– Я будто всю жизнь провела в хибаре, – Лита потупилась, – и вдруг оказалось, что за ее порогом – целый мир.
– Это не метафора, – улыбнулась Джиа. – Так ведь было на самом деле.
Девушки переглянулись, и Лита рассмеялась. Звук рикошетил от хитрых стен, усиливался и грохотал.
– О боги! – охнула Джиа. – Твой смех ужасен!
– Знаю, – не расстроилась Лита.
– Тем прекраснее все прочее. И, девочка моя…
Джиа коснулась нежно щеки Литы.
– Нэй может возомнить, что делает тебе одолжение, взяв в подмастерья. Но самодовольство ослепляет Нэя. Это ты делаешь одолжение ему. Ты будешь учить его.
– Чему? – изумилась Лита. – Я только и могу, что на время вселяться в мелких тварей.
– Волшебство бывает разным, – уклончиво ответила Джиа. – Но я чувствую: ты способна вытащить Нэя из темноты.
– Я даже не знаю, где он сейчас.
– Никто не знает. Но у меня есть догадка. Имя ей Алексис.
– Еще одна соперница? Подружки Жабы что, становятся в очередь, чтобы прикончить меня?
– Боюсь, было бы сложно тягаться с Алексис. Но нет, она не соперница тебе. Это имя мертвеца. Мертвеца, бесконечно дорогого окаменевшему сердцу Георга.
Лита понимающе кивнула.
– Нэй лишился возлюбленной?
– Он никогда не рассказывает об этом. Но мы, женщины, мудрее, чем о нас привыкли думать. А мужчины… определенные грибы в супе развязывают их языки так, что они и во сне болтают. – Глаза Джиа заискрились.
Лите пришла в голову странная мысль: «Жаль, что Джона Бабса не существует. Жаль, что передо мной не юноша с точно такими же манерами, такой же очаровательной улыбкой, такими же мягкими губами».
Их близость была необыкновенной, полной неги и в равной степени смущения. Неловких столкновений лбами, щекотки, порожденной ловкими пальцами и наглым языком Джиа, а потом… Лита словно кувыркнулась в бархатистую темноту и расплавилась, стала густым медом в требовательных руках любовницы и неохотно собралась заново, растрепанная и покрасневшая.
– Что? – спросила Джиа, прищурившись.
– Задумалась. – Лита потеребила амулет с Человеко-мышью. – Выходит, Алексис умерла? Или ее убили?
– Кабы я знала! Но раз в год, в начале мая, наш Нэй пропадает без вести. И чтоб из-под моего пера больше не вышло ни строчки, если он не заливает свое горе вином на могиле Алексис.
– Пьет? – Лита нахохлилась. – Вместо того, чтобы спасти нас?
– Ой, не велика потеря. Дамам иногда полезно побыть наедине. К тому же у меня созрел кое-какой план. – Джиа хлопнула в ладоши. – Обсудим за тарелочкой грибного!
– С удовольствием, – сказала Лита.
Присутствие Джиа в недрах катакомб несколько успокоило Литу. Как и ощущение сытости в животе. Но когда камешки на расчерченном полу шевельнулись, шевельнулись и наэлектризованные волоски на предплечьях. Пламя факелов трепетало, трепетали две женские тени, стекая по полу к ужасающему разлому.
– Они слышат нас, – прошептала Джиа.
Камешек запрыгал по буквам, нарисованным мелом.
«Да».
– Вы не причините нам вред?
«С»
«П»
«А»
«С»
«И»
– Они хотят, чтобы мы спасли их.
– Но как?
«И»
«Л»
«И»
«С»
«Е»
«Д»
«И»
«М»
– Или они нас съедят. Безапелляционные парни.
«Думай о них как о жертвах. Таких же пленниках башни, как ты сама». – Лита утихомирила дрожь в руках.
Крысы подтвердили теорию Джиа. Хвостатые шпионы спустились в дыру и показали Лите, как устроен мирок слизней. Она видела – красными глазками грызунов – затопленные казематы и плавильные горны в воде, комнатушки с прогнившими деревянными нарами, ржавые цепи. Там, во мраке, дети работали, там они умирали, взывая о помощи. Помощь явилась спустя века.
– Мы вас освободим, – сказала Джиа. – Она освободит вас.
«Я?» – едва не выпалила Лита.
– Тебя знают за чертой.
– Да, – заворочала Лита пересохшим языком. – Я проведу вас. Я выведу вас на свободу.
Она вспомнила духоловку и зловещий штиль, вспомнила атолл и прожорливых угрей, порожденных тьмой. Не совершают ли они ошибку? Не притворяется ли мрак загубленными душами детей?
Но отступать было поздно. А Джиа, будто зачитывая вслух главу из романа Джона Бабса, провозгласила:
– Ее зовут Лита, дочь Альпина, и она знает дорогу на ту сторону!
Вот тогда-то они и полезли из пролома. Влажные, извивающиеся в свете факелов твари. Лите потребовалось собрать волю в кулак, чтобы не взвизгнуть и не ринуться прочь. Слизни подползали, карабкались друг на друга, стирали жирными телами меловые буквы. Из-под сочащейся пленки проступали лица. Вечность в подземелье наложила на них страшный отпечаток. Но за скорбью в смазанных чертах угадывалась надежда. Дети-слизни окружали девушек.
– Веди, – велела Джиа.
То была странная процессия. Рыбацкая девка шествовала впереди, и все, от отца до Лиззи и Коффина, лишились бы дара речи, увидав такое. Да что там – жаба в человеческом обличье, Георг Нэй, от удивления сел бы на задницу.
