешь, он купил землю, на которой стоит халупа. И земли Ранчо тоже. Он владеет им.
— Ты серьёзно? Тогда почему ты на него работаешь? Просто по дружбе, да?
Его немного смутила лёгкость её догадки.
— Нет. Мне нравится ему помогать, и... мне нужно сюда приезжать время от времени. Я плохо сплю, если долго не вижу его.
Ему подумалось, что надо бы отвезти её перекусить. Хорошо, когда можно кого-то пригласить на обед. Ему нравилось общество Эври: она знала то же, что и он, и не ждала, что он станет её лапать, как некоторые другие девушки. Ей вообще больше не хотелось, чтобы к ней прикасались. Ему тоже.
За обедом он рассказал Эври, сколько денег ему дал Прентис. Хватит на местечко получше, чтобы жить. И на пластику получше. Они некоторое время сидели в молчании, потом Эври сказала:
— Да, я рада, что он там. Но мне за него тревожно. Он... он там один, с ним только старый Драксов пёс. Ему, наверное, так одиноко. Он же там совсем один.
Лонни покачал головой.
— Совсем нет. Он там не один. Он совсем даже не один. Он взял к себе Эми.
И ЭТО БЫЛ БЫ КОНЕЦ, ЕСЛИ БЫ НЕ...
...маленький рассказ-продолжение, написанный в 1999 году.
Суитбайт-пойнт
Дело вполне рутинное: подбросить няню домой. И не было повода ему обернуться так, как обернулось.
Почти каждую субботу этой весны, когда Лэнс Твилли и Латеша Твилли возвращались к себе с вечернего турнира боулинг-лиги Суитбайт-Пойнт, няня, которую звали Данеллой, уже успевала накинуть свой плащик, когда парочка только начинала раздеваться. Данелла была готова уйти — ох как готова: она просидела пять часов, развлекая семилетних близнецов. Мальчишки в это время обычно уже спали, а Данелла отчаянно зевала.
Лэнс был немножко навеселе, но на его стиле вождения это не сказывалось: как и всегда, машину он вёл спокойно, медленно, методично, ни разу не выходя за установленный предел скорости на этом участке. Он был из тех, кто останавливается на пустом перекрёстке и внимательно смотрит по пять секунд в каждую сторону, прежде чем поехать дальше. Иногда Латешу, гораздо более порывистую, это раздражало, а временами, когда Лэнсу случалось выпить, — радовало.
Лэнс и Латеша были межрасовой парой. Он — белый, коренастый, лысеющий, с неизменной слегка снисходительной усмешкой и зачатками второго подбородка. Она — невысокая негритянка с причёской как початок кукурузы и талантом художницы батика в технике сибори. Руками Латеши было раскрашено немало проданных туристам футболок с символикой Суитбайт. Лэнс встретил её на турнире по боулингу. Им обоим было хорошо за тридцать, когда они поженились.
— Поженились в первый и последний раз, — частенько говаривал он, а она отвечала:
— Ты что это, чёрт побери, имеешь в виду? Что никогда меня не оставишь или что я стану отгонять от тебя всё бабьё?
Разумеется, это была шутка, и вслед за этим Латеша неизменно крепко сжимала его руку.
Этой ночью, когда Данелла оделась и застегнула плащ, Лэнса охватила внезапная дурнота — опустилась на него, как если бы чувство это было живым и материальным.
— Словно бы шёлковый шарф завязался вокруг шеи, — так он описывал его впоследствии. — Холодный. Очень холодный.
Той ночью он в первый раз заметил, какие полные у сиделки груди, какие длинные ноги — длинней, чем у его жёнушки. Длинные, стройные и красивые.
Идя с Данеллой к машине, он чувствовал на щеках дуновение холодного ветра, приносившего солёный запах моря и вонь нефти — нефтяная компания божилась, что никакой утечки в этом районе нет.
Что-то изменилось.
Он взял из багажника камеру — какой смысл был ему брать видеокамеру? Никакого. Он ведь поехал провожать Данеллу, няню своих детей. Он почти никогда не пользовался камерой, и жена его постоянно изводила: зачем, мол, столько денег ухлопал? Данелла бросила взгляд на камеру, которую он умостил на заднем сиденье, но ничего не сказала.