За Литой шагала рыжеволосая красотка, улыбающаяся так, как улыбаются писатели, сочинившие особенно удачный сюжетный поворот. А дальше… десятки слизней, как единое целое, ползли за проводницей извивающимся хвостом, марали слизью ступени винтовой лестницы. С каждым поворотом их движения становились все более неуклюжими, а тела уменьшались и усыхали, но они упорно лезли вверх.
– Давайте же, – окликнула Лита.
Обитатели катакомб больше не внушали страх. Величиной с кошек, они барахтались на скользких ступеньках. Лица с огромными слезящимися глазами были обращены к проводнице.
«Мы идем, – будто говорили они. – Не бросай нас, мы идем».
Лита подумала о собаке, умиравшей от ее ножа.
Вера – вот что движет и живыми, и мертвыми, и теми, кто между. Наивная и глупая вера.
Лита склонилась и подобрала ослабевшего слизня. Понесла на руках, ощущая слизкую прохладную плоть и ровное биение внутри. Неужели сердце? Но их сердца остановились давным-давно…
– Пришли! – сказала Джиа в башенной надстройке.
Ужас Северной башни вяло копошился у ног.
«Я не знаю, что делать дальше!» – подумала Лита.
«Ты знаешь, – раздался голос в ее голове. Будто бы искажаясь в стенах акустической комнаты, звук проникал точно в мозг. – Придумай нас. Представь нас такими, какими мы станем».
«Хорошо, – не разжимая губ, сказала Лита. Зажмурилась сильно-сильно. – Я попробую».
Слизни вытягивались и подрагивали. Цеплялись за штанины. Создание в руках Литы вибрировало.
– Не получается! – отчаялась Лита. А когда разлепила веки…
Слизняк таял, линял… Под отваливающимся киселем плоти мотылек, размером с кулак, махнул прозрачными крылышками, избавляясь от пленки.
– Перерождение, – прошептала Лита.
– Ну, подруга…
Зачарованная Джиа смотрела, как слизняки распадаются, а из лужиц вспархивают мотыльки. Так души покидают хладное тело. Но разве мир за чертой не был мраком, кишащим голодными чудовищами? Разве не отправлялись эти несчастные души в пекло?
Или… мы сами придумываем загробный мир? И вариантов множество, как островов на Реке. Для каждого свой…
«Тогда пусть ваш пункт назначения будет прекрасным садом».
Тончайшие крылья коснулись ее волос. Мотылек с человеческим лицом, крошечным личиком в пыльце, совершил круг над оцепеневшими девушками и выпорхнул в синеву снаружи надстройки. За ним вылетели десятки мотыльков. В лучах закатного солнца они казались золотыми.
Души покинули Северную башню, а Литу покинули силы. Она плюхнулась в подсыхающую лужу и разревелась. Она думала о матери, летящей в вышине, о матери-птице.
– Боги! – всхлипнула Джиа, растирая влагу по щекам. – Мои читатели будут в восторге! Эту книгу надо печатать на водонепроницаемой бумаге, иначе их слезы…
Она не договорила. На лестнице загрохотало, и через минуту разномастная группа ворвалась в надстройку. Там были люди и бывшие люди – гуттаперчевые зомби. И парочка духов.
– Вийон! – воскликнула Лита. – Как я рада тебя видеть!
Дух-ласка вильнул пушистым хвостом, взобрался на бедро старой знакомой, позволяя гладить себя по загривку. Упитанный енот подозрительно обнюхивал липкую лужу.
– Фу! Гром, фу!
Толстяк колдун щипал свои слоистые подбородки миниатюрными пальчиками:
– Что тут произошло? Что вы, черт подери, делали в моей башне?
Лита сморгнула слезы и указала на черные косички, гневно трепещущие в толпе.
– Этот вопрос я переадресую Веноне Банти.
– Венона? – Толстяк Гарри Придонный, законный хозяин башни, повернулся к управляющей. – Это твоих паучьих рук дело?
– Гарри, поверь, я…
– Поверить? Женщине? – Гарри хохотнул. – Моя мать рожала горбунов и двухголовых монстров, но дураков она не рожала. И ежели эта, в соплях, окажется простолюдинкой Литой, чтоб мне сесть на диету, я догадываюсь, почему дверь была заперта снаружи.
Венона одарила Литу испепеляющим взглядом. Та достойно отразила ментальную атаку и ухмыльнулась торжествующе. Почему же ей не торжествовать сегодня?
Управляющая поспешила вниз по ступенькам.
– Задержать, – шикнул Гарри Придонный. Зомби повиновались. – А ты кто такая? – Колдун зыркнул на невзрачную востроносую служанку в серых одеяниях.
– Никто. Не обращайте внимания.
– Гром! Фу! – Гарри потопал обратно, бурча под нос что-то про проходимцев и про женщин в чертогах башен.
– Джиа!
– Тише, моя девочка. – Служанка подмигнула. На секунду в ее «мышиной», прилизанной прическе полыхнул рыжий локон. Полыхнул и исчез, как исчезает пламя в угасшем костре, как исчезают следы поцелуев с разнеженного тела. – Если захочешь снова увидеться или покушать грибного супа, ты знаешь, где меня искать.
– Нет, не знаю.
– Логично, – согласилась «служанка», она же – известнейший писатель Оазиса. – Тогда я сама тебя найду.
Джиа растворилась в сгущающихся сумерках. В бойницы проникал пахнущий рекой воздух, вечерняя прохлада остужала кожу.