— Холодновато для апреля, — заметила она вместо этого, когда Лэнс запустил мотор и поехал по грязной дороге под гнущимися на ветру соснами к хайвею № 1. — Я из Чикаго приехала. Я-то думала, в Калифорнии тепло.
Они свернули на главную трассу, и ветер задул навстречу «Фольксвагену».
— На побережье Северной Кали никогда не знаешь, какая погода выдастся, — услышал Лэнс собственный голос. Хотя эта фраза вполне могла быть произнесена им самим и по своей воле, ему померещилось, будто кто-то сказал её вместо него. — Когда я жил на Лонг-Айленде, много лет назад, там было тёплое течение, и вроде только расслабишься, привыкнешь на него полагаться, как тут — бум! и так холодно...
Собственный голос показался ему таким далёким, что он почти слышал его эхо. Как если бы голос доносился издалека — из тёмной пещеры ночного неба.
— Я думаю, это всё сдвиги погоды, — сказала Данелла. Ей было девятнадцать — симпатичная девчонка с кожей цвета напитка, какой получается, если залить кипятком три столовых ложки какао. Она училась в местном колледже: два года уже оттрубила, а теперь думала, не перевестись ли в ветеринарный колледж, если потянет плату за обучение. — Ну, вы знаете: глобальное потепление и всякое такое.
— Ага. — С чернильного неба сквозь прорехи в облаках на него смотрели звёзды. — Ты хочешь стать ветеринаром?
— Надеюсь. Чертовски надеюсь, правда. Я люблю животных. Мне нравится с ними возиться. Вы читали эту книжку — О всех созданиях, прекрасных и удивительных?
— Нет.
Он пытался почувствовать руки, лежавшие на рулевом колесе. Ему казалось, что управление телом кто-то перехватил, бесцеремонно отсоединив Лэнса: руки делали свою работу и даже больше, чем от них требовалось. Они меняли полосы, шли на обгон, чего он почти никогда не делал. Собственно, вообще никогда. Двухполосная трасса, ночь... он редко когда так спешил. К тому же в клубе Лэнс пропустил несколько кружек пива. Смысла обгонять не было. Смысла спешить не было.
Он обогнал ещё одну машину и увеличил скорость до полусотни миль в час.
— Вот так я и захотела стать ветеринаром, — говорила между тем Данелла. — Прочитав... эту книжку. — Девушка опасливо покосилась на спидометр. На повороте машину ощутимо занесло.
— Вам нравится вот эта песня «Битлз», да? — спросила она. — Вон та, что звучит из той машины? — Непрямой вопрос, с какой стати он так ускорился. Дорога теперь шла почти по берегу и сильно петляла. Пятьдесят миль в час — это слишком для такого участка. Но он продолжал увеличивать скорость: пятьдесят пять... шестьдесят... шестьдесят пять... семьдесят.
— Ой, — только и сказала девушка, когда они с трудом вписались в поворот. Твилли уставился на ворота Суитбайт-Пойнтского дендрария. Ворота были прямо по курсу. Он почувствовал, как сбрасывает скорость и поворачивает на парковку дендрария. Почему? Зачем здесь тормозить? У дендрария?
Не было никакой причины заезжать на парковку.
Не было никакой причины поворачивать оттуда на отводную дорогу, по которой обычно ездили грузовички садовников.
— С машиной что-то не так? — спросила Данелла.
Он попытался ответить, но не произнёс ни слова. Он подъехал вплотную к заграждению поперёк грязной дороги, к югу от главного комплекса, и погасил фары. Потом развернул машину, вытащил ключи зажигания, положил в карман, вылез, откинул цепочку, закреплённую на металлических воротцах, вернулся в машину. Данелла смотрела на него.
— Я тебе кое-что хочу показать, — услышал он собственный голос, снова запуская двигатель и устремляя машину вниз по грязной дороге. — Кое-что интересное. Ты не поверишь. — И он услышал, как добавляет: — Ты ведь интересуешься животными?
Ещё был смех, но Лэнс не мог утверждать, что рассмеялся вслух.
— А? — сказала девушка, чуток расслабившись. — Ага. Да.
Она подрабатывала в зоомагазине и мечтала стать ветеринаром. Может, в дендрарии есть берлоги чёрных медведей?
— Но... а у нас проблем не будет? Дендрарий-то закрыт